Павел Иевлев - Город людей

Надо же, у меня, оказывается, маячок был? Как-то слишком просто для Ольги. Понятно же, что найдут. Впрочем, я и не ожидал, что на выручку примчится кавалерия.

— Уведите его, — махнул рукой генерал.

Меня отцепили от проводов и увели обратно в камеру. Вскоре солдатик притащил алюминиевый поднос с едой — синеватое картофельное пюре с гуляшом, пара кусков хлеба и компот. Первого мне, видимо, не полагалось. Или время было не обеденное.

Я поел, повалялся на кровати — и ничего мне за это не было. Успел передумать кучу мыслей и окончательно запутаться. Чем дальше, тем меньше я понимал, что вокруг меня происходит, поэтому перестал думать об этом и стал думать о бабах. То есть о женах. По здравому размышлению решил, что, может быть, еще и обойдется. Есть шанс, что меня завтра выведут в чистое поле, поставят лицом к стенке и пустят пулю в лоб. Как шпиону и диверсанту.

Расстрельная команда за мной не пришла, а пришел майор-со-шрамом. Он отвел меня не в очередной пыточный кабинет, а в Красный уголок, где мы уютно расположились в продавленных креслах под кумачовым вымпелом «За нашу коммунистическую Родину!».

— Зачем они тебя нам сдали? — спросил он. — Все понимаю, кроме этого.

— Я без понятия, — честно ответил я. — В отличие от вас, я не понимаю ни хрена. Честно, я не вру.

— Если бы я думал, что ты врешь, то сейчас с тобой бы разговаривал не я, а специалисты по силовому допросу из разведки местных. Они, кстати, с нетерпением ждут моего разрешения.

Он, значит, не местный? Но разведке требуется его разрешение? Интересно у них тут все устроено.

— Это очевидное внедрение, — продолжил он задумчиво. — Настолько очевидное, что так не бывает. Сева не связался бы с тобой сам, он вас боится. Неужели ради маячка? Но его было не слишком сложно обнаружить… Почему именно ты, и почему именно так? Что нужно вашей Коммуне?

— Я до вчерашнего дня не знал даже, что есть не наша. Был уверен, что это уникальный бренд.

— Бренд? Вы его просто присвоили, получив чужие дивиденды. Только мы настоящие наследники истинной Русской Коммуны, которую помнят и уважают в Мультиверсуме.

— А это? — я махнул рукой на плакат «Русская Коммуна — оплот мира в Мультиверсуме», где суровый солдат в каске от души ебошил прикладом в зубы какому-то черному мерзкому силуэту неопределённых черт. Силуэт тянул костлявые скрюченные ручонки к девочке в белом платьице. Девочка боязливо спряталась за солдатом, осторожно выглядывая из-за его задницы.

— Это — наша франшиза, — проявил майор удивительное знание бизнес-терминологии моего родного среза. — Мы им разрешили.

Ага, разрешили, значит…

— А за что вы так не любите… — я задумался, как теперь назвать тех, кто так ловко меня подставил.

— Ваших бывших соотечественников? — догадался он. — А вы не догадываетесь?

— Нет, — честно признался я.

— За то, что они убийцы, воры и похитители детей. Как мне кажется, достаточное основание…

— Детей?

— Вполне допускаю, что вы этого не знали, — добавил он, глядя на мое растерянное лицо. — Я бы многое мог рассказать про вашу так называемую «Коммуну», но не хочу терять время. Вы мне больше не интересны, все что хотел, я выяснил. Вы не стоите уплаченного за вас Севе, но не все инвестиции окупаются, что поделаешь.

— И что со мной будет?

— Отдам местным. У них давние тоталитарные традиции дознания, наследие НКВД. Не думаю, что они узнают что-нибудь полезное, но хотя бы позабавятся. Желать вам всего хорошего было бы издевательством, так что просто прощайте. Впрочем… Даю последний шанс меня чем-нибудь заинтересовать. Есть идеи?

«Экий пафосный мудак», — подумал я.

— Да иди ты в жопу, — ответил вслух. Чего теперь терять-то?

В предполагаемых «застенках НКВД» меня ожидали трое. Военный в звании подполковника, седой мужик в штатском и древний облезлый дедуган — лысый, морщинистый и в пигментных пятнах. Глаза у него, впрочем, были ясные и цепкие, и вообще держался он бодро. Меня усадили на обычный стул, и сами уселись напротив. В воцарившейся тишине я услышал доносящиеся откуда-то звуки смачного мордобоя — влажные мясные удары, стоны, тихие проклятия и неразборчивую агрессивную ругань. Кажется, из кого-то что-то выбивали. Возможно, мне тоже предстоит получить новый жизненный опыт.

— Ну, вот зачем это? — поморщившись, сказал дед. — Васильев?

— Операция прикрытия, — ответил подполковник. — Они нас слушают.

— Покажите ему.

Военный подошел к стене и с усилием сдвинул в сторону висящую на ней школьную доску со следами мела. За ней обнаружилось окно в допросную. Там, за стоящим посередине железным, крашеным белой масляной краской, столом сидели на привинченных к полу стульях два мужика. Перед ними стояли стаканы в подстаканниках, эмалированный чайник и полная папиросных окурков пепельница. Один из них был мордат и широкоплеч, одет в штаны от хэбэ, тапки-шлепанцы и майку-алкоголичку, открывающую мощные волосатые руки. Второй имел вид пьющего интеллигента с тяжелой судьбой и красовался в потасканном, но с претензией, костюме цвета индиго. На моих глазах тот, что в майке, встал, прошел к висящей в углу кожаной боксерской груше и, с большой сноровкой и завидным умением, отвесил ей несколько апперкотов. Тот, что в костюме, трагически взвыл, как укушенный за яйца койот, потом отхлебнул чаю, забулькал им во рту, проглотил, и издал несколько протяжных трагических стонов.

— Отвечай, капиталистическая сволочь, мать твою! — закричал свирепым басом мордатый.

Интеллигентный неразборчиво проблеял в ответ что-то жалобное, но отрицательное. Не поддался, в общем, давлению, за что груша еще пару раз получила в торец, опасно раскачиваясь на подвесе. Забулькал чай, послышался стон. Если закрыть глаза, то получался отличный саундтрек к голливудскому боевику категории «Б» про русскую мафию.

Подполковник задвинул доску обратно, и в кабинете стало тише.

— Это мы вас пытаем, — пояснил товарищ в штатском. — Но вы пока не сознаётесь.

— Я такой, — осторожно подтвердил я, — стойкий и несгибаемый. Пионер-герой и молодогвардеец.

Троица местных быстро переглянулась, как будто я невесть чего важное выдал.

— А скажите, Артем, — спросил дед, — ваша… э… «коммуна» имеет связь с Родиной? С руководством СССР?

— Ну, насчет СССР есть определенные сложности исторического характера, — признал я, — но с материнским срезом некие контакты, насколько мне известно, поддерживаются. Боюсь, не могу сказать точно, какие и в каком объеме.

— Путь туда есть? А что с СССР? — спросили одновременно подполковник и старикан.

Я подтвердил, что, при наличии соответствующего оборудования, я мог бы выстроить маршрут до материнского среза. А потом изложил ультракраткую версию новейшей истории России. За стеной меня продолжали бить, но уже как-то вяло, без огонька — устали, наверное. Судя по звукам, я продолжал упорствовать в своих заблуждениях.