Дмитрий Быков - ЖД

– Каланча! – неожиданно крикнул с нижней полки рядовой Воронов.

– Ктой-то? – дурашливо отозвался Каланчев.

– Это я, Воронов.

– Господи! Ворона! Ты откуда? Ты же на фронте, Ворона!

– Да я в Колосово тут… по заданию еду, – уклончиво отвечал Воронов.

Громов понял, что роли поменялись и что теперь он у Воронова в руках. Сейчас рядовой сдаст его партизанам, которые вряд ли благоволят к офицерству, тем более федеральному, – и прощай, моя блондинка. Воронов, однако, никого сдавать не собирался.

– Товарищ капитан, – зашептал он доверительно, – разрешите обратиться!

В него настолько вбили воинскую вежливость, а Громов еще и добавил, что теперь, в экстремальных обстоятельствах, он не мог слова сказать в простоте.

– Обращайтесь, – кисло сказал Громов.

– Это мои товарищи, я сам когда-то был в «Альтернативе», – шептал Воронов. – Знаете, еще когда они просто… ну, в армию не шли и все такое… Это уж потом я узнал, что они поезда под откос пускают. А тогда ничего такого, поэтому я с ними и был. Они нормальные ребята, товарищ капитан. Никому ничего не сделают. Может, еще до Колосова добросят… нам же срочно, да? Я договорюсь, да?

– Договаривайтесь, – пожал плечами Громов. В этой ситуации от Воронова могла быть хоть какая-то польза.

На все купе голосила проснувшаяся мамынька. Боец Петр Каланчев по прозвищу Каланча, хилый и малорослый, проталкивался к Воронову.

– Ты с кем тут? – спросил он, потискав друга в суровых подростковых объятиях.

– Это капитан Громов, следует в отпуск, в Москву, – сказал Воронов. – Лучший у нас офицер, очень солдат бережет.

– Вы, Воронов, погодите мне характеристики давать, это вам пока не по чину, – брезгливо сказал Громов. – Здравствуйте, Каланчев. Я хочу говорить с командиром вашего отряда.

– Мало ли чего вы хотите, – засмеялся Каланчев. – Тут не вы командуете.

– Каланча! – укоризненно прошипел Воронов. – Он приличный человек. Чего ты, в самом деле…

– У тебя все приличные, – сказал Каланчев, не отводя глаз от Громова. Громов хорошо видел, что Каланчев – зеленый пацан и что на дне его глаз плещется страх. Надо было не сбавлять тона, и пацан поплывет. – Вы, капитан, в отпуск, значит, следуете?

– Я вам отчитываться не буду, – спокойно сказал Громов. – А вот с командиром вашим мне есть о чем переговорить.

– Ну, положим, я командир, – нагло заявил Каланчев.

– Что положим, так это точно, – заметил Громов. – На такого командира только положить. Вы зачем взорвали дорогу, Каланчев?

С ним не стоило особенно церемониться. Это был революционер, интеллигент, мальчишка, вчерашний студент, начитавшийся прокламаций, неудачливый в любви, покупавший успех у девчонок экстремальными акциями, и ему было решительно все равно – раскидывать листовки, швыряться помидорами, давить апельсины или взрывать дороги. Обычно от этой публики не бывало ни вреда, ни пользы, но в военное время они занимались прямым саботажем. Громов слышал о каких-то партизанах, но считал их частью федеральной мифологии – где-то по чьему-то раздолбайству пошел под откос или попросту был украден поезд со жратвой или боеприпасами, вот и свалили на партизан. Громов знал цену партизанскому движению – плохо организованное, хаотичное, трусливое, оно годилось для демонстративных акций, никак не для систематической черной работы, которая и есть война. Оказалось, однако, что партизаны существовали, черт бы их побрал совсем. Вот куда делись сопляки из антивоенных демонстраций, доморощенные леваки из числа золотой молодежи, элита Садового кольца, вечно играющая в шестьдесят восьмой год. «Партизанские повести», мать их. Вечно-то здесь не может кончиться гражданская война.

– Ну ладно, – с угрозой проговорил Каланчев. – К командиру хотите? Будет вам сейчас командир. Эй, Ворона! Этот федерал тебя обижал? В наряды ставил?

– Кончай, Каланча! – почему-то вполголоса проговорил Воронов. – Ну чего ты, в самом деле… Говорят тебе – он нормальный человек…

– А то у нас быстро, – сказал Каланчев. – Ну чего, если вы все еще хотите к командиру, то марш-марш. Он сейчас машинисту справку выдает, что машинист не виноват. У вас же, сами знаете, строго теперь. По законам военного времени.

Они вышли из вагона. Было темно, пахло гарью, росой и тринитротолуолом. Далеко впереди насыпь была разворочена взрывом. Около паровоза стоял рослый малый, тоже в ватнике, но без шутовской повязки, и втолковывал что-то машинисту. Пищала птичка. Прочие партизаны покуривали поодаль. Пассажиры предполагали пойти пешком. «Пиздец!» – подумал положительный персонаж, представив последствия. Потом плюнул. «Пошли», – приказал потешный партизан, показывая перстом прямо.

Искры костра взлетали в сырое небо, чертя огненные зигзаги. Вокруг костра располагалась боевая организация «Революционная альтернатива». Воронов с Громовым на правах почетных гостей допивали двойные порции рома. Было три часа ночи. Высокая темноволосая девушка длинными пальцами перебирала струны обшарпанной гитары, явно побывавшей во многих походах еще в бардовские времена.

– А я вас читал, если вы тот Громов, – неожиданно сказал командир отряда Черепанов, высокий, носатый и непримиримый. Ему было лет пятьдесят. Он был из тех гуру, учителей-новаторов, сектантов-подпольщиков, что заражают детей поголовной ненавистью к миру взрослых и в конце концов уводят в леса. Начинается все с театра-студии или кормления бездомных собак, а кончается растлением или волной самоубийств. – У вас что-то было про первую любовь. Та-та-та первая любовь. Очень музыкально, только с надрывом. Я тогда подумал, что этот автор точно долго не выдержит, обязательно бросит. Вы до каких лет писали?

– Я не помню сейчас, – сказал Громов. – Это все глупости.

– Почему – глупости? У нас тоже свои поэты. Вот, Ваня. Вань, прочти.

– Да ладно, – буркнул Ваня.

– Да прочти! Не каждый день поэт в гостях.

Ваня прочел что-то о том, что он всегда будет против. Стихи были резкие и бутафорские, будто автор опасной бритвой резал куклу.

– Ну как? – гордо спросил командир.

– Не знаю, – сказал Громов. – Я ничего теперь не понимаю в этом. Наверное, хорошо.

Черепанов был разочарован, а Ваня, кажется, подмигнул.

– Я другое хочу понять, – продолжал Громов. – Почему надо взрывать пути?

– А вы не знаете? – недоуменно спросил Черепанов. – Вы же федерал…

– Не только федералы ездят. У нас весь вагон был – простые люди, кто-то ехал с похорон, кто-то к отцу в другой город… Если бы вы эшелоны взрывали, я бы понял. Но это ведь совершенно штатский вагон.

– Так мы вагон и не трогаем. Мы пути взрываем.

– А смысл?

– Вы правда не знаете? – спросил Черепанов. Он даже обратился к Воронову: – Что, серьезно не в курсе?