Lena Swann - Искушение Флориана

Я тряс книги в поисках правды! Я заглатывал тома чудаков-исследователей, всю жизнь посвятивших изучению Иудеи, Самарии и Галилеи времен земной жизни Спасителя, — о, а когда я распробовал яств вдохновенных безумцев, рискнувших в первые века стать первыми христианскими историками и апологетами-письменниками, — они стали моим лакомым пирожным! Я не был привередливым и селективным гурманом — голод правды заставлял меня жадно пожирать все блюда, которые удавалось раздобыть с тарелки раннехристианской письменности, — а таковых блюд за прошедшие века уцелело не много, совсем не много… Я не брезговал читать даже свидетельства «внешних» — не распознавших в Христе Спасителя современников — и разузнавать даже про современную Христу (дико сказать!) «политику», — а также… — о, это стало отдельным кладезем желаннейших духовных деликатесов! — про «секты», существовавшие в Иудее в первом веке. Картина прояснялась, и многое, что прежде для меня было как бы загадочными символами, обрело новую ясную глубину смысла.

Я жадно вновь и вновь читал Евангелия и письма апостолов. Не просто читал! Рассматривал и вчувствовался в каждую фразу, словно исследуя ее под наичутким микроскопом духа! Я стал Пинкертоном духа, Флориане! Я стал следопытом! Когда я вдруг натыкался на противоречащие друг другу высказывания или мнения у разных авторов, я пытался обнаружить, кто же из свидетелей прав, а кто врёт, а кто гонит ложные показания.

Тот человек, кто умудрился своим текстом через почти две тысячи лет спасти мне жизнь, громко и четко говорил мне со ссылкой на Христа: «Не любите мира, ни того что в мире. Ибо всё что в мире — не есть от Бога». Флориане, знаешь, между прочим, какое существительное в этой фразе обозначает «мир сей» в греческом оригинале? «Космос»! Даже не «эон», а «космос»! Не любите «космос»! То есть весь этот мир, который мы видим и знаем. Этот же автор, с прямой ссылкой на Христа, говорит, что главная Благая Весть, которую принёс Христос — это то, что «Бог есть свет, и нет в Нём никакой тьмы». Этот же человек говорит мне: «весь мир лежит во зле». Лежит во зле и подхрюкивает как свинья в грязи, добавил бы я. То, что мир «весь лежит во зле», — это мне было уже очевидно. А раз «Бог есть свет, и нет в Нём никакой тьмы», — значит в Боге нет ничего общего с этим лежащим во зле миром, значит, действительно, правда, что «всё что в мире — не есть от Бога». Это же набор очевидных, совершенно чётких, взаимопроверяемых алгоритмов, Флориане! А если «всё, что есть в этом мире — похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, — не есть от Бога», тогда от кого всё это, от кого весь этот мир, который самый духовно одаренный любимый ученик Христа заповедует «не любить»? И на этот вопрос тут же находится прямой ответ в Евангелии от Иоанна — когда Христос дважды впрямую называет «князем мира сего» сатану, от власти которого Христос пришел избавить тех, кто Христа примет.

Я живо видел перед собой апостола Иоанна до встречи с Христом: невероятно духовно одаренный чистый юноша, ставший учеником отшельника-тёзки, Иоанна Крестителя, — Креститель же явно дружил с кумранитами-ессеями — а скорее всего долгое время и жил в Кумранской общине (что бы иначе было делать Иоанну Крестителю в детстве «в пустыне», где он, как сказано, «возрастал и укреплялся духом» с младенчества и жил до «явления своего Израилю»? Явно же, что родители Иоанна Крестителя, из Иерусалимского священнического рода, с рождения решив посвятить его Богу, в детстве отдали его на воспитание Кумранской общине, — что в то время считалось большой честью, — общине кумранитов, которая охотно брала на воспитание детей) — эдаком «запасном Иерусалиме», святом остатке, первом в человеческой истории монастыре, в пустыне у Мёртвого моря, куда уходили из бездуховного падшего Иерусалима жить безбрачной праведной монашеской жизнью чаявшие Царствия Божия иудейские праведники, в том числе и из священнической среды, — ненавидя жертвоприношения, отказавшись от них, отказавшись даже от пожирания убитых животных, избравши аскетическую монашескую растительную пищу, отвергнув оскверненный кровавыми жертвоприношениями Иерусалимский храм, прокляв развращенную лживую алчную презренную правящую секту фарисеев и официозных священников, шедших на сделку не только с римскими оккупационными властями, но и с сатаной. Как же я изумился, когда выяснил, что у Иоанна Крестителя даже ругательства с кумранитами общие! Не только Креститель публично на Иордане, но и кумраниты в своих текстах обзывали фарисеев и фальшивое коррумпированное Иерусалимское священство «змеиными отродьями»! Я внятно чувствовал тот великой момент, когда Иоанн Креститель услышал зов гораздо более мощный, чем все ритуальные и уставные упорядоченные чистоплюйские размеренные внутренние правила герметично замкнутой пустынной общины с хасидскими завихами и кривоватыми концепциями, — покинул Кумран и вышел проповедовать всему Израилю покаяние, к ключу Айнон, к Иордану, чтобы встретить Христа, которого он еще не знал, и которого должен был опознать по знамению Духа Святого. Я так ярко видел, что один из учеников Иоанна Крестителя — будущий апостол Иоанн, совсем юный мальчик, дерзновенно ищущий Бога и жаждущий Царствия Божия, ждущий прихода Мессии, — был явно духом и интеллектом талантлив больше всех других: о, как впрок ему пошли все прочитанные в гигантской великолепной рукописной библиотеке дружественного Кумрана (по блату дружбы с Крестителем!) богословские труды! Благодаря которым и дух его и мозги были свободны от лживых фарисейских и падших ветхозаветных капканов, и позволили ему сразу принять Христа, — а также — единственному из всех апостолов — целиком осмыслить всё сделанное и сказанное Христом и создать единственное теологически целостное из всех Евангелий — самое глубокое, не принадлежащее миру сему, самое божественно красивое, на самих мыслях и даже стиле которого лежит такой внятный отпечаток божественной гениальности и божественной истины, который никому и никогда, ни одному из земных писателей, во все века существования человечества не удалось превзойти. Знаешь, Флориане, я изумлялся тупости новейших антихристианских критиков Евангелия — когда они, атакуя, разумеется, в первую очередь именно четвертое, самое духовное, Иоанново Евангелие, выли, что оно-де «поддельное»! Поди, попробуй, «подделай» божественный гений! Многие за две тысячи лет пытались подделать — все до одного обделались! Иоанново Евангелие настолько целостно, настолько красиво и настолько явно божественным вдохновением продиктовано, настолько всё наполнено Духом Божиим, Божественным светом! — вор, лжец, фальсификатор просто физически не был бы в состоянии создать ничего подобного. Это целостно по Духу — и Дух этот — Свят. Меня смешили и беспомощные завывания антихристианских критиков на тему того, что Евангелие от Иоанна, на самом-то деле, якобы написано-де вовсе не христианином, а каким-то гностиком, — приводящих в обоснование то, что Иоанн-де в Евангелии противопоставляет «свет» и «тьму»! Флориане, даже, я, дилетант, ясно видел что метафоры борьбы «света» и «тьмы» у апостола Иоанна рифмуются совсем не с какими не с гностиками, а именно с прочитанными им в юности во время визитов в иудейский Кумранский монастырь в пустыне кумранскими рукописями о «войне сынов света против сынов тьмы», — метафоры, запавшие ему в душу и творчески преображенные позднее Иоанном в духе учения Христова: эта метафора «борьбы света против тьмы» — «тьмы», как царящего в этом земном падшем мире «князя мира сего — сатаны» и его слуг, — и метафора Бога как «света», — так же ясно кричали мне о дружбе Иоанна с кумранитами и о знакомстве с их теологией и текстами, как для какого-нибудь ученого-палинолога ясно было, например, несомненное происхождение некой древней ткани из Иудеи первого века по уникальному набору на ней различной пыльцы, характерной именно и только для комбинации росших именно тогда и именно там растений, — так же и Иоанн, побывав в юности в Кумране и развернув свитки в их библиотеке, принес оттуда на лапках пыльцу божественных метафор.