Заза Двалишвили - Дом последнего дня [СИ]

Девушка влюбилась. Окружающие обратили на это внимание не сразу, а когда заметили, никто не удивился: влюбленная девушка – дело обычное. Только подружки несколько раз пытались выспросить имя парня, но так и ничего не добились.

– Я не знаю, кто он, – пыталась объяснить она.

– Как же ты можешь любить, если даже ни разу не видела его? Может, тебе это все просто приснилось?

– Не приснилось, вот здесь больно очень, – отвечала Марика, приложив руку к груди.

– Ну и ну, – отзывались подружки, шушукаясь между собой. Одна из них поделилась даже со своим братом. Парень оказался не из понятливых и все никак не мог взять в толк, о чем твердила его сестра.

– В кого же все-таки она влюблена?

– Говорю же тебе, чурбан ты этакий, она сама не знает: к примеру, может быть, в тебя или в кого другого, но ей не дано это знать.

– Так не бывает, – резонно заметил брат.

– А вот и бывает, ты что, не веришь в настоящую любовь?

– Влюбляются обычно в кого-то.

– Так она в кого-то и влюблена, просто не знает, в кого. Представь себе настоящее чувство без конкретного адресата, этакая любовь в чистом виде.

– Это крыша у твоей подруги поехала, да и у тебя тоже, – отмахнулся брат.

– А я хотела, чтобы кто-то влюбился так в меня, – мечтательно сказала сестра.

Скоро вся деревня узнала про эту историю. Кто смеялся, кто жалел, а кто и завидовал, но ясно было одно: с девушкой творилось что-то неладное, она чахла прямо на глазах. Мать привела какую-то бабку, знающую разные заговоры, но после ей стало еще хуже. Марика заболела и слегла. Однажды ночью она встала с кровати, в одной рубашке вышла из дома, спустилась в ущелье и прыгнула в реку. Течение вынесло ее в долину, где рыбаки достали из воды ее бездыханное тело. Хоронили девушку всей деревней. Могилу вырыли на краю кладбища: все-таки она покончила жизнь самоубийством. Марике тогда было семнадцать лет.

…

– Теперь ты все знаешь, – сказал Гоги, – так что выбирай: с нами останешься или спустишься вниз, в деревню.

– Я попытаюсь спуститься, – робко произнес Ираклий.

– Учти, там тебя никто не ждет.

– Знаю, но я слишком долго шел к этому, надо дойти до конца.

Гоги отворил старые ворота и рукой указал на спускающуюся вниз тропу. Ираклий повернулся к девушке, стоявшей рядом:

– Прощаться не буду, может быть, еще встретимся.

– Иди, тебя ждет дорога, – ответила та, указав рукой вниз.

– Ты так просто отпускаешь меня? – чувствуя неловкость, произнес он. Внешне девушка вполне годилась ему в дочери.

– Я желаю тебе жизни, – просто сказала Марика.

…

Ираклий долго пробирался сквозь густую чащу кустарника, растущего на склоне горы, и когда заросли его кончились, он вышел к какому-то плато. На небосклоне показалось солнце: оказывается, уже давно рассвело, и утренние лучи беспощадно жгли поляну. Но Ираклия это только радовало. Внизу показалась деревня, и сердце учащенно забилось… Главное сейчас добраться до села, среди людей смерть его не достанет. Впереди он заметил нескольких крестьян, это местные пастухи выгнали на пастбища своих коров и, устроившись в тени, мирно отдыхали. Ираклий бежал и кричал, словно зовя их на помощь, ведь, возможно, среди них есть и его друзья детства. Собака, сидевшая рядом со своим хозяином, вскочила и с лаем кинулась навстречу. Вскоре и пастухи заметили бегущего по склону человека, встали на ноги и, как показалось Ираклию, начали перешептываться между собой. Теперь он узнал среди них несколько своих бывших товарищей. Вот Гурам, самый худой и длинный, а вот эти двое – Резо и Махара – неразлучные братья. Все они гостили у Ираклия в городе на его квартире полгода назад. Эти ребята свои, они должны узнать его, и тогда он спасен, они не дадут Ираклия в обиду.

– Здравствуйте, друзья, я же обещал, что вернусь. Теперь мы снова вместе, хорошо-то как!

Собака, приблизившись, вдруг заскулила и, поджав хвост, побежала обратно. Едва переведя дух, Ираклий подошел к пастухам. Те молча смотрели на него, не обронив ни слова.

– Я только что приехал из города, ночью заблудился и не туда попал. Ну, что же вы молчите, не уж-то не узнали меня? Это я, Ираклий, внук дедушки Давида, наш дом стоял вон на той окраине. – И тут в голове промелькнула догадка, что здесь что-то не так.

Один из пастухов, тот, которого звали Гурамом, подошел к Ираклию, остановился перед ним и с опаской в голосе проговорил:

– Дедушку Давида помним и Ираклия знали, в детстве вместе играли, а вот кто ты такой – непонятно.

– Ну как, это ж я, ведь вы все гостили у меня в Тбилиси полгода назад, неужто забыли? Неужели за тридцать пять лет ваша деревня так изменилась, что вы разучились встречать гостей?

Гурам достал из кармана какую-то бумажку и протянул Ираклию:

– Прочти, эту телеграмму почтальон принес вчера, там и адрес указан, и имя.

Ираклий вырвал из рук бумажку и, чуя неладное, в лихорадочной спешке пробежал по строчкам, но ничего не разобрав, так как буквы прыгали перед глазами, только еле слышно шептал губами: «Что это? Что?».

– Это сообщение о твоей смерти, если ты, действительно, Ираклий. Твоя родня приглашает нас на похороны, прости, там все ясно сказано.

– Что? Чьей смерти, какие похороны?

– Тебе лучше знать; скажи, откуда это ты бежал сломя голову?

– Ну как, вы же видели, – едва слышно выговорил Ираклий.

– Вот именно, что видели. Ты бежал со стороны кладбища, из леса, небось, вышел! Точно, из леса, и не смей отрицать – все равно не обманешь!

Вперед вышел Резо и обратился к соседу:

– Гурам, нельзя его в деревню пускать: это же не Ираклий, а злой дух в его обличии.

– Да вы что?! – в отчаянии закричал Ираклий. – Это я, живой и здоровый, какая телеграмма?…Может, на почте что перепутали или кто-то зло подшутил. Вы что, так и будете меня здесь держать или прогоните обратно?

– Есть хороший старинный способ проверить, человек ты или нет, еще старики учили, как быть в подобных случаях. А ну, лови его, ребята!

Ираклий еще не успел опомниться, как пастухи навалились на него и, достав кинжалы, стали нещадно колоть в живот, плечи, лицо, конечности.

Ираклий думал, что от боли сойдет с ума, но боли не было, острые ножи вонзались как бы в чужое тело. Боли не было, и крови тоже.

– Смотрите, он точно нелюд, ничего не чувствует! Гони его, ребята, обратно в лес!

Вскоре вся деревня собралась вокруг. С вытянутыми от страха и любопытства лицами, крестьяне под общий крик и свист вовсю орудовали увесистыми дубинами, безжалостно пытаясь прогнать его подальше от села. Уже отчаявшись достучаться до сознания друзей и молча стиснув зубы, он убегал, хотя дышать становилось все труднее. Надежда, соединявшая два времени и являвшаяся как бы связующей нитью между нынешним его плачевным состоянием и тем далеким детством, к которому он, убегая от одиночества, так стремился, была убита; и при этой мысли Ираклий ощутил жуткую боль и истошно заорал. От этого жуткого крика даже крестьяне в испуге попятились назад. Боль была острая, невыносимая…, тело его ожило и закровоточило…

…

Читать дальше