Хелен Джонс - Если ты мне веришь

— Да, конечно, мистер Норвингтон, я ошиблась, — виновато проговорила девушка, теребя свой вязаный розовый свитер, который заметно ей был велик. В нем Кристен еще больше была похожа на маленького невинного ребенка, которого только что отругали.

Я сжалился над ней:

— Хотя… — задумчиво протянул я, специально привлекая внимание Кристен, что мне тут же удалось. Девушка мгновенно бросила взгляд на меня, пытаясь им выудить информацию из моей головы. Но, признаться честно, мне было интересно наблюдать за ее дальнейшими действиями. Хотя, когда Кристен начала раздувать ноздри, подобно зловещему быку, я решил продолжить, — знаете, мисс Раян, — может, это и не совсем птицы.

Девушка тут же взбодрилась:

— Правда? А что же это?

Я намеренно выдержал небольшую паузу. Кристен в ожидании ответа смотрела на меня, старательно вглядываясь, будто хотела разглядеть каждую клеточку моего тела.

— Я не представляю, — наконец отозвался я и тут же заметил, как девушка поникла. Я ошибался, думая о том, что она идет на поправку. Да, Кристен вела себя как вполне адекватный человек и выглядела так же. Но она до сих пор грезила своими выдумками. Девушка подняла плечи к голове, спрятав шею:

— Мы видим то, что хотим видеть, — задумчиво произнесла она, глядя на удаляющее белое пятно в небе, — мы думаем, что это лишь птицы, но может это не совсем так. Ведь никто не может сказать, глядя снизу вверх, что это, и куда направляется. Наши души словно сковали, мы не можем высказывать то, что думаем. В противном случае, мы окажемся здесь, — Кристен на секунду замолчала, осматривая сад. На самом деле, я не совсем понял, что хотела этим сказать девушка, однако переспрашивать не желал, так как за этим последовали еще слова, — посмотрите на этих людей, мистер Норвингтон. Они не такие, как все, они изгои общества.

Я взглянул на нескольких пациентов. Около входа в клинику сидела пожилая женщина на инвалидном кресле, весело что — то обсуждая с собой. Она то заразительно смеялась, то начинала истошно кричать и плакать. Что творилось у нее в голове, знал только сам Бог.

Немного поодаль от нее, возле завядшей клумбы находился еще один пациент, старательно выделывая непонятные движения. Сначала я даже подумал, что он вот — вот упадет в конвульсиях. Но все обошлось. А о чем он думал? Все эти люди вели себя так, как хотели, не замечая других. Они не жили с предрассудками, следуя правилам. А может на самом деле они и есть люди, а мы изгои?

— Мистер Норвингтон, — тихо позвала меня девушка, — о чем вы думаете сейчас? — она выразительно посмотрела на меня и улыбнулась, — вы выглядите потеряно.

Я встряхнул головой:

— Кристен, вы, вероятно, думаете, что я такой же, как и вы, но я совсем не сумасш… — я замолчал, чтобы не обидеть Кристен. Девушка отвернулась от меня и снова посмотрела на небо. Птицы давно улетели и она вздохнула:

— Конечно, нет, — выговорила с трудом она, будто ей приходилось сознаваться в преступлении, которого она не совершала, — вы самый лучший доктор. Мне очень повезло, что я узнала вас. Видя вас, я поняла, насколько была глупа и наивна раньше. Все, что я наговорила тогда своим друзьям и тете Люсинде, было глупой ошибкой, которую мне уже не исправить. И знаете, даже если мне когда — нибудь удасться выйти отсюда в нормальную жизнь, нормальной она далеко не будет. Я была в психбольнице. И это клеймо останется на мне пожизненно. И даже, наверное, после смерти обо мне будут вспоминать, как о свихнутой девице, — девушка, почему то ухмыльнулась от своих слов. Это была скорее печальная улыбка.

Подул ветер, разгоняя листья, и стало прохладнее, чем несколько минут назад. Некоторых пациентов увели назад, в клинику. Кристен съежилась:

— Может, уже приступим к моему рассказу? — снова улыбнулась она, но в этот раз намного радостнее.

Я, достав записную книжку и диктафон, кивнул девушке, чтобы она, наконец — таки, продолжила свою историю.

На следующий день, я четко решила для себя — если я снова увижу то, что видела вчера, тут же рассказываю об этом тете Люсинде. Мне было просто необходимо с кем — то поговорить, и единственным человеком, близким мне не только по месту жительства, но и по крови, была имена она.

Снова собравшись уходить вечером в тот парк, я сначала немного подумала, присев на кровать. Что со мной происходит? Как я расскажу обо все тетушке? Но я точно знала, что рассказать было нужно. В тот момент я совсем не думала о последствиях, тем более таких ужасных как психбольница. Меня мучил только вопрос о том, как преподнясти это моей тете, чтобы это выглядело ни как глупая сказка, и уж тем более ни как бред сумасшедшего.

Именно тогда я начала об этом задумываться. Конечно, ко мне в голову лезли мысли по поводу того, а стоит ли ждать до завтра? Может было бы лучше, если бы я рассказала Люсинде все тогда? Хотя, это бы не повлияло на ход событий.

Я думала не так долго. И уже вот я шла к тому парку с полными карманами соленых крекеров.

Как всегда, было темно. Меня это ничуть не пугало, даже вернее сказать обрадовало. Так, меня не могли узнать, не стали бы вглядываться в мое полное радости лицо, не стали бы обглядывать с головы до ног, ни смотрели бы пристальным взглядом, как это любят делать прохожие и ни спрашивали к чему молодой девушке ходить одной по темным улицам. Я просто как можно быстрее шла к тому парку, глядя вперед.

Не могу сказать, что мой новый друг появился сразу же. Мне, как и прежде, нужно было выждать некоторое время, что животное прилетело вновь.

Я раскрыла свой пакет с крекерами, высыпала несколько штук на чуть вспотевшую ладошку и присела на излюбленную лавочку.

Луна освещала не хуже уличных фонарей. И я тут же представила, как снова взлетаю в небо, к звездам. Для меня это было самым превосходным, самым чудесным, что я когда — либо видела, чувствовала, слышала. Я уже, вероятно, говорила вам, мистер Норвингтон, что все, что я вам рассказываю, это лишь крохотная часть того, что было на самом деле. Никаким словам не вмочь описать то, что я видела. И как бы я ни старалась подобрать нужные слова, мне кажется, что по сравнению с реальностью, они выглядят ничтожно.

Да и никто бы не смог описать то, что я пытаюсь. Это, сравнимо с описанием ветра. Ты вроде бы рассказываешь свои ощущения, когда порывистый воздух прикасается к тебе, но описать сам ветер не подвластно никому.

Также и с моей историей. Я могу лишь передать те чувства, что я испытывала в тот момент, но не более. И как бы я не пыталась этого сделать, выходит лишь поверхностное описание. Наверное, чтобы все это прочвствовать по — настоящему, следует самому оказать там.

Только — только я почувствовала, как холод касается моего тела, вместе с этим я услышала его. Да, я точно знала, что это он. Этот робкий и пугливый слегка шорох я ни спутаю ни с каким другим. Будь то человек, или пес.