Эрнест Гейнс - И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман

— Ну да, — говорю я. — Стреляли-то в него пятым номером.

Тут она умолкла было, но тотчас же снова повела свое:

— Пусть Джени станет на западной галерее, чтобы не пропустить машину Лу. Когда Лу проедет мимо дома, звоните Мейпсу. Не звоните Мейпсу прежде, чем проедет Лу. Лу должен быть здесь раньше. Мисс Мерль, если наша семья вам хоть немножко дорога, если вы меня хоть капельку любите… Я вас так прошу.

— Никогда я тебя не любила, — говорю и смотрю ей в глаза. — Никогда я не слыхала о вашей семье.

Я покосилась в сторону — на чуть видневшиеся из травы носки ковбойских сапог, на Мату, сидевшего с дробовиком в своей излюбленной позе. Он снова закурил. Теперь он даже не глядел на нас. Он глядел куда-то вдоль улицы — на что глядел? Не было там ничего, кроме высокой травы, что росла по обочине. Я молча пошла к машине.

Минуты за две, за три я добралась до маршалловской усадьбы. Еще за воротами начала сигналить что есть мочи, и когда машина остановилась во дворе, Джени была у дверцы. Джек по-прежнему спал на качелях.

— Возьми с заднего сиденья яблочный пирог и следуй за мной, — говорю я Джени. — Где Беатриса?

— На западной галерее.

— Джек! — кричу я, поднимаясь по ступенькам. — Джек!

— Как он может вас услышать? — спрашивает Джени.

Я подошла к качелям и принялась его трясти: "Джек! Джек!"

— Все без толку, — говорит Джени.

— Джек! — Я покрепче встряхнула его. Хоть бы хны. Да ну его к черту! Он ведь всегда держался подальше от таких дел.

Мы с Джени входим в дом. Она тащит на кухню пирог, а я тем временем иду на западную галерею, где должна быть Беатриса. Она сидит в кресле-качалке у двери и глядит куда-то далеко-далеко, за цветник, на деревья на дальнем выгоне. Там, за деревьями, проселок, ведущий в деревню. Проселок этот ответвляется от шоссе на Байонну, а сразу за шоссе — река, Сент-Чарльз. Вот потянуло ветерком от реки, и ветерок принес к нам слабый аромат чистоуста, растущего в правом углу сада.

— Нам нужно поговорить, Беатриса, — сказала я.

— Это ты, Мерль? — Она повернула ко мне голову. — Почему бы не поговорить? Но сперва я хоть горло промочу. Бог ты мой, скоро час. Куда девалась Джени? Джени-и! — кричит.

— Беатриса, — говорю я, обошла ее кресло и встала прямо перед ней. — У нас нет на это времени, Беатриса.

— Чушь, — отвечает она. — Еще чего не хватало — нет времени промочить горло. Где Джени?

— Беатриса, — говорю я ей. — Разве ты не знаешь, что случилось?

— Наплевать мне на то, что случилось, — говорит она и поворачивается в сторону двери, затянутой москитной сеткой. — Джени! — кричит.

— Да, мэм? — отзывается Джени и выходит на галерею.

— Тебе известно, который час? — спрашивает Би и смотрит на нее снизу вверх из качалки.

Джени оглядывается на меня. Не знает, как ей быть.

— Беатриса, — говорю я. — Умер человек. У вас в деревне. И человек этот — Бо Бутан.

— Ну и что? — отвечает она. — При чем тут я? Каждый день кто-то умирает. И я когда-нибудь умру, и ты умрешь. Джени, тебе известно, который час?

— Стой на месте, Джени, — говорю я. — И ты мне нужна, Беатриса, — продолжаю я. — Ты слышала, что я сказала? У вас тут в деревне убит человек. Кто-то убил Бо Бутана. И Кэнди тут же примчалась туда и уверяет всех, что это она его застрелила. Понимаешь ты, чем дело пахнет?

— Отчаянная девчонка, — говорит Би. — Отчаянная — я давно говорю. Она и замуж не выходит поэтому. Джени, ступай и принеси мне коктейль.

— Никуда не ходи, Джени, — говорю я.

— Что ты сказала? — спрашивает Би и поднимает на меня взгляд. Ее белое, под толстым слоем пудры, маленькое личико сморщено, как черносливина. Подсиненные седые волосы такие реденькие, что сквозь них просвечивает серая кожа. И только серо-голубые глаза по-прежнему молоды и полны жизни, но сейчас в них пылает гнев. — Что ты сказала? — спрашивает снова. — Ты ей велела никуда не ходить? Мисс, вы ошиблись, вы не у себя в "Семи дубах", вы в усадьбе у Маршаллов, мисс, а здесь я распоряжаюсь, нужно что-то делать или нет. — И повела на Джени таким же гневным взглядом, каким только что одарила меня. — Чего ты дожидаешься? — спрашивает она Джени.

— Слушаюсь, мэм, — сказала Джени и пошла в дом.

Коктейль, наверное, был уже приготовлен и стоял в холодильнике — не прошло и двух минут, как Джени возвратилась на галерею с двумя стаканами. Напиток состоял из джина, розового лимонада, в нем плавали ломтик апельсина, вишня, кусочек плода лайма, и из каждого стакана торчала зеленая соломинка. Стакан, поданный мне, я поставила на перила, зато Беатриса с жадностью набросилась на свой. Это была ее первая порция спиртного за день, да к тому же с опозданием на полчаса. Мы с Джени стоя ожидали, когда она покончит с этой процедурой.

— Так что, ты говоришь, там натворила Кэнди? — спросила Беатриса. — Отчаянная девчонка. Вылитый дедушка Нат.

— Господи! — говорю я. — О господи, Беатриса! Кэнди только что мне сообщила, что убила человека. А ты, узнав об этом, не можешь ничего сказать, кроме того, что она похожа на своего дедушку!

— На моего дедушку, — отвечает она. — Ей он прапрадедушка. Дед ее деда. Что ж, давно пора, пожалуй, пристрелить хоть одного из этих кэдженов [1] Французы, выходцы из Канады, переселившиеся в XVIII в. в Луизиану. — Здесь и далее примечания переводчиков. , перерывших тракторами нашу землю. Отчаянная девчонка, молодец!

Тут я отчетливо поняла, что разговоры с Беатрисой — пустая трата времени, и повернулась к Джени. Та стояла, глядя на хозяйку и кусая губы — вот-вот снова расплачется.

— Держись, Джени, — говорю. — Мне одной не справиться с такими делами. Так что, будь добра, пожалуйста, держись.

— Я не подведу вас, мисс, — отвечает.

— Не подведи, — говорю. — А теперь послушай. Мне нужны одни ответы. Одни ответы, больше ничего. Никаких вопросов. Только ответы. Знаешь ты кого-нибудь, кто не любит Фикса?

— Мэ-эм, — говорит она, и пятится, и глядит на меня как на сумасшедшую. Можно подумать, я спросила, кто из ее знакомых любит черта.

— Джени, я предупредила: никаких вопросов, только ответы, — говорю я. — Нам просто времени не хватит, если мы с тобой обе станем задавать вопросы. Я спрашиваю, ты отвечаешь. Так вот: знаешь ли ты кого-нибудь, кто не любит Фикса?

— Я его не люблю, — говорит Би. — И никогда не любила. Чего ради мы пустили их на свою землю, ума не приложу. Приволокли свои мерзкие трактора и изуродовали нам всю землю.

— Беатриса, будь любезна, помолчи, — говорю я. — Сделай мне такое одолжение, Беатриса, очень прошу тебя. — Она поднесла ко рту стакан и опять присосалась к соломинке. — Джени, так кого ты знаешь, кто не любит Фикса?

— Я не знаю никого, кто его любит, — отвечает она.

— Думаешь, они его так ненавидят, что не побоятся Мейпса?