Карл Кнаусгорд - Моя борьба. Книга 1. Прощание

– Я могу позвонить вам завтра, – сказал я. – Устроит?

– Отлично, – сказал он и встал, держа в руке новый листок. – Вот телефон и служебный адрес пастора. – Кому из вас это передать?

– Дайте мне, – сказал я.

Когда мы вышли и остановились на тротуаре возле машины, Ингве вытащил из кармана сигареты и протянул мне открытую пачку. Я кивнул и взял сигарету. На самом деле мысль о куреве была мне сейчас противна, как всегда на следующий день после попойки. Потому что даже не вкус или запах, а само курение устанавливало связь между нынешним днем и вчерашним, некий мост ощущений, и вот уже ко мне устремлялся поток воображаемых образов, которые пронизывали собой все, что было видно вокруг: темно-серый асфальт, светло-серый бетонный бордюр по краям тротуара, светло-серое небо, парящих в воздухе птиц, черные окна и ряды домов, красный автомобиль, возле которого мы стояли, очертания отвернувшегося Ингве, но в то же время я жаждал или желал того ощущения разрухи и уничтожения в легких, которое вызывал дым.

– Ну что ж, все прошло благополучно.

– Осталось еще кое-что уладить, – сказал он. – То есть то, что придется уладить тебе. Например, объявление. Но можешь просто позвонить мне, когда я уеду.

– Угу, – сказал я.

– Кстати, ты обратил внимание, какое слово он употребил? – сказал Ингве. – Просмотр!

Я улыбнулся:

– Да. У них как у риелторов. Их работа в том и состоит, чтобы представить вещи в наилучшем виде и взять за них как можно больше денег. Видел, сколько стоят гробы?

Ингве кивнул.

– И не пожмотничаешь, раз пришел в эту контору! – сказал он.

– Это вроде как покупать вино в ресторане, – в смысле – если ты в этом не разбираешься. Если у тебя много денег, ты возьмешь что подороже. Если мало – что подешевле. Но только не самое дорогое и не самое дешевое. Наверное, так же и с гробами.

– Но ты как-то очень уверенно выбрал, – сказал Ингве. – В смысле – чтобы взять белый?

Я пожал плечами, бросил горящую сигарету на землю. – Чистота, – сказал я. – Видимо, я про нее подумал.

Ингве кинул свою сигарету на землю и придавил подошвой, открыл дверцу и сел в машину. Я сделал то же самое.

– Мне страшно, что я увижу его, – сказал Ингве. Одной рукой пристегивая ремень, другой он вставил ключ в зажигание и повернул. – Тебе тоже?

– Да. Но это нужно сделать. Иначе я никогда не осознаю, что он действительно умер.

– Вот и у меня то же самое, – сказал Ингве и посмотрел в зеркало.

Затем помигал поворотником и тронулся.

– Поехали домой? – спросил он.

– Мы еще хотели узнать насчет техники – пылесоса для ковролина и газонокосилки. Хорошо бы сделать это, пока ты не уехал.

– А ты знаешь, где это все?

– В том-то и дело, что нет, – сказал я. – Гуннар говорил, есть какая-то прокатная фирма в Гриме, но адреса я не знаю.

– Окей, – сказал Ингве. – Надо найти где-нибудь телефонный справочник и посмотреть в «Желтых страницах». Не знаешь, нет поблизости телефонного автомата?

Я покачал головой.

– Но в конце Эльвегатен есть заправка, можно там посмотреть.

– Очень кстати, – сказал Ингве. – Мне как раз нужно заправиться на дорогу.

Через минуту мы уже въезжали под навес заправочной станции. Ингве подрулил к бензоколонке, а я, пока он заправлялся, пошел в магазин. На стене висел телефон-автомат, а под ним – полка с телефонными справочниками. Отыскав адрес проката и выучив его наизусть, я подошел к кассе купить пачку табаку. Мужчина в очереди передо мной обернулся.

– Карл Уве! – воскликнул он. – Да ты, оказывается, приехал!

Я узнал его. Мы учились с ним в гимназии. Но имя я никак не мог вспомнить.

– Привет, – сказал я. – Давненько не виделись. Как поживаешь?

– Прекрасно, – сказал он. – А ты?

Я удивился такому сердечному тону. После выпускных я собрал гостей отпраздновать это событие, он тоже был среди них, развоевался и расколотил ногой дверь в ванную. А потом он отказался оплатить ущерб, и я ничего не мог с этим поделать. Потом он взялся вести автобус с выпускниками, я сидел на крыше, кажется вместе с Бьёрном, мы ехали в развлекательный фан-центр, и вдруг на горе за перекрестком, на Тименес, он поддал газу, нам пришлось лечь и цепляться за поручни; он ехал со скоростью не меньше семидесяти или восьмидесяти километров и только смеялся, слушая, как мы наверху ругаемся.

Так откуда вдруг такое дружелюбие?

Мы встретились взглядами. Лицо у него, кажется, стало чуть пухлее, а в остальном он остался точно таким же, как был. Но в его чертах чувствовалась какая-то застылость, неподвижность, которая от улыбки не исчезала, а скорее усиливалась.

– Что поделываешь? – спросил я.

– Работаю на Северном море.

– Ого, – сказал я. – Так ты хорошо зарабатываешь!

– Ну да. И много выходных. Так что все хорошо. А ты?

Разговаривая со мной, он посмотрел на продавца, указал на гриль, где жарились сосиски, и показал один палец.

– Все еще учусь в университете, – сказал я.

– А по какой специальности?

– Литература.

– Ну да, ты еще тогда ею увлекался, – сказал он.

– Да, – кивнул я. – Как ты – с Эспеном иногда встречаешься? А с Трондом? И Гисле?

Он пожал плечами:

– Тронд живет здесь, в городе. Так что с ним иногда встречаемся. С Эспеном – когда он приезжает на Рождество. Ну а ты? Общаешься с кем-нибудь из наших?

– Только с Бассе.

Продавец вложил сосиску в булочку, завернул в салфетку.

– С кетчупом и горчицей? – спросил он.

– Да, пожалуйста того и другого. И луку.

– Сырого? Жареного?

– Жареного. Нет, сырого.

– Сырого?

– Да.

Получив заказ, он снова повернулся ко мне.

– Рад был снова тебя увидеть, Карл Уве, – сказал он. – Ты совсем не изменился!

– Ты тоже, – сказал я.

Он открыл рот, откусил кусок сосиски, протянул продавцу пятидесятикроновую бумажку. Возникла неловкая пауза, пока он стоял, дожидаясь, когда ему отсчитают сдачу, потому что разговор был окончен. Он слабо улыбнулся.

– Да, да, – сказал он, зажимая в кулак полученные монеты. – Может, еще увидимся!

– Увидимся, – сказал я, купил табак и постоял несколько секунд перед газетной стойкой, будто чем-то заинтересовался, чтобы не столкнуться с ним снова за дверью, и тут вошел Ингве, чтобы заплатить за бензин. Он расплатился тысячекроновой купюрой. Я отвел глаза, когда он вынул ее из бумажника, чтобы не показать, что я понял – это деньги, оставшиеся после папы, и, пробормотав что-то невнятное, что вот, мол, нечаянно задержался, направился к выходу.

Запахи бензина и бетона в полумраке под навесом заправки – что может сравниться с этим по богатству ассоциаций! Моторы, скорость, будущее впереди.

А еще и сосиски и CD-диски с Селин Дион и Эриком Клаптоном.

Я открыл дверцу и сел в машину. Сразу за мной подошел Ингве, завел мотор, и мы молча поехали дальше.