Заза Двалишвили - Сон Геродота [СИ]

– Вот это твой дядя, Габо. Маме было плохо, и она уехала далеко. Теперь ты будешь жить с дядей, слушайся во всем его. Совсем ребенок одичал, – повернулась няня к Луцию.

Широко раскрытыми глазами смотрел Габо на незнакомого человека, видно, и впрямь не был приучен видеть людей. Луций шагнул и взял мальчика.

– Не могу простить себе, что оставила ее одну. Говорила ей, чтобы тоже шла со мной в деревню, но не послушалась. Теперь как нам быть, господин?

Печальным взглядом обвел Луций мертвый город. Когда сюда возвращался – будто на крыльях летел – так не терпелось увидеть родной дом, а теперь тяжко было оставаться здесь, чувствовал, что здесь в этом пустом городе среди руин и камней не сможет он жить. Вокруг стоял запах смерти. «Вот что убило Марцию», – подумал он.

– Ну так как мы поступим господин? Останемся здесь или пойдем в деревню? Как скажете, так и сделаем.

……………………………………………………………………….

– Вот здесь стоял храм Юпитера Величайшего.

– Здесь? – няня Клавдия с удивлением окинула взглядом раскинувшееся пустое поле.

– Двести лет назад, когда вандалы взяли Рим, вокруг все было сожжено и разрушено. С тех пор, наверное, на эту гор никто и не поднимался.

Старая женщина присела на лежавший рядом камень и с изумлением всплеснула руками.

– И ты все это хочешь восстановить?

– Я посвящу этому всю жизнь, – решительно сказал Луций. – А пока построим рядом маленький домик, где мы будем жить.

Через неделю Луций сидел перед наспех сложенной хижиной и листал листы старого пергамента. Неподалеку, нагнувшись над тазиком, няня Клавдия стирала белье.

– Знаешь, что это за книга? – обратился Луций к ней, – вся история нашего рода описана здесь. В течении многих веков писалась эта книга, и уже тысяча пятьсот лет исполнилось с тех пор, как раскрыл ее первый летописец.

– Да ну? – не смогла скрыть удивления няня.

– Здесь подробно рассказано, как выглядели здешние места во времена наших предков. Вот там, перед спуском, стояла сторожевая башня, а вокруг все было окружено белокаменной стеной. Все это так представляю, будто наяву вижу. Сегодня же обязательно начну копать землю.

– Зачем? Для чего?

– Как это, для чего? – с удивлением повернулся Луций. – Чтобы все это восстановить. Ведь это наша земля. Сам царь Ромул подарил ее нашему роду. Вот здесь, в бумагах, грамота с его печатью.

– Это какой Ромул?

– Тот, который основал этот город и возвел первую крепость.

На лице старой женщины появилась невольная улыбка.

– Ромул был царем, сынок, у него достаточно было людей и рабочих, небось, не сам строил. Ты один как собираешься справиться с этим?

– Если мои предки сумели, значит, и я смогу. Это ничего, что я один. Вот увидишь: осенью ты не узнаешь эти места.

Действительно, в течении всего лета Луций без отдыха работал лопатой и киркой. Трудно приходилось ему одному, ведь к работе не был приучен. На ладонях появились мозоли, а на пальцах – незаживаемые язвы, ломило суставы. По вечерам, как убитый, падал там же, где и работал, а на следующее утро с лопатой в руках усердно копал и переворачивал высохшую от летнего зноя землю.

Однажды лопата наткнулась на что-то твердое, и посыпались искры. Луций быстро выкопал яму вокруг, и радости его не было границ: из глубины показался отделанный белым камнем фундамент крепостной стены.

– Вот видите, все это не сказка, а было на самом деле!

К концу осени вдоль выкопанного рва, действительно, показались очертания старой крепости.

Шли месяцы, а Луций неустанно работал: таскал камни и ложил их вдоль вырытого рва. Через два года после начала работ, спускаясь по крутой тропе, он подскользнулся и свалился со склона, повредив себе ногу. Няня Клавдия из ближайшей деревни привела врача. Оказалось, что кость была сломана, Луций три недели пролежал, не двигаясь, но с тех пор навсегда захромал на правую ногу.

Тяжелый труд и болезнь оставили на Манилии свой неизгладимый след: он исхудал и высох, почерневшее от солнечных лучей лицо преждевременно покрылось морщинами, а в волосах появилась ранняя седина, и только глаза светились неспокойными искрами: в них чувствовались неисчерпаемая воля и жажда жизни. Иногда из ближайших деревень приходили крестьяне и с удивлением наблюдали за тем, как одинокий человек в течении стольких лет тратит свои силы на эту бессмысленную работу, изредка помогали, но чаще подмигивали друг другу, вертя пальцем у лба. Несмотря на то, что большинство из них считали Манилия сумасшедшим, или, в лучшем случае, слегка тронутым, все-таки относились к нему с невольным уважением.

Так однажды он из груды бумаг вынул какой-то истлевший лист и при тусклом свете свечи внимательно изучил его, потом повернулся к Габриэлю и заговорил:

– Удивительная вещь история. Сколько примечательных событий и тайн вмещает она. Вот хотя бы эта записка. Кем написана она, и когда – теперь не узнаешь, даже большинство слов стерто от времени, только одна фраза дошла до нас из глубины веков: «Наша любовь породила смерть…» Разве это не странно? Ведь любовь рождает жизнь, так было всегда. Кто написал это письмо, и зачем? «Любовь породила смерть…», задумчивым голосом повторил Луций. Знаешь, нечто похожее я уже читал в Библии, кажется, так звучала та цитата: «Зерно пшеницы, которое упадет в землю и не умрет – останется одно, а которое умрет – принесет много плодов». Какая это удивительная и великолепная мысль! Маленький Габриэль словно завороженный, слушал дядю.

Через десять лет после начала работ в темную осеннюю ночь скончалась няня Клавдия. Дядя и племянник только утром узнали об этом. Пришедшая из деревни старшая дочь и зять оплакали тело матери, священник справил панихиду и похоронил ее тут же на склоне горы.

Шли годы. Габриэль вырос и стал надежным помощником дяди. За это время стена крепости заметно поднялась, и ее видно было уже со всех сторон. С востока и запада стояли две сторожевые башни, точно такие же, как было описано в летописи. Часто во время работы Луций останавливался, поднимал голову и с гордостью смотрел на плоды своих трудов. Конечно, вновь построенную крепость нельзя было сравнить с древней крепостью: стены той были толще, башни – выше, да и храма Юпитера Величайшего теперь нигде не было, но одно было бесспорно: крепость существовала. Скрытая веками, она теперь словно родилась заново.