Франк Таллис - Неизлечимые романтики. Истории людей, которые любили слишком сильно

Мне стало интересно, каков муж Меган, Филипп. Поэтому я попросил его тоже прийти ко мне.

Они с Меган были одних лет и даже сложением походили друг на друга, разве что он на пять сантиметров был повыше. Волосы у Филиппа были того же цвета, что и у жены. Одевался он так же: представительно, но вместе с тем буднично – голубая рубашка, тёмно-синий джемпер, серые фланелевые брюки с выглаженными стрелками, начищенные ботинки с узорчатой перфорацией. Филипп был учтив и дружелюбен. Я тут же узнал его застенчивую улыбку – точно так же улыбалась Меган. Их легко было представить вместе: счастливая супружеская пара, рука об руку идущая по жизни. До тех пор пока не появился Даман Верма.

– Вам пришлось нелегко в последние несколько лет, – сказал я.

– Да уж, – ответил Филипп. – Сложновато.

Говорил он сдержанно, не сгущая краски, а деликатно приглушая их.

Мы поговорили немного об их отношениях с Меган и о том, как они изменились.

– Мне кажется, после отъезда Дамана в Дубай всё стало потихоньку налаживаться. – Филипп, как и жена, называл стоматолога по имени. – То есть не нужно больше переживать о том, где пропадает Меган или чем она занята. Она снова ходит на работу, а после работы сразу идёт домой. Её коллеги оказались очень отзывчивыми людьми. Особенно её начальник. Его дочка страдает депрессией, и он искренне посочувствовал Меган.

– На работе знают, что с ней произошло?

– Как сказать… не до конца. – Филиппу не хочется говорить о выдуманной истории, которую он преподнёс коллегам Меган, чтобы уберечь их и жену от неловкой ситуации, поэтому он старается поскорее замять эту тему. Ему неприятно, что пришлось соврать, но таково наше несовершенное общество. Даже когда Филипп встретил понимание и поддержку, он всё равно не смог раскрыть правду. Слишком постыдно и унизительно. – С виду кажется, будто всё вернулось в прежнюю колею. Мы беседуем, ходим в кино, гуляем. В августе ездили в Корнуолл и прекрасно провели там время.

– А вы до сих пор… близки?

– Да, мы близки.

Я хотел узнать, насколько близки, поэтому уточнил:

– Вы ведёте… интимную жизнь?

– Интимную? Вы о сексе?

Я кивнул.

– Да, – продолжил Филипп, – в интимном плане мы тоже близки. Но так странно… – Он вдруг смутился и стал похож на мальчишку. – Вроде бы ничего не изменилось, но всё совершенно по-другому.

– Как так?

– Моя жена вроде бы рядом, но в то же время не рядом. Она – но не она.

Его слова напомнили мне клиническое явление, известное как синдром Капгра, когда больной убеждён, что кого-то из его родственников или друзей подменил двойник.

– Я знаю, что она постоянно думает о нём, – продолжал Филипп. – То есть она, наверно, думает о нём, даже когда мы с ней, ну, в постели.

– Вы полагаете, она представляет себе Верма во время…

Филипп быстро оборвал меня, не дав закончить предложение.

– Нет-нет. – Он сделал глубокий вдох, успокоился и добавил: – Конечно, я не знаю наверняка. Я это понимаю. Может, она и вправду представляет его, когда мы занимаемся любовью. Но мне кажется, что всё же нет.

Филипп верил, что чувства Меган к Верма стали более абстрактными, сродни возвышенной идее. И у него на то была веская причина.

– Рассказывала ли вам Меган о своём… – На последнем слове он запнулся, и последовала неоднозначная пауза. Филипп почесал голову, как если бы старался решить непростую математическую задачку. – Не знаю, как это назвать. Что-то вроде святилища.

– Что? – удивлённо воскликнул я. – Нет, не рассказывала.

– Это коробка, обычная коробка, где хранят всякие вещи. Меган завернула её в белую ткань и хранит в спальне. В коробке лежат разные памятные предметы, так или иначе связанные с Даманом.

– Например, какие?

– О нём как-то писали в газетах. Он был на благотворительном мероприятии, где собирали пожертвования, и его там сфотографировали. Он при параде, в смокинге, стоит рядом с депутатом и одним известным телеведущим. Всё выглядит довольно пафосно. Меган вырезала из газеты эту статью и хранит её. Ещё она хранит старую визитку, информационную брошюрку, которую взяла в зубной клинике, и бумаги, связанные с операцией. Есть и другие вещицы. Ручка, скрепка… Видимо, к ним прикасался Даман. Должно быть, Меган их стащила.

– Что она делает со всеми этими вещами?

– Перебирает время от времени.

– Когда вы рядом?

– Нет. Теперь уже нет, без меня. Раньше она садилась рядом со своей коробочкой и закрывала глаза. Было ощущение, что она… не знаю даже, молится, что ли.

– Как вы относитесь к её… святилищу?

Похоже, мой вопрос сбил Филиппа с толку.

– Так ведь это такая вещь, с которой мне нужно просто смириться, верно? – на его лице снова читалась детская растерянность.

– Нет. Не обязательно. Вы можете высказать своё мнение.

– Могу ли?

– Да. Можете сказать, что вы против.

– Я бы ни за что не смог заставить Меган выбросить всю эту ерунду, – замотал головой Филипп. – Ей было бы больно. Так зачем же заставлять? Разве мне хочется, чтоб она страдала?

Его сопереживание и забота о жене тронули меня до глубины души. Даже самая обычная любовь, не обострённая патологией, порой бывает поистине удивительной.

Когда я снова встретился с Меган, я спросил её о том святилище.

– Оно – моя самая близкая связь с Даманом. Я имею в виду в физическом плане.

Она уточнила неспроста. Меган всё ещё верила, что огромное расстояние, разделяющее её и Верма, можно преодолеть духовной или мысленной связью.

– Как часто вы рассматриваете эти вещи? – спросил я.

– Нечасто, но мне становится легче просто оттого, что они есть.

– По-вашему, как Филипп относится к тому, что вы храните… воспоминания?

– Он не против.

– Вы уверены?

– Да. Он не против. Да и вреда от них никакого.

– Может быть, если вы избавитесь от этих вещей, вам будет проще отпустить прошлое?

По лицу Меган пробежала тень ужаса.

– От них никакого вреда, – поспешно повторила она. – И Филипп совсем не против – правда, он не против.

В её голосе ясно звучала нотка еле скрываемой паники.

Бытует ложное представление о психотерапии и её методах. Кажется, что на сцену выходит эдакий герой-психотерапевт, которого призвали исцелить не желающего идти на контакт пациента с необъяснимыми симптомами. Благодаря своей выдающейся проницательности и хитрости психотерапевт преодолевает все возможные сложности, минует все неоднозначные ситуации, и вуаля – доверительные отношения с пациентом установлены. Путём погружения в глубины вытесненных сознанием воспоминаний на свет извлекаются мрачные тайны, и проблема наконец-то разрешается. Все фрагменты одной огромной сложной мозаики безукоризненно встают по местам, и пациент полностью исцеляется. Героический силуэт психотерапевта, музыка, титры.