Степан Зотов - Империум Человека

Иногда под социальной логикой понимают культуру того или иного социума, которую тот передает из поколения в поколение, но это не совсем верное понимание: культура содержит в себе и технологические навыки того или иного социума, и его мифологию, и его историю, и произведения искусства. Социальная логика же ответственна только за шаблоны социального поведения, т.е. за понимание хорошего и плохого, за социальное целеполагание, за принципы построения иерархий, за социальные ритуалы и такое прочее. Таким образом социальная логика всенепременно является частью культуры и проходит сквозной нитью в проявлениях этой культуры, но понятие культуры гораздо обширнее, и социальная логика — это лишь один из ее модулей. И потому определенная культура в древних социумах таки была, но в этой культуре не была заметно развита социальная логика: до неолитической революции в ней просто не было необходимости, потому как размер социумов был естественным и врожденные социально-половые инстинкты нормально или почти нормально справлялись с функцией регулятора социального поведения. Но все стало совсем иначе после неолитической революции.

Главная проблема древних врожденных социально-половых инстинктов, с которой столкнулись социумы в новых условиях — это ориентация инстинктов на личное выживание, доминирование и размножение биологической единицы без учета интересов всего остального социума. То есть древняя версия социально-половых инстинктов была построена на эгоцентризме, который, впрочем, не распространялся на свое потомство. Но забота о потомстве — это характерная черта любых животных с К-стратегией размножения, и зачислять ее в актив гуманизма в современном понимании я бы не стал: это забота о сохранении своего генома, а не социума в целом, так что к человеколюбию такое поведение не относится. Также как и у всех хоть сколь-нибудь стадных К-стратегов, у человека сильно развиты стадно-иерархические отношения и ярко выражен инстинкт доминантности, что провоцирует довольно жесткую конкуренцию в стаде. Эволюция при определенных обстоятельствах предусматривает также и механизмы смягчения иерархической жестокости, если тот или иной вид хорошо вооружен, и в драке его представители могут убить друг друга. Но у человека вдобавок ко всему нет естественного оружия в виде клыков, рогов или когтей, и в конкуренции убить голыми руками самцы друг друга способны очень редко, так что даже глушилки для этой жестокости изначально предусмотрено у человека не было. В малых технически не развитых социумах, да еще и с коротким сроком жизни такая эгоцентричная и агрессивная стратегия действительно была оптимальнее, ибо позволяла самым энергичным и здоровым самцам быстро занимать верх иерархии и спариваться с большим количеством самок, передавая перспективные гены в следующее поколение, и при этом паразитировать доминантные самцы тоже особо не могли, так как количество добываемого продукта было слишком малым чтобы позволять им не охотиться. Помочь своим отпрыскам добиться высокого положения доминант тоже особо не мог: во-первых, у него этих отпрысков было много (в стадах шимпанзе от доминанта от 50% до 70% потомства), и, во-вторых, к моменту их подрастания он обычно уже был мертв, ведь средний возраст человека тогда составлял около 27 лет, да и место доминанта слишком привлекательно для подрастающих самцов, отчего шанс на долгожительство у доминанта был иллюзорным. И потому система неплохо работала, но вот пришла пора человеку для выживания задействовать свой мозг, пройти сквозь бутылочное горлышко неолитического кризиса и начать научно-технический и социальный прогресс. И тут начались проблемы, потому что процессы эти сильно быстрее биологических эволюционных механизмов.

Укрупнение социумов не самым лучшим образом сказалось на социальных отношениях, несоответствие древнего инстинктивного ПО изменившимся условиям стало приводить к систематическим сбоям и негативным последствиям для популяции.

Фракционирование. Если ранее отдельный социум был более-менее монолитным благодаря пронизывающим его социальным связям, то превышение числа Данбара сделало невозможным поддержку таких сквозных социальных связей. Таким образом, внутри социума начинали стихийно возникать фракции (как правило, на родовой основе), у каждой из которых были свои внутренние социальные связи и свои вожаки с блекджеком и шлюхами. Со временем интересы этих субстай общего социума пересекались, и начиналась грызня, нередко заканчивавшаяся уполовиниванием (в лучшем случае) такой популяции. А учитывая то, что в каждом новом поколении история могла повториться (и зачастую таки да), масштаб проблемы был очень большой.

Потеря управляемости. Имеет ту же природу, что и предыдущая проблема. Инстинкты позволяют одному вожаку (старейшине) держать в подчинении группу, не превышающую среднего племени. Если популяция больше, то больше нужно и вожаков (с недостатком буйных в те времена проблем не возникало никаких). Если вожаков становится больше, то конкуренция за доминантность просто повторяется уже на следующей ступени пирамиды, а учитывая то, что древние инстинкты требуют удовлетворения личной доминантности без учета интересов всего остального социума, мы снова получаем перманентную войну кланов, но вызванную уже не интересами кланов, а мотивациями их вождей стать главным обезьяном над всеми главными обезьянами. Но даже это не главное, разбитый на части социум не мог ответить на вызовы, которые требовали от него концентрации и координации всех своих ресурсов.

Загнивание элиты. Если ранее при охоте и собирательстве прибавочный продукт был недостаточен, чтобы вожаки могли не работать, то при переходе к земледелию он стал уже таки да. Одновременно с этим повысился и средний срок жизни человека, и самое главное, на оседлых местах стала появляться собственность — капитал, который можно передать по наследству вместе с социальным статусом. И с определенного времени потомки вожаков уже могли нарушать принцип равноценного обмена, т.е. паразитировать. Это закономерно вело к деградации такого рода, а учитывая то, что доминантный статус позволял клепать значительно больше потомства от значительно большего количества партнеров, биологические качества такой популяции быстро угасали.

Это далеко не все баги устаревшей версии социальных инстинктов, проявившиеся в новых социумах, но их было вполне достаточно, чтобы умники, которых не захавали от голода потому что они придумали как выращивать еду, решили что надо еще что-нибудь придумать. И придумали! Придумали они ту самую социальную логику, т.е. внегеномное наследование социального поведения. Сначала эти правила распространялись как система табу, причем первое такое табу наверняка звучало как «Не сожри ближнего своего». В дальнейшем умники придумали под нужды социальной логики затачивать элементы культуры, и прежде всего мифы. Со временем появились или были соответствующим образом модифицированы культы и верования, потом эволюционировавшие в религии. Потом было еще множество форм реализации социальной логики, но главное вот что: с этих пор человек научился искусственно корректировать социальное поведение новых поколений людей, а это значит, что в эволюцию впервые осознанно вмешался человеческий разум. С этой поры процесс эволюции человека перестал происходить исключительно в биологической плоскости, и у него появился новый аспект — когнитивный, социальный, аспект протосса. С этого времени в процессе внутривидовой конкуренции появилась мировоззренческая, концептуальная составляющая, и именно с этих пор началась психоисторическая война как противостояние не только генофондов, но и противостояние социальных проектов. Самые успешные такие проекты смогли со временем сформировать цивилизации — уникальные социумы, построенные на уникальной культуре и социальной логике. Причем с течением времени в этих цивилизационных проектах все меньшую роль занимал биологический аспект зерга — генетическое родство, и все большую роль играл аспект протосса — разумное, когнитивное, осознанное начало.