Шаролта Раффаи - Горы слагаются из песчинок

— Что он тебе наказал? — резко повернулся к нему Шишак.

— Побелить два раза. Непременно. Два раза.

— Чихал я на Шефа, понятно? Думаешь, он толщину известки будет замерять? И вообще, не лезь не в свое дело.

— Вы же пришли помогать, — пожал Гном плечами. — Я не придираюсь… но раз пришли помогать…

— Помогать, помогать, приятель, — ухмыльнулся Шишак.

— Ну?

— А еще для того, — прищурился тот, — чтобы у Шефа отвисла челюсть. Это, ребятки, немаловажный момент! — И, уже наклоняясь за ведрами с чистой водой, продолжил в манере Шефа: — Хор-рошо. План такой, дети мои. Вы начинайте мыть пол, конкретно: цементный пол, от дальней стены, а мы с Амбрушем от порога. И будем сближаться. Возражения? Разойдись! — Он повернулся к Подростку: — Давай, Амбруш, а то не ровен час стемнеет.

Тихоня с Гномом заржали.

— Ну и хохмач ты, старик, ну хохмач, — верещал сияющий Гном. — Уже полночь скоро.

Дверь и окно, казалось, вымылись сами собой. Усталости никто не чувствовал.

Подросток работал покорно и молча — как заведенный. Да, вел он себя по-идиотски, расчувствовался, как дитя. Ну зачем было подставлять себя под удар? И вообще мог бы сразу сообразить, что Шишак всю эту акцию солидарности затеял не только из сочувствия к Гному. Главное для него — насолить Шефу. И как он не понял этого? А впрочем, что изменилось бы? Остаться в стороне он не мог. Другое дело, что после провокации Шишака можно было их бросить без всяких объяснений. А он вот остался, послушно драил пол, потом расставлял по стеллажам наглядные пособия.

Наверное, так и надо было. Ведь от них никуда не денешься — трижды в неделю приходится бывать в мастерской, жить с ними бок о бок.

Поставив на полку последний макет, Подросток отступил и, склонив голову набок, оценивающе оглядел плоды своего труда. Нет, ничего я не потерял, успокаивал он себя, ничего ровным счетом.

— Тэк-с. Поработали мы на славу, ребятки, — подвел итог Шишак.

Тихоня молча заулыбался. «Этот лишний раз рта не раскроет, — подумал Подросток. — Вот и мне не мешало бы помалкивать».

— Что нам осталось? — выпятил грудь Шишак. — Водворить на место орудия труда. И более ничего, дети мои. А времени всего одиннадцать, точнее сказать — двадцать три, если можно верить моему допотопному хронометру, — потряс он часами и убрал их в карман.

— Можно, можно, сынок. Ровно одиннадцать, точнее сказать — двадцать три.

Все обмерли. Шишак медленно повернулся.

На пороге, расставив ноги, покачивался Шеф. Его грузная фигура в этот миг показалась мальчишкам фантастически огромной.

Он посмотрел на мебель, на стены, на серый цементный пол, затем по одному внимательно оглядел учеников. Лицо его было совершенно спокойным. Неужто именно это он и рассчитывал увидеть?

— Хор-рошо, — обычным своим тоном наконец произнес он.

Застигнутые врасплох, ученики только растерянно хлопали глазами.

— Если добрая память не изменяет мне, — улыбнулся Шеф, — не далее как сегодня утром я имел смелость пообещать вам, что под моим руководством все вы — я подчеркиваю: все до единого — с течением времени станете классными специалистами. То же самое я готов повторить и сейчас. Вот только со временем… неувязочка может выйти. Теперь это уже несомненно. — В голосе Шефа вдруг зазвучали растроганные нотки. — Вынужден констатировать, что никто из вас — я подчеркиваю: никто — не достоин того, чтобы закончить курс обучения в положенный срок. Нужно ли говорить, как мне больно в этом признаться. — Он повернулся к Шишаку: — Что это у тебя губы дрожат? Нехорошо. Могу дать тебе добрый совет: прежде чем товарищей к рукам прибирать, научись держать в руках самого себя… Ты хоть и третьегодок, а не надейся: для твоей исключительной личности исключения я не сделаю. Нет, сынок. И деваться тебе некуда — учебный год начался. За лето не успел отсюда перевестись, а теперь уже поздно. Так что придется тебе этот год повторить — не важно, останешься ты здесь или уйдешь. Это ясно? — Он сделал паузу, но Шишак молчал. — Хор-рошо. Ну, как знаешь… Что касается остальных, то им тоже воздастся — не всем сразу, по одному. — Он опять выждал. Никто не пошевелился. — Вот и прекрасно, — кивнул Шеф. — А теперь, чтобы драгоценные ваши родители понапрасну не беспокоились, марш по домам. Прошу, — с нарочитой любезностью посторонился он, пропуская учеников.

Те в немом молчании прошли мимо Шефа. Никому даже в голову не пришло попрощаться с ним. Шагали, как роботы.

— Амбруш, останьтесь, — сказал вдруг Шеф.

Плечи Шишака судорожно передернулись — это было последнее, что заметил Подросток. Гулкие шаги учеников вскоре стихли. Слышался только монотонный, похожий на шорох соломы, унылый шелест дождя.

— Послушайте, Амбруш, — начал Шеф мягче обычного, — вы еще новичок, совсем недавно попали сюда. Прежде-то едва ли вам доводилось бывать… хм… в таких местах. Недолго и под дурное влияние попасть. Тем более если его оказывает третьегодок… или я ошибаюсь? Который к тому же ровесник вам. Ведь так?

Подросток молча потупил голову, и лоб у него покрылся холодным потом.

— Вот видите, — продолжал Шеф, — я не ошибся. Как не ошибусь, если скажу, чего вы сейчас боитесь. Что я буду расспрашивать вас о товарищах. Успокойтесь, не буду. Я своих учеников знаю — наушники мне не нужны. Отправляйтесь-ка вы домой и постарайтесь забыть обо всем, что произошло. А еще могу посоветовать, если, конечно, вы в этом нуждаетесь, — остерегайтесь Шишака. Вот и все, что мне нужно было от вас. И еще: если будете хорошо работать, я вас на второй год не оставлю, вы и так потеряли два года в гимназии, с вас достаточно. Спокойной ночи. — И Шеф посторонился, пропуская Подростка.

— Спокойной ночи, товарищ завпрактикой, — подавленно пробормотал тот и вышел, качаясь как пьяный.

Чтобы не раздражать Шефа, по цеху он прошел размашистым шагом и только во дворе бросился со всех ног. Но ни у мастерской, ни за воротами никого не было. Дождь как будто приутих, неоновый свет вывески холодно и серебристо мерцал сквозь его стеклянные нити. Мокрая асфальтовая дорожка казалась огромным сплошным зеркалом, с которого дождь смыл все следы. Подросток помчался дальше.

На мосту он перевел дыхание и посмотрел вниз: обсаженная декоративными кустарниками площадь напоминала обмелевшее море, а освещенное изнутри приземистое здание автобусной станции — корпус севшего на мель корабля. В зале ожидания тоже никого не оказалось — те трое, выходит, удрали. Бросили его.

Наутро он долго боролся с соблазном вообще не идти в мастерскую. Мать могла бы устроить справку от врача, она сделала бы это, наверное, даже с готовностью. Но рано или поздно, размышлял Подросток, ему все равно придется встретиться с ними и взглянуть им в глаза. Почему бы не сделать это сегодня? В конце концов, Шеф его ни о чем не расспрашивал, а если бы и расспрашивал, все равно ничего не добился бы. Сколько времени он следил за ними из темноты? Ясно — открыл мастерскую своим ключом и, наверное, наблюдал за спектаклем, удобно устроившись в какой-нибудь из машин. Нет, троица не может его ни в чем заподозрить, что они, сами не понимают? — поспешно одеваясь, подбадривал себя Подросток.