Виктор Квашин - Люблю тебя, как Море

Они гуляли по доку долго, пока Серёгу не позвали с палубы.

— Всё, Оля, экскурсия закончена. Пойдём, я провожу тебя через проходную, а то арестуют.

— Спасибо, Серёжа. Мне действительно интересно было. Приходи в магазин, когда будет время, поболтаем.

Работы прибавилось. Начальство торопило с ремонтом: северный завоз в разгаре, а судно стоит. Судоремонтные бригады работали круглосуточно. Из дока выгнали через неделю. Прошли ходовые испытания. Получили снабжение в рейс. Набрали команду до штата. Перед отходом Серёге дали увольнение с семнадцати до восьми утра.

Они с Олей проговорили до конца рабочего дня. Потом пошли бродить по вечернему городу. Серёге было хорошо, как бывает в семнадцать лет, просто идти рядом с девушкой, говорить о чём угодно, лишь бы иногда касаться её, будто невзначай. И тогда микротоки разбегаются с ног до головы. И этого хочется снова и снова.

— Давай прощаться, Серёжа. Поздно уже. Мне ведь утром на работу. Ну, не надо так смотреть, мы ведь не навек расстаёмся. Вернёшься из рейса, снова будем встречаться. Всё, иди, тебе тоже нужно выспаться. Удачного рейса тебе, Серёжа!

Она потянулась и поцеловала его в щёку.

— Иди. Вон, мой автобус подходит.

Серёга не посмел ослушаться, повернулся и побрёл в порт.

— А-а-а! Помогите! Серё-жа!

Прошибло, как током. Четверо ублюдков тащили его Олю в сторону от остановки, в темноту. Серёга не понял, как оказался рядом и стал буквально крушить. Без мысли, без контроля, как дикий зверь он бил жестоко и беспощадно.

Двое убежали. Двое лежали, и Серёга топтал их ногами по рожам, то одного, то другого.

Оля оттащила его, обняла, сжала.

— Успокойся, Серёженька, хватит. Ну, всё уже!

— Убью! — рычал он и бросался добивать.

Сигнал милицейской машины привёл в чувство. Он схватил Олю за руку и бросился в темноту. Они сели в автобус на соседней остановке.

Ехали недолго. Олин дом оказался бывшей малосемейкой, квартира — двенадцатиметровой комнатой с одним окном, обвисшими обоями, кроватью, столиком и книжными полками на стенах.

— Серёжа, тебе умыться надо. Иди сюда. На, вот, полотенце. Ой, у тебя кровь!

— У них что, нож был? — спросил Серёга, рассматривая порез на запястье. — Жаль, что те двое ушли, твари.

— Им тоже досталось. Свиреп ты. Так и убить человека можно.

— Нужно! Какие они люди? У тебя бинт найдётся?

— Пластырь широкий есть.

— Неси пластырь.

Он вымыл руку, сам стянул и заклеил рану.

— Тебе больно?

— Рана неглубокая. Само пройдёт. Мне же в рейс завтра. Если что, судовой доктор подлатает. А каюта у тебя ничего, — перевёл он тему. — Боцмана только не хватает толкового.

— Да, я довольна. Темновато только. В люстре одна лампочка горит, а остальные не включаются. Электрик смотрел, говорит, с фазой что-то. Сейчас я торшер включу. Он у меня тоже с характером: хочет — горит, не захочет — не включишь.

Оля вставила вилку и стала ею шевелить. Лампочка мигала, но не горела.

— У тебя отвёртка есть?

— Конечно, сейчас.

Оля принесла гнутую, совершенно тупую отвёртку. Серёга крякнул, и принялся развинчивать вилку. Ржавый винт не поддавался, но он его всё же одолел. Как он и предполагал, не было контакта. Сосредоточенная работа успокоила. Оля шумела водой в ванной, и этот звук тоже успокаивал.

— Серёжа, иди ко мне… — раздалось за спиной.

— Сейчас, болтик закручу, — автоматически ответил он, но тон сказанного ею говорил значительно больше слов. Оглянулся: Оля сидела на краю кровати в прозрачной ночнушке…

— Иди ко мне.

Он отшвырнул отвёртку, поднялся и, ещё не окончательно веря в происходящее, почему-то очень медленно двинулся к ней.

— Вставайте, капитан! Матросы на вашем корвете уже ставят паруса, — он получил чувственный поцелуй. Её волосы приятно коснулись его щеки.

— А? Сколько время? — он притянул её к себе.

— Семь часов.

— Ох ты! А, знаешь, не пойду я никуда…

— Не дури, Серёжа, вставай. Тебе пора. Мне тоже скоро на работу.

— Пожалуй, ты права.

Он мигом умылся, и через минуту стоял в дверях.

— Я вернусь, Оля.

Она прижалась к нему.

— Серёжа, ты меня любишь?

— Да. Только, знаешь, я тебе ещё вчера хотел сказать, но не успел…

Она отступила на шаг, безвольно опустила руки.

— Я так и знала. Женат?

— Оля, Олечка, ну как ты могла подумать! Я хотел сказать, что тебя я люблю, но больше всего я люблю Море. Чтобы ты не ревновала и вообще, без претензий…

Она снова зарылась лицом в его грудь, прошептала:

— Ну, с такой соперницей, как Море, я готова тебя делить. Иди к ней!

Первый рейс был на Магадан. Обернулись за три недели. Перестой четверо суток. Серёга вытребовал себе отгулы на всю стоянку. Оля тоже умудрилась отпроситься.

Это были дни и ночи! Они то бросались в страстные объятья, то молча отдыхали, но больше говорили и не могли наговориться. Иногда Серёга заставлял себя оторваться от счастья, принять душ и заняться мелким ремонтом. Он принёс с судна инструменты и во время таких коротких перерывов починил кран, люстру, розетку и другие бытовые мелочи, которые без мужчин вечно ломаются. Периодически он слышал:

— Серёжа, брось ты это всё, иди ко мне!

И он бросал и шёл. С удовольствием!

Четыре дня пролетели как четыре часа. Прощаясь, не могли оторваться друг от друга.

— Серёжа, ты меня любишь?

— Оля, ну что за вопрос? Конечно, люблю.

Она заглянула в глаза:

— А как ты меня любишь?

— Как Море.

Потом была «полярка», завоз аж до Певека… Медленные выгрузки по портпунктам «в час по чайной ложке». Серёга извёлся от этой медлительности.

Нет, он не разлюбил Море, по-прежнему обожествлял Север. Он часами мог любоваться звёздами или сверкающими льдами под восходящей тёмно-оранжевой луной. Он восхищался хитростью вороватых песцов и наглостью хозяев Арктики белых медведей, бесконечным полётом чаек над кормой. Но теперь он хотел, чтобы это видела и она.

Фотоаппарата у него не было. Да разве может фотография передать чувства? Он писал Оле письма. Как в прошлом веке, длинные, подробные. Отправлял толстые конверты в портпунктах и представлял, как она будет рассматривать обратный адрес: Мыс Шмидта, Амгуэма, Ванкарем, Чаплино…

Такого долгого рейса у него никогда не было. На подходе к родному порту Серёга готов был выпрыгнуть за борт.

Они снова встретились! Какое счастье светилось в её глазах! Серёга же после нескольких бурных дней и ночей закупил материал и занялся ремонтом. Через неделю он поклеил обои. Затем привёз свои вещи и картину.

— Оля, не возражаешь, если мы её тут повесим?

— Пусть повесит до твоего рейса. А кстати, боюсь спросить, когда ты снова к своей любовнице?

— Ну что за выдумки, Оля? Ну, какая любовница!

— Ты сам говорил: Море.