Михаил Генделев - Великое [не]русское путешествие

Отцу повезло.

И мне тоже, потому что это был мой родитель. В этой цепи счастливых случаев, прухи, слепых удач, везения, ослепительных улыбок фортуны — кульминацией было даже не то, что папе товарищ Клим, маршал Ворошилов, полководец и балетоман, положивший миллион черепов в снег, в топь Синявинских, по весне прорастающих ржавыми костями болот, Климент Ефремович, сука ебаная! первый красный офицер; кульминацией было не то, что папе выдали бесплатные протезы и по ордену Великой Отечественной войны на каждую ногу, каковыми орденами и медальонами папа не украсил себя ни разу, даже отправляясь на ежегодный сполз ветеранов, куда из его полка слетались еще двое, а кульминацией было то, что нам дали отдельную эту квартиру в двадцать семь квадратных метров всего через полтора десятка лет очереди, причем дали — без очереди.

Сюда (ба! в левом углу над окном дефекты штукатурки) как-то в ночь на 8 марта, возвратившись с шумства в честь Международного женского дня, нежный сын принес матери цветы.

Мама глубоким утром постучала в комнату сына и сказала: «Это — убрать!»

Генделев-сын, сбиваясь, поправил зимнее пальто, в котором лежал поперек и поверх одеяла, и проверил, где ноги. По памяти ощущая вестибулярку, он выбрел в комнату родителей: из рук вон плохо, из рук!

В комнате родителей — она же «большая» — было темно. Северный свет не пробивался. Северному свету из окна заслонял дорогу фикус, не вписывающийся в кубатуру и потому изогнутый даже и не вершиной, но в середине — дугой ствола на весь четырехметровый гигантский пролет «большой» комнаты. В джунглях его кроны сидел папа и читал «Науку и жизнь».

На большее места в комнате не было.

— Вынеси ботанику, — тихо сказала мама, — дай нам дышать.

Генделев изумительно быстро протрезвел: откуда?!..

— Вчера в три ночи, — наконец грозовым голосом проскандировала мама, — ты принес это. От тебя пахло. От тебя пахло вином. Ты был нетрезв, как свинья, Михалик. Ты принес это и перебудил нас всех, меня и папу, а папа так устает на работе. Ты принес это, и сказал, что это мне — женщине-и-мать, в мой Международный женский день восьмое марта. Мы не хотели брать, но ты настоял. А теперь унеси эту ботанику. Где ты ее взял?

— Угу, — сказал Генделев-сын.

И подумал, что сам бы не прочь приобщиться к информации, где это ночью достают такие деревья в кадках по пути с Васильевского острова на Черную речку, имея руп в кармане и состояние алкогольной интоксикации.

Быстро вынести икебану — об этом не было и речи. Фикус пришлось срубить, а кадку, весом не меньше центнера, выкатили на следующую ночь на помойку. Без лишнего шума. Пришлось сделать дюжину ходок, охапками вынося фикусовы листья.

Происхождение же цветов в подарок маме на восьмое марта так и не выяснилось. Подозрительно похожие кадки по случаю бросились через пару лет в глаза поэта Генделева в здании Нарвского народного суда, но как он мог попасть в Нарвский район по пути с Васильевского на Черную речку?

А кадку как раз мы с Ленькой Жабиным и выкатывали, — удовлетворенный памятливостью своей, вспомнил гражданин Израиля, вернувшись к очагу.

Мама мыла ночные тарелки, папа смотрел телевизор. «В Иерусалиме идут уличные бои, — пламенно, иллюстрируя видами Рамаллы [90] …Рамаллы. — Рамалла, также Рамаллах (букв. «Божья возвышенность») — арабский город в 13 км к северу от Иерусалима, с 1987 г. один из центров палестинской «интифады», в наст. время административный центр Палестинской автономии. , объяснял баритон. — Коренное население Палестины дает отпор сионистским захватчикам».

Эдак рассупонившись, убийцей на отдыхе, сидел оккупант в папином шлафроке и с нежностью смотрел и слушал про далекую родину.

Как раз на экране его добрый знакомец Володя — московской выучки палеолингвист Владимир Петрович Назаров [91] …Владимир Петрович Назаров. — Лингвист, литературовед (р. 1947), с 1973 г. живет в Израиле, где принял имя Зеев Бар-Селла («Волк сын Скалы», буквальный перевод имени и отчества), известен исследованиями проблемы авторства «Тихого Дона». , ныне и присно Волк Сын Скалы, то есть Зеев Бар-Селла, булгаковед из Иерусалима, несмотря что уже не мальчик, — уворачивался от булыжников усатых женщин и детей палестинской революции.

Палеолингвисту было жарко, автомат на Вове сидел плохо, за спиной. «Бои идут в центре Тель-Авива», — заходился диктор.

Владимир Петрович с натугой поднял подкатившийся кирпич и, озлившись на хулиганье, неловко отметнул в комсомольцев. Не попал! Вот всегда так…

— Звери вы там, сынок, — сказал папа.

— Дал бы ребенку поспать, — сказала мама.

— Ексель-моксель, — кажется, сказал Зеев Бар-Селла.

— Есть жертвы среди коренного населения, — сказал диктор.

Генделев-сын промолчал, потому — интересно! — что: в камере снова возник Сын Скалы с новым фингалом на скуле Владимира Петровича — двуединый, оне энергически грозили кому-то за экран, в угол, где торшер, и произносили, судя по артикуляции (звук сняли), нечто азартное по-русски.

Потом была передача о чекистах когорты Дзержинского — фаланги Менжинского, несправедливо репрессированных Сталиным. Просто Сталиным, без чинов, без титлов. Подбежал Сталин и репрессировал гоплитов [92] …гоплитов. — Гоплит — в Древней Греции тяжело вооруженный пехотинец. . Хотя невинно убиенных чекистов было до обидного мало, Генделевы посмотрели и эту интересную передачу с непреходящим вниманием.

Папа, старый человек, — взгрустнул.

На сладкое неувядаемая плясунья Кировского театра вспоминала — как живого — Мироныча…

И — сюрприз! — ударная стройка ЦМД (Центрального молельного дома) адвентистов седьмого дня, то бишь свидетелей по делу Иеговы, как в период (1917–1988 годов) нарушения ленинских — прямо руки опускаются! — норм называли их в лагерях. Хроника текущих событий [93] …Хроника текущих событий. — Обыгрывается название самиздатовского правозащитного бюллетеня, выходившего в СССР в 1968–1983 гг. .

— Что делается, — спокойно сказал папа.

— Цирк, — объявила мама.

— Цирк! — объявил диктор.

Цирк!!! «Хы-ш-ч-ни-ки!» — под увертюру прокричал шпрехшталмейстер [94] Шпрехшталмейстер — ведущий в цирковом представлении, инспектор манежа (от нем. Sprechstallmeister). , и Марш Дунаевского непринужденно перешел в «некому березу поломати». Лебядью выплыла Российская Федерация — аллегорией девы в кокошнике с андреевскими лентами и с хорошим лицом. Вывели Солженицына. Он был сыт, вял, убелен и — рыкал. Обнюхал арену, пожмурился прожекторам, но ничего, одобрил. Аллегория России пальцами нащупала в лаврах Исаича пасть. Как ни вертел головой, как ни хмурился — пасть разъяли. Амфитеатр — «Ах!!!» Дробь. Нервы как струны. Луч — в пасть, в большую. Все переживают. И тогда, очень удачно, девушка засунула в полость рта пасти зверя свою голову… Да! Кокошник не лез, Солж бил хвостом, давился, нет — не помогло! влез, как миленький! Торча из Александр Исаича, аллегория топырила отличный валдайский зад, ай-да поводила рукавами сарафана, — но в общем было уже ясно, что все «леги артис» [95] …«леги артис» — по законам искусства ( лат. legi artis). , все удалось, что это для красоты, и дробь оборвалась — ап! Ка-а-амплимент!!! Извлеченная из зверя красавица только что разрумянилась, да ленты кокошника обслюнявились, а так все — как новенькие! Ап! И — еще комплимент! Что тут стало! Овации! Купол чуть не рухнул — какие овации. На Максимова Владимир Емельяновича [96] Максимова Владимир Емельяновича — т. е. В. Е. Максимова (1930–1995), русского писателя, публициста, с 1974 г. в эмиграции — ред. журн. «Континент». и смотреть не стали, даже жалко его было по-человечески — забытого на тумбе, как ни ревел, сколь ни скребся, ни скалился, а все хотелось воскликнуть, как незабвенный Станиславский К. С.: «Не верю!» Да что там. Ничто из дальнейшего не шло ни в какое сравнение с этим гвоздем, с этой изюминкой манежа! Ни взаимоджигитовка — труппы «Нагорный Карабах», ни музыкальные: «возьмемся за руки, друзья» [97] …«возьмемся за руки, друзья». — Цит. из «Старинной студенческой песни» (1967) Б. Ш. Окуджавы (1924–1997). — лилипуты в нацкостюмах (а самый рослый и с чуприной), ни воздушные гимнасты в скафандрах якобы закрытого типа, работающие без сетки, сетку не завезли. Ни готовящиеся к гастролям хасиды, в танце хлопками ловящие моль, ни фигурное катание на катках по обоим полушариям, ни один-трезвец-с-медведем-на-один — все ни в какое сравнение! Пожалуй, что только Этот, очень смешной, спасал положение, но ведь Его всегда любят, особенно детвора. Да факир (ариец он-и-евразиец-гипербореец-и-этруск) замедитировал весь цирк вконец, сам отлично впал в нирвану, показал Шамбалу, Бодисатву-Ульянова и прародину нордических народов под Воркутой, но и ему не удалась — что ты будешь делать! — оккультно-аграрная программа, — что, в общем, понятно. Как ни верти (Гумилев-Топоров-Иванов-Сидоров [98] …Ариец он-и-евразиец… Сидоров. — Пародируются широко распространившиеся в советском и позднее российском сознании псевдоисторические, «оккультные» и т. п. построения; автор связывает их в одно целое с именами историка-этнолога Л. Н. Гумилева (1912–1972), создателя ряда весьма сомнительных гипотез, и выдающегося филолога, одного из основателей московско-тартуской семиотической школы В. Н. Топорова (1928–2005). ) — не Назарей. Хотя водная — под музыку бардов — феерия, перспектива еще Тысячелетия Крещения Руси, потрясла организм до глубины души Генделева и долго не отпускала, трясла…