Карл Юнг - КРАСНАЯ КНИГА

Оглавление

Liber Primus2

Liber Secundus68

fol. I(r)

Исайя сказал: Господи! кто поверил слышанному от нас, и кому открылась мышца Господня? Ибо Он взошел перед Ним, как отпрыск и как росток из сухой земли; нет в Нем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему. Он был презрен и умален перед людьми, муж скорбей и изведавший болезни, мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что не ставили Его. Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. (Ис. 53:1–4) [2] В 1921 г. Юнг цитировал первые три стиха этого отрывка (из Библии Лютера), отметив: «Рождение Спасителя, развитие искупительного символа происходит тогда, когда этого не ожидаешь, и именно там, где решение наименее вероятно» («Психологические типы», CW 6, § 439).

Ибо младенец родился нам — Сын дан нам; владычество на раменах Его, и нареку имя Ему: Чудный, Советник, Бог крепкий, Отец вечности, Князь мира. (Ис. 9:6) [3] В 1921 г. Юнг цитировал этот отрывок, отметив: «По природе искупительный символ — это ребенок, то есть детскость или непредсказуемость поведения свойственна этому символу и его функции. «Детское» поведение с необходимостью приносит с собой иной направляющий принцип вместо своеволия и рациональных намерений, и его «богоподобность» синонимична с «превосходством». Поскольку по природе он иррационален, направляющий принцип появляется в чудотворной форме. Исайя вполне точно выражает эту связь (9:5) … Эти почтительные титулы воспроизводят сущностные качества искупительного символа. Критерием «богоподобного» воздействия является неодолимая сила бессознательных импульсов» («Психологические типы», CW 6, § 442-43).

Иоанн сказал: И Слово стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу как единородного от Отца. (Ин. 1:14).

Исайя сказал: Возвеселится пустыня и сухая земли, возрадуется страна необитаемая и расцветет как нарцисс; великолепно будет цвести и радоваться, будет торжествовать и ликовать; слава Ливана дастся ей, великолепие Кармила и Сарона; они увидят славу Господа, величие Бога нашего. Укрепите ослабевшие руки и утвердите колени дрожащие; скажите робким духом: будьте тверды, не бойтесь; вот Бог ваш, придет отмщение, воздаяние Божие; Он придет и спасет вас. Тогда откроются глаза слепых, и уши глухих отверзнутся. Тогда хромой вскочит, как олень, и язык немого будет петь; ибо пробьются воды в пустыне, и в степи — потоки. И превратится призрак вод в озеро, и жаждущая земля — в источники вод; в жилище шакалов, где они покоятся, будет место для тростника и камыша. И будет там большая дорога, и путь по ней назовется путем святым: нечистый не будет ходить по нему; но он будет для них одних; идущие этим путем, даже и неопытные, не заблудятся. (Ис. 35:1–8). [4] В 1955/56 гг. Юнг отмечал, что союз противоположностей деструктивных и конструктивных сил бессознательного соответствовало мессианскому состоянию исполнения, отраженному в этом отрывке («Mysterium Coniunctionis», CW 14, § 258).

Написано рукой К.Г. Юнга в его доме в Кюснахте/Цюрихе в год 1915.

Если говорить в духе этого времени, [5] В «Фаусте» Гете Фауст говорит Вагнеру: «А то, что духом времени зовут, / Есть дух профессоров и их понятий». я должен сказать: никто и ничто не может подтвердить то, что я должен вам объявить. Подтверждение для меня излишне, поскольку у меня нет выбора, но я должен. Я познал, что вдобавок к духу этого времени трудится и другой дух, а именно тот, что управляет глубинами всего современного. [6] «Черновик» продолжает: «И тогда тот, кого я не знал, но кто определенно владел таким знанием, сказал мне: «Какая у тебя странная задача! Ты должен раскрыть свое сокровеннейшее и нижайшее». Этому я сопротивлялся, ибо превыше всего ненавидел то, что казалось мне непристойным и надменным» (стр. 1). Духу этого времени понравится услышать о пользе и ценности. Я тоже так думал, и моя человечность все еще так думает. Но иной дух заставляет меня говорить, несмотря ни на что, превыше подтверждения, пользы и смысла. Исполненный человеческой гордости и ослепленный предубежденным духом этих времен, я долго пытался удержать тот иной дух подальше от себя. Но я не предполагал, что дух глубин с незапамятных времен и навсегда обладает большей властью, нежели дух этого времени, что сменяется с поколениями. Дух глубин покорил всякую гордость и заносчивость силе справедливости. Он унес мою веру в науку, он лишил меня радости объяснять и упорядочивать вещи и дал преданности идеалам этого времени умереть во мне. Он принудил меня к последним и простейшим вещам.

Дух глубин взял мое понимание и все мое знание и поставил их на службу невыразимого и парадоксального. Он лишил меня речи и письма обо всем, что не служит ему, а именно сплавив вместе осмысленное и бессмысленное, что производит высший смысл.

Но высший смысл — это путь и мост к тому, кто грядет. Это Бог грядет. Это не пришествие самого Бога, но его образа, который явится в высшем смысле. Бог — это образ, и те, кто поклоняются ему, должны поклоняться ему в образах высшего смысла.

Высший смысл — это не смысл и не абсурд, образ и сила в одном, притягательность и сила вместе.

Высший смысл — это начало и конец. Это мост для пересечения и исполнения.

Другие Боги умерли в их временности, а высший смысл никогда не умирает, он обращается в смысл, а затем в абсурдность, и из огня и крови их столкновения высший смысл возносится, воскрешенный вновь.

Образ Бога имеет тень. Высший смысл реален и отбрасывает тень. Ибо что может быть действительным и вещественным, не отбрасывая тени?

Тень — это бессмыслица. Ей недостает силы, и она не может существовать из самой себя. Но бессмыслица — это неотделимый и неумирающий брат высшего смысла.

Люди растут, как и растения, некоторые в свете, другие в тени. Есть многие, кому нужна тень, а не свет.

Образ Бога отбрасывает тень, которая столь же велика, как и он сам.

Высший смысл велик и мал, он столь же широк, как пространство звездных Небес и столь же узок, как тюрьма живого тела.

Дух времени во мне хотел осознать величие и размах высшего смысла, но не его малость. Дух глубин, однако, победил его надменность, и мне пришлось проглотить малое как средство исцеления бессмертного во мне. Оно полностью выжгло мои внутренности, поскольку было бесславным и негероическим. Оно даже было нелепым и отталкивающим. Но клещи духа глубин держали меня, и мне пришлось испить горчайший глоток. [9] Юнг, видимо, ссылается на эпизоды, которые произойдут далее в тексте: исцеление Издубара (Liber Secundus, гл. 9) и питие горького отвара, приготовленного одиночкой (Liber Secundus, гл. 20).