Борис Житков - Очерки

Когда мы подойдем поближе к этому делу — кто знает! — быть может, переродим и оленя, и корова с ветвистыми рогами, с милой пушистой шерстью будет пастись в украинских степях, и мы будем доить густое, сладкое молоко северного оленя в наших южных совхозах.

По поводу твоего рассказа, Витя, мы можем вот что сказать.

Ты кое-что читал про доисторических людей и знаешь, что они одевались в звериные шкуры, били зверей, собирали дикие плоды, жили в пещерах и что лица их были покрыты слоем грязи и копоти. Из этого рассказа не сваришь, как не сваришь из топора борщ. Люди поученей тебя и то мало что знают о жизни доисторического человека, а только лишь догадываются чуть-чуть. И если уже пишут рассказ из доисторической жизни, то для того только, чтобы легче было читать их научные исследования и чтобы люди могли безо всякой натуги и скуки научиться. Поэтому редакция наша считает, что ребятам браться за такие темы не стоит.

Это про тему. А теперь насчет самого рассказа.

В чем там все дело-то? Вышли два мальчика из пещеры. Смотрят: на льдине по реке плывет носорог. А ты здорово уверен, что носорог мог попасть на льдину? Или уж если доисторический носорог, да на доисторическую льдину, да по доисторической реке, то уж тут все может быть, как в диком сне? Ну ладно. Пусть плывет. Из брюха у носорога кровь струей. Читатель думает: «Во! Начинается. Сейчас они, мальчики эти доисторические, возьмут да и…» А мальчики ничего. Повернули да домой, в пещеру. Пришли взрослые. Ну, может быть, взрослые расскажут, как там дальше с носорогом было? Встретили, может быть, перехватили льдину? Нет! Охотники принесли северного оленя и накормили мальчиков. Значит: видели носорога на льдине, пошли домой и наелись оленя и «забыли», что они «видели». Это в наше время перенести: вышел я из дому, смотрю, тетерев летит. Я пошел домой, наелся борща и спать лег. Вот и весь рассказ.

Но пусть так. Неудача, загнул чересчур. Не беда! А вот что самое худшее. Рассказ твой не доисторические времена напоминает, а самые недавние: книжку Д'Эрвильи «Приключения доисторического мальчика». Там тоже из пещеры выходит доисторический мальчик, тоже видит, ну не носорога, а мамонта. И там ноги мамонта попали в трещину льдины как в западню. Ты попросту чуть-чуть переиначил отрывок из «Приключений доисторического мальчика» и решил, что сочинил рассказ. Ты думаешь, если я в чужом рассказе про девочку, скажем, Катю заменю ее имя на Машу, а вместо реки поставлю озеро, то вот и готов мой собственный рассказ?

Ты только не думай, что это с тобой одним так: нам в редакцию каждый день ребята шлют списанные из книг рассказы и стихи, иной раз и вовсе не переиначенные, и думают, что вот какое я сочинил.

Ты лучше пиши не про доисторическую жизнь, которой ни ты, никто другой не знает толком, а пиши из своей жизни, которой ты живешь, где ты все знаешь точно. И уж тут тебе никто не укажет, что это, мол, невероятно, так не бывает: тут ты поспоришь и докажешь: сам был, сам видел, со мной было, в наших местах.

А ты носорога на доисторическую льдину посадил. И то из книжки. Не стоит, Витя!

Такой вопрос часто от ребят слышишь: правда ли то, что написано в рассказах? И когда скажешь, что в точности этого не было, то сейчас же рукой махнут: о, значит, враки, враки! И многие даже обижаются на писателя. Писал, как будто и в самом деле так было, а на поверку тебе: все, оказывается, враки одни.

Теперь смотрите. Вот написали нам ребята, что им понравился мой рассказ «Черные паруса». А там рассказана история с запорожским казаком Грицко, и вся эта история происходит три с половиной века назад. Ясное дело: видеть этого Грицко я не мог, да и корабли такие на морях уж не плавают, и людей в Константинополе не продают. Так что вы думаете: выдумал я это все? Нет, не выдумал. Я узнал по старинным рисункам и по описаниям, какие были тогда корабли. Прочитал несколько книг про тогдашние порядки на судах, про то, как на них работали, как управляли, какие случаи бывали в пути. Узнал из английских книг историю венецианского флота, жизнь галерников, и много-много пришлось перечитать и пересмотреть, пока не представилась в голове картина жизни того времени.

Я мог бы, конечно, сделать выписки из разных книг, перерисовать старинные картинки и чертежи — и все это собрать в одну книгу. Но читать мои выписки мало кому было бы интересно. Надо все, что я узнал про тогдашнюю жизнь, пустить в ход, заставить одно с другим сталкиваться, переплетаться. Как это сделать? И вот я решил взять один случай, которых было множество. Ни одного случая от начала до конца я не знал, и узнать мне было неоткуда. Но зато я уже знал, что могло быть тогда и чего не могло. И вот я описал такой случай, когда все шло так, как могло тогда идти, и это не «враки». А вот если б в те времена у меня вдруг выплыл из-за мыса дредноут в сорок тысяч тонн или Грицко домой улетел на самолете, то это были бы настоящие враки. Или казака моего звали бы не Грицко, а Фердинанд.

Теперь про другие рассказы. В рассказе «Компас», который вам нравится, почти точно описано то, что было со мной и моим товарищем Сережей. Его потом за другое такое же дело сослали на каторгу. Революция его освободила. Он теперь в Сибири директором средней школы.

Описывая этот случай, я рассказал не все, что с нами было: я сильно сократил, всякие мелочи выкинул, они самой сути-то не изменили бы, а читать их было бы не интересно никому, разве нам с Сережкой, но мы и без того знаем.

Про матроса Ковалева. Я тут два случая свел в один. Судно действительно так перевернуло, и это было у одесских берегов, на Черном море. А с таким хозяином-греком я плавал, и таких было множество, думаю, и сейчас они остались еще за границей, остальных съел кризис. Наверно, они разорились и продали свои суда на слом. А вернее, застраховали в хорошую сумму и нарочно утопили, чтобы получить страховые деньги. Ковалева я тоже не выдумал, а это мой даже приятель был такой, фамилия его только не Ковалев, а Коваленко. Он не такие еще штуки отчесывал.

Про «Марию и Мэри» — это тоже не выдумано, а такой случай был. Конечно, я не слыхал, что говорили на паруснике и что говорилось в это время на пароходе. Но таких хозяев-украинцев было полно в Херсоне, на Голой пристани, в Збурьевке, на Днепре. И английских капитанов я таких много видел. Какой именно тот был, что разрезал парусник, я не знаю. Но уверен, что он не очень отличался от тех, каких я знал. Так что ни капитана, ни шкипера-украинца я не выдумал, случай тоже не выдуманный, а только я все это свел вместе. А вот индейцев я ни одного в своей жизни не видал. И как я могу писать про них? И если я начну писать про то, чего не знаю, — это вот будут подлинные враки.