Борис Житков - Очерки

— Чего затылок то трешь, паря? Тут уж без тебя удумано. Теши без оглядки. Гляди — вечер близко.

Вот и укосины поставили. Туда бревно, сюда — паутина деревянная. Городят чего-то, и не понять сразу, что к чему.

Плюнет плотник:

— Ихнее дело! Я не ответчик.

Лещадь стали уже класть — настил. Стало теперь дело видно. Хитро вышло. Перильца ставят, стоечки.

Уж тут бы, кажется, душу отвести! Отстругнули бы что позатейливей. Праздником бы справили хороший-то конец. Так нет ведь!

Прямые стойки стоят, как солдаты. Под угольник струганы. Стоят во фрунт как мертвые. А поверху придавили их перила. Бревно бревном, только что струганное. Никакой в нем радости.

— Ка-азна! — говорят плотники. — Одно слово — казенное. Такое оно и есть.

Мост что ногами вонзился в реку, горбится крутой спиной, горит живым свежим деревом.

Посмотрит плотник с берега на свою работу — чего только не напутано: и сваи, и подпорочки, и укосинки, и стяжки. Все связано, все друг за друга держится. Там врублено, там сквозным болтом прохвачено, там шип в гнездо засажен. Тут уж ничего на глазок не пущено: до последнего вершочка все вымеряно. По дюймику, по самой мелкой мерочке тесали, пилили плотники, где было указано. Собирали бруски, бревна, как десятник велел. А инженер по мосту ходил, поглядывал да поругивался… Вслепую работали плотники. Руби, где велено.

Донельзя тошно мастеровому человеку работать без понятия. Гляди — на пятом мосту пришли плотники в полный ум.

Уж бранятся с десятником бородачи:

— Да ты нас не учи! Указчик какой! Нешто мы-то дела не знаем? Мостишка твоего поганого не сладим! Вона в Питере мост поставили: не сено возить — трамвай ходит. А на ночь середка дыбом становится, пароходы пропущает. Нева-река не твоей канаве чета… А ты учить! Ну, вот то-то.

И жалуется десятник строителю:

— Что с народом поделаешь, поумнел больно. Нипочем не хотят по проекту строить. Беда прямо!

А на плотников кричит:

— Не мудри ты мне, теши, как велят, голова садовая! Ругнется плотник, сорвет сердце — и за топор. Ворчит под нос:

— Не мудри да не мудри… да мы-то…

И тяпает, тяпает по нитке, по чужой линии…

Ставит крестьянин себе избу, ставит и дом для хлебушка. Себе городит повыше, чтоб не сырела изба, но и амбарушку хлебную старается мужик повыше поставить. Как стол на четырех ножках стоит амбарушка. Да и ножки иной хозяин вытешет с перехватами. Стоит такая избенка на курьих ножках.

Вместо лестницы закопает хозяин свайки — одна другой выше до самого порога. На дверях замок слесарный бывает, что в полдвери.

А бывает замок и плотницкий. И ключ к нему деревянный. Идет мужик в амбар, ключ на плече несет: в полсажени ключ, складной, с коленом.

Устроен замок будто бы и просто: снутри дверей деревянный засов. В засове дырки. А в ключе палец. Просунет хозяин ключ в скважину — скважина-то в кулак! Ключ в колене согнется и повиснет над засовом. Пальцем как раз против дыр. Теперь нащупай дыру и заведи туда палец. Хозяин вслепую попадет. Засунул деревянный палец в дыру, теперь ворочай ключ — и поедет засов в сторону.

Кажется, больно уж просто, всякий приладит какой-нибудь крюк. Да нет! Тут столько хитростей, и у каждого своя. У иного перед дыркой на гвоздике болтается деревянная задвижечка, вот как бывает на дверных замках. Надо сначала на ощупь отвести эту задвижечку, а потом уж попадешь в дырку. А чужой тычется-тычется ключом — ничего нащупать не может. Как есть глухой засов, и не за что зацепиться. Плюнет и бросит.

У другого и дыр в засове никаких, а снизу под засовом своя заветная зарубка, и чурочка набита. И так она запрятана, что, не зная, нипочем не найдешь. День будешь шарить и уйдешь ни с чем. Это уж своя, деревенская, плотничья механика: две сажени замок и с полсажени ключ.

«Что ж, — скажете, — это не хитрость — деревянный засов да аршинное ковыряло! Какая тут механика?

Или вот амбар на четырех ножках! Что тут хитрого?» А вот на одной ноге не хотите? Да не амбар на одной ноге, а целая фабрика!

Мало что на одной ноге стоит, а еще на этой ноге во все стороны поворачивается. С хвостом сзади.

Выйдет хозяин, возьмет всю фабрику за хвост и повернет куда хочет.

Не механика это?

А фабрика работает без угля, без нефти, без огня, без копоти. Может быть, конями или сами люди ее вертят?

Нет! Нету там ни людей, ни коней. А вот стоят возы у фабрики и ждут товара.

И все это дело плотник сладил.

Фабрика эта муку выделывает. Мельница это. Ветрянка. Кто, кажется, ее не видал? Ветер дует, мельница крыльями машет. Никакой, подумаешь, и мудрости. А войдешь в мельницу и сквозь тонкую мучную пыль разглядишь: вертится-то жернов плашмя, а ведь крылья стоймя ходят. Как же это так? А вот полезайте-ка на чердак. По узенькой, по скрипучей лесенке залезешь под мельничную крышу, и тут видна вся деревянная механика.

Толстая ось, бревно целое — это на чем крылья насажены. Идет эта ось через весь чердак и внизу, в полу, под крышей уходит в гнездо.

Снаружи никогда и не подумаешь, что такая орясина продета сквозь мельничную крышу. Ворочается солидно, неторопливо, но так здорово, что уж тут руками не суйся!

На этой оси надето колесо. Из этого колеса торчат зубья. Они натыканы по ободу и торчком вперед смотрят.

Рядом с этим колесом стоит барабан. Донья у него дощатые, а бока у него из колышков. Как будто круглая клетка. От этого барабана идет вал вниз к жерновам. Крылья вертятся, вертится и колесо с зубьями. Зубья задевают барабан и ворочают его. А с ним вместе ворочается и вал, что идет к жерновам.

Вот и выходит, что крутится стоячая ось. А мельнику только того и надо. Эту ось он пропускает сквозь лежачий жернов. Дыра в нем широкая, ось свободно проходит. Этому жернову надо на месте лежать. Это лежак. А вот на него сверху кладут другой жернов. Через него ось уж не проходит зря. Верхний жернов уж туго, накрепко насажен на оси. Как ось завертится, он и пойдет в ход. Подсыпай только зерна, и начнет верхний жернов зерно раздавливать, тереть. В порошок сотрет, в муку. Мельник сыплет зерна, а жернов трет рожь, пшеницу. Плавает на муке жернов, «плавун» так и называется.

А наверху гонит колесо зуб за зубом, только дегтем подмазывай, чтоб легче шло.

Ветер дует в крылья, прямо им в лоб, и, чем сильней нажимает ветер, тем скорей машут крылья. Ну а вдруг повернул ветер, сбоку стал дуть? Выходит, что и стала фабрика.

Нет! На то она и на одной ноге, на то у ней и хвост сзади. Вышел мельник и взялся за «вирло» — за хвост. Это толстенное бревно, иной раз из четырех-пяти бревен связано. Бревно идет из-под мельницы и наглухо с ней скреплено. На конце у него колесо. Простое тележное колесо — чтобы не бороздил хвост по земле, а катался бы легко и спокойно.