Макс Фрай - Книга для таких, как я [litres]

Руднев Вадим. КАК БЫ и НА САМОМ ДЕЛЕ. // «ХЖ». № 18. 1997.

Рыклин Михаил. Роза Ветров // Словарь терминов московской концептуальной школы. М.: Ad Marginem, 1999.

Сальников Владимир. Произведение искусства и автор в 90-е годы // «ХЖ». № 25. 1999.

Словарь терминов московской концептуальной школы // Сост. Андрей Монастырский. М.: Ad Marginem, 1999.

Софронов Владислав. Вернисаж. // «ХЖ». № 23. 1999.

Тупицын Виктор. Коммунальный (пост)модернизм. М.: Ad Marginem, 1998.

Тупицын Виктор. Разговор с И. Кабаковым. Arts, 1991.

Хартен Юрген. Куратор в демократическом обществе // «ХЖ». № 7. 1995.

Чахал Гор. Объект искусства // «ХЖ». № 13.

Шинкарев Владимир. Митьки. СПб.: Красный матрос, 1998.

Якут Александр. У нас ушанка – подлинное, а матрешка – фальсификация. Интервью Полит.Ру. – http://www.polit.ru/documents/154271.html

Van Dijk Teun. Ideology: A Multidisciplinary Approach. London: Sage, 1998.

Г.А. «Давайте же начнем! – сказал Морж, усаживаясь на прибрежном камне. – Пришло время потолковать о многих вещах: о башмаках, о кораблях, о сургучных печатях, о капусте и о королях».

М.Ф. Я люблю ежиков.

Вообще зверей, зверушек и звериков. Всяких, даже крыс, пауков (очень!) и гадюк (еще больше).

Растения – все люблю.

Бродить по лесу. Я в детстве уходил один далеко в лес, к счастью, родители об этом не подозревали.

Воду люблю. Плавать в море, а возле реки – жить. Смотреть на реку.

Ветер тоже люблю, даже когда он зимой в морду дует.

Ходить босиком.

Возвращаться домой летом на рассвете и знать, что там никого нет и можно лечь спать.

Есть ежевику с куста.

Кактусовый чай, эфиопский кофе и тоник (с джином и без).

Лежать на мху.

Ночевать под открытым небом.

Быстро-быстро ехать в автомобиле по загородной дороге. Можно, впрочем, и по городу, если он большой, как Москва: тут важно знать, что еще не скоро приедешь.

Хорошую обувь.

Мидии.

Улиток (не как пищу, а как объект созерцания).

Гулять по незнакомому городу, лучше бы не российскому.

Цветные стекла.

Стрелять из лука или пистолета (из ружья не люблю, ибо мажу).

Запах дыма. Вообще многие запахи. У меня нос – главный источник наслаждений, наверное.

Бродить в тумане.

Качаться на качелях.

Воровать арбузы с бахчи.

Уезжать на поезде, особенно ночью и в люксе.

Собирать грибы, камни, ягоды, листья, дрова – просто собирать.

Проснуться утром, посмотреть на часы и обнаружить, что еще рано и можно спать дальше.

Кедровые орешки.

Зеленый цвет (и свет).

Трепаться.

Внезапно обнаруживать «своих»: по сиянию глаз, по ненароком брошенному слову или жесту.

Сны (не все).

Сумерки.

Смотреть на огонь.

Смотреть на текущую воду.

Гулять под снегом с плеером.

Выйти из дому в первый раз после простуды.

Кататься в стеклянном лифте и смотреть вниз.

Тратить деньги.

Завалиться на диван с детективом.

Написать стишок в кафе в каком-нибудь импортном городе, где не говорят по-русски, и оставить его на столике.

Кормить уток и вообще всяких птиц.

Бежать вниз по склону холма.

Кружиться, задрав голову, пока не упадешь (желательно в свежескошенное сено).

Еще много чего.

Я вообще очень люблю жизнь – со всеми вытекающими последствиями.

При этом я не люблю людей.

Особенно, когда их скапливается много на маленькой площади. Из этого можно сделать вывод, что я не люблю автомобильные пробки, рынки, стадионы, современный Китай, госучреждения и роман Толстого «Война и мир».

Г.А. Конечно, хорошая обувь куда как лучше… Так давайте пойдем прямо по списку:

М.Ф. Обувь – это один из доброго десятка китов, на которых покоится моя личная земная твердь.

Все просто: больше всего на свете я люблю ходить пешком. Незамысловатый процесс последовательной перестановки нижних конечностей увлекает меня необычайно.

Поскольку в городской черте (и часто за ее пределами) босиком не очень-то походишь, обувь является для меня одним из важнейших приспособлений для извлечения невыносимого кайфа из горнорудной шахты повседневности. Возможность покупать дорогую качественную обувь для меня всегда была одним из нескольких ответов на вопрос: зачем человеку иметь много денег? Подозреваю, что прочие резоны прозвучали бы не менее легкомысленно. Но мы сейчас говорим о башмаках.

Первые семнадцать лет моей жизни с этой точки зрения прошли впустую. Они были омрачены ношением скверной обуви, которая на первом этапе своего существования безбожно натирала ноги, на втором – казалась вполне терпимой (по контрасту с первым этапом), а в финале, когда я только-только начинал разнашивать ее до нужной кондиции, принимала вид настолько жуткий, что я решался надевать ее только в тех случаях, когда покидал дом под покровом ночи (к счастью, фонарей в нашем районе было мало).

Ситуацию немного спасали кеды: свои первые долгие прогулки я совершил именно в кедах, за что по гроб жизни признателен производителям дешевой спортивной обуви. Однако кеды тоже имели непрезентабельный вид. Они годились для загородных поездок и неофициальных визитов к одноклассникам, но для похода в кино или в кофейню совершенно не подходили. Приходилось терпеть, стиснув зубы: в отличие от андерсеновской Русалочки, я даже не понимал, за что, собственно, страдаю.

Я представления не имел о том, что такое хорошая обувь, пока моя старшая сестричка не подарила мне импортные кроссовки – легкие, как пух, достаточно теплые для зимы и достаточно проветриваемые для лета. Их внешний вид в те годы позволял появляться в общественных местах с гордо поднятой головой (все же не тряпичные кеды за восемь рублей!). Они терпели меня целых три года, а потом развалились, что не удивительно: я снимал их только перед тем, как лечь спать, да и то не всегда.

Но я уже был готов к такому повороту. К этому времени я стал старше и умнее. Мне были известны адреса всех комиссионных магазинов: тех, где появлялась хорошая импортная обувь (на случай, если у меня внезапно заведутся деньги), и тех, где можно за копейки купить причудливой формы импортные штиблеты пятидесятых, а то и сороковых годов. Качество их было выше всяких похвал, а причудливый внешний вид вполне сочетался с моим тогдашним богемным имиджем. Все лучше, чем кеды!

Если рассматривать свою жизнь как путь к обладанию хорошей обувью, она, бесспорно, удалась. Сегодня мое большое любвеобильное сердце поделено на две неравные части. Большая безраздельно отдана мягким ботинкам и мокасинам, меньшая – прочим представителям органического и неорганического мира (см. выше).

Часть моей жизни прошла в приморском городе, однако на палубу корабля я поднимался не так часто, как можно было бы предположить. Поэтому при слове «корабль» я сразу же представляю себе парусное судно. «В детстве никуда не денешься от детства!» – я коллекционировал марки с парусниками; в юности дружил со старичком, который клеил парусники; сейчас мой друг тайно (он не знает, что я знаю) мастерит для меня модель колумбовской «Ниньи», надеясь поспеть ко дню рождения. Если бы я мог выбирать, я бы потребовал «Летучий голландец», но «Нинья» тоже сойдет.