Степан Зотов - Первый ангел

— Ты проиграешь. Мы знаем их все.

— «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь». Ладно. Хорош. Я внял предупреждению и буду предельно осторожен. Что вы знаете про «ноосферу», откуда это слово?

— Оно древнее в Нави. Оно не от нас. Творение ума человеческого. Идея о том, что мысль материальна, что Навь и мир неразрывно связаны, что сила разума будет управлять историей. Что в масштабах Вселенной одна мысль может быть столь же значима, как гибель звезд. Миф, мечта, теория, наука? Тебе разбираться. Мы не даем финальных ответов, — Синий умел говорить образно и путано.

— Да, и понятных тоже.

— Кушай, что дают.

— Вы можете ответить на главный вопрос. Мой дар, моя особенность — врожденная? Или каким-то чудом приобретается? Вообще «могущество»?

— Это три вопроса. Но да, твоя — врожденная. Чудом — приобретается. Вообще у всех — по-разному. Невозможного нет.

— Ожидаемо. Хорошо. Люди, которые смотрят на меня дикими глазами, они обладают зачатком дара? Особой чувствительностью? Слышат демонов? — Мефистон не унимался.

— Обладают зачатками или особой. Могут слышать, могут видеть. Дар безгранично разнообразен. Если ты еще не понял. Невозможного нет, это значит, что и законов четких тоже нет.

— Будем искать нечеткие. Устойчивое неравновесие. Продолжим, зачатки дара есть у всех и отличия между людьми в степени его проявления?

— Да. Если ты способен мыслить и чувствовать, ты уже есть в Нави. Вопрос в том, насколько ты способен осознать и мыслить, о том, что ты мыслишь и осознаешь. Выйти за пределы очевидного.

— Заумно. В лучших традициях. Следовательно, дар можно развивать, можно разжигать огонь, увеличивать силу?

— Как и любой дар.

— Очевидно. У вас всё так буднично получается.

— Мы существа Нави. Для нас это будни. — Синий зевал бы голосом, если б мог.

— Не поспоришь. То есть таинственного мира магии, древних манускриптов, заклинаний, колдунов — нет. Есть такая почти наука? С не очень четкими законами?

— Всё это есть. Если захочешь так смотреть на вещи. В Нави…

— Нет ничего невозможного. Ясно — не дал ему закончить Мефистон.

— Умненький. Сейчас не время мудрствовать. Перед тобой конкретные враги и задача. Если ты падешь перед чарами Дамочки, станешь марионеткой Круга, не разгадаешь и не подчинишь их себе — не будет тебе ни магии, ни науки, ничего. Все твои мечты превратятся в «искусство ради искусства». Я не могу говорить, как Синий, но это Правда Крови и ты в этом убедишься — Красный любил ставить жирные точки. Мефистон молча кивнул в ответ.

Дама, конечно, не покинула его мысли, но дни шли за днями, вестей от неё и Круга не было, а дела насущные были. Он тихо выпустился из Института, поступил в аспирантуру и получил работу в Больнице. Новые обязанности, ординатура и «научные исследования» захватили его целиком. Доступ к архивам, профессиональный круг общения, возможность переписки по старым делам и случаям, о которых он читал — всё это годами можно разбирать. Что же, раньше начнем, раньше закончим, думал Мефистон, и с головой уходил в работу.

Можно было спросить себя, зачем искать следы дара среди психов, если под рукой культурное собрание одаренных в Круге? Ответ напрашивался сам собой. «Бойтесь данайцев дары приносящих». Всё, что получено с руки Круга это их игра, способ управлять им и вести, куда им нужно. Ему нужна своя. Свои данные, не кем-то поданные. Изучение чужого дара, его развитие, сравнительные степени. Беседы с сумасшедшими бесполезны для этого мира. Для мира «неустойчивого равновесия» и гибких законов Нави, они — кладовая природы.

Немногие из нас добровольно окунулись бы в мир психических болезней. Большинство старается держаться от него подальше, как от всего, что выходит за рамки понятного и предсказуемого. В этом смысле, среди психов, Мефистон был гораздо больше «своим», чем среди обычных людей. Можно было расслабиться, на личных консультациях называть вещи практически своими именами и не притворяться. Ошибочно было бы думать, что психические отклонения это всегда признак тайной мудрости, контактов с Навью или особого дара. Не всегда, отнюдь.

Многие психозы имеют внешнюю природу — происходят от алкоголя, наркотиков, тяжелых травм, органических болезней, физического повреждения мозга. Родовые травмы, тяжелые переживания в детстве, сотни генетических отклонений, чего только не приходилось отсеивать Мефистону в поисках истины. Настоящие сокровища всегда находятся там, где не ищет никто.

Нельзя сказать, что «обычные» больные были бесполезны. Всякий разум и чувства отражаются в Нави. Каждый человек может быть нам учителем. Путешествуя по волнам их мыслей даже без вторжения, он зачастую мог обнаружить причину расстройства куда лучше, чем в ходе любого разговора. Слова это символы мыслей, а символы никогда не бывают точны. Люди могут скрывать боль и страх даже сами от себя. Но боль и страх существуют, и Мефистон мог видеть их напрямую.

Хуже того, он мог их чувствовать, когда погружался в другого человека, хотя Дама и пренебрегала этим. Он считал, что если нам надо понять, по настоящему услышать суть личности — без этого нельзя. Иначе телепатия превращается лишь в другую форму «разговора» с символами. У каждой мысли есть сила, есть чувство, или она просто ничего не значит. «Сегодня хорошая погода» — не ради этого мы заглядываем в разум другого человека. Нет и еще раз нет. Мог ли он, как в сказке, взять на себя страх и боль, бремя другого? Не пробовал, но был убежден, что может. Это дало бы временное чудесное облегчение, волшебную пилюлю, но не излечение. Человек должен одержать верх сам, или он не человек, а домашнее животное.

Мефистон помогал делать именно это. Побеждать, если воля пациента сильна. Посмотреть в глаза страху и травме, распутать внутренние клубки мыслей, о чем боишься подумать и прячешь даже от себя, что боишься или не можешь назвать. Женщина страдает депрессией и боится людей за окном. Разве она сама может сказать почему? Стена чувств, эмоций, желания помощи и спасения от несправедливого мира захлестывает. В таком положении она согласится на любую «инновационную методику» лечения, которую предложит Мефистон, даже если таким образом он маскирует телепатию со вторжением. Но считается ли вторжение, если пациент согласен и даже жаждет срыва покровов в своей душе? Большой вопрос. В более запущенных случаях, настоящие шизофреники так и вовсе не пугались еще одного голоса в своей голове. А зачастую и с радостью выполняли его советы. В самых интересных встречах, когда он находил потенциальных могов, он называл вещи своими именами… Те были лишь рады диалогу на их языке, что кто-то перестает воспринимать их как безумцев. Что бы они ни говорили потом другим врачам, кто поверит психу? У него и справка есть.