Валерий Попов - Сон, похожий на жизнь [Повести и рассказы]

Носков, кстати, у него тоже нет — видно, летят вместе с ботинками. Хотелось мне, конечно, сказать — где... Но боюсь, что реальность его испугает больше, чем страшная сказка.

Поэтому я таинственно молчал, что, конечно, он трактовал как издевательство. Но издевательством было бы, если бы я ему сказал! Стал бы орать, хотя б, конечно, понял, что это правда, происшествие в его стиле. Поэтому — сайленс! Блаженное состояние еще не покидало меня.

— А где... Ладога?! — уже менее уверенно произнес он.

Теперь я молчал уже многозначительно... Пусть сам почувствует (уже начинает!), что за свои ботинки, так же как за Ладогу, скорее, должен отвечать он. Ножки топтались в нерешительности... Ну все. Хватит издеваться над другом! Я встал. Вот так туманище! Невольно наваливался вопрос — где мы? Не видно ни берега, ни воды, ни причала... лишь крайнее выщербленное бревно, обмотанное нашим тросом.

— Я думаю, тут что-то хорошее вокруг, — ласково произнес я.

Никита снова забегал. «Твой оптимизм меня бесит!» — не раз кричал мне он. И я его понимал. Действительно — какие основания? Тем более, в трюме у нас валяется невесть кто... Так что — если взглянуть в глаза реальности... Но не за тем мы плывем. В реальность устали уже вглядываться... и еще наглядимся. А сейчас... Сладко вздохнув, огляделся.

Туман постепенно наливался оранжевым светом. И вот уже высоко, сперва смутно, потом все яснее и яснее, появилось солнце. От него к нам шла золотая лестница. С реальностью картину эту соединяло лишь то, что ступеньки были мокрые и от них шел пар. Храм солнца! Никитушка нервно забегал. Не мог, видимо, примириться с тем, что мы прибыли сюда не под его руководством... скорее — вопреки ему, несмотря на все его выкрутасы, которые, конечно же, смутно им вспоминаются и пугают его. С ужасом, например (не помутился ли разум?), глядел на вылезающих на четвереньках Колю-Толю и его точную копию — брата-близнеца, которых он, видимо, совершенно не помнил, хотя что-то ему мерещилось... что-то, что он сам натворил... Более подходящих лиц, чем у Коли-Толи и его братана, для подобной ситуации, для мук памяти и совести, было не найти. Оба они выглядели, будто их только что после недельного там пребывания вырыли из земли... или, в лучшем случае, хотя трудно этот вариант назвать лучшим, — через неделю вынули из воды. К ситуации они, однако, отнеслись более адекватно и, я бы сказал, более оптимистично. Хотя выглядели — я это подчеркиваю ради объективности — даже хуже Никиты. Но!

— Ни фига себе! — произнес Коля-Толя (или его брат), восхищенно оглядывая «золотую лестницу». Что значит — люди хлебнули жизни и теперь ценят ее прелести! И тем самым, косвенно, и мои заслуги — ведь я же сюда их привез.

— Ну... пошли? — торжественно произнес я.

Пойдем все — мне не жалко. Напротив — я рад.

— Ну пойдем... разберемся! — мрачно сказал Никита и демонстративно взял из рубки карту. Мол, поглядим, куда этот тип нас завез. Вот она, благодарность! Удача, похоже, существует лишь в моей голове. Поддержку, возможно, я найду лишь у наших спутников, беглых каторжников... Никита, наоборот, хочет принизить мой успех. Ибо не он стоял за штурвалом... будто он мог за штурвалом стоять!

Мы стали подниматься по солнечной лестнице. Нет — все равно — колоссально, что бы Никитушка там ни бубнил. Наверху лестницы мы остановились перед огромным солнцем. Оно уже ощутимо грело.

Повернувшись (спины раскалились, от них пошел пар), мы стали с высоты озирать окрестности. Слияние золотых речек и ручейков. Прямо под нами — раздвоение потоков. Вот это, надо понимать, канал, по которому мы сюда приплыли, а эта вот могучая река — Свирь, вытекающая из Онежского озера, и вот тут, растекшись, она впадает в Свирскую губу Ладоги. С гордостью глядел я на карту: это сколько же я отмахал, не выпуская штурвала! Можно меня поставить в ряд со знаменитым мореплавателем Дежневым, теми же братанами Лаптевыми... Гордость переполняла меня. Сейчас взлечу! Друг, однако, поспешил «приземлить» меня — не мог без темных очков наблюдать сияние моей славы.

— Но здесь не указано никакого поселения! — прохрипел он, тыкая грязным пальчиком в карту.

Нашел-таки слабину! Действительно — какие-то уютные палисадники проступают сквозь туман, но, видимо, на самом деле никакого поселения нет.

— Ну что ж, — скромно сказал я, — значит, это так... видение. Фата-моргана.

Против такой формулировки бурно восстали братаны.

— Это еще как? Столько корячились — считай, все зазря?

Я скромно пожал плечом. Воля капитана: считать это поселение открытым... или закрыть его. Пожалуйста. Я готов. Но вот как (опытный я демагог) трудовые массы? Массы повели себя традиционно: гомоня, направились в «Буфет» — избушка с таким названием стояла непосредственно у диска солнца.

— Фата-моргана, — развел руками я. Можно, конечно, проигнорировать... можно поинтересоваться. Лениво, вразвалочку мы направились к буфету, не существующему в реальности. Братаны уже скрылись там. И мы вошли в этот храм солнца. В косых лучах слоился табачный дым. Запах водки, мокрой одежды. Веселый гвалт.

— Эти фата-морганщики... крепко, однако, фата-морганят! Причем — с самого утра! — не удержавшись, сказал я Никите.

Тот лишь дернул плечом... Ну конечно, конечно! Все это лишь видение... дурной сон... пригрезившийся с похмелюги! Не более того. Но с похмелюги, замечу вскользь, весьма кстати — вот того бы пивка. Шумно сглотнул слюну. Никита в ответ захрустел развернутой картой — отстаивая свою несуществующую правоту, и сюда карту принес! Посетители несколько враждебно оглядели клиента, который и в кабаке ориентируется по карте — доказательства, видишь ли, нужны ему!

— Видишь, — он снова ткнул пальцем, — нет тут никакого села. Ближайшее вот... далеко от развилки.

Я огляделся. Судя по всему, эти несуществующие люди сейчас будут нас бить, причем вполне ощутимо!

— Ладно, разберемся! — Я дружески хлопнул его по плечу. Не терять же друга из-за какой-то фата-морганы... Но отношения с ней все же надо наладить. Я нырнул в нее. Причем с наслаждением!

За ближним столом сидел маленький человек в тулупе и треухе (ведь лето же как-никак).

— Я король плотников! Понял? Король! — гордо говорил он, но сидящий напротив него глядел почему-то страдальческими, слезящимися глазами и время от времени отрицательно мотал головой. Чем кончится этот разговор? Кончился весьма убедительно: маленький, обидясь, снял треух — под ним сияла корона.

— Ну так видал? — сказал он своему оппоненту. Тот закрылся рукой.

— Ну, чем не настоящие? — бодро произнес Коля-Толя (или его брат?), с двумя кружками пива появляясь рядом.

Я одобрительно кивнул. Никитушка дернулся. Нипочем все ему!

— Тут один мудачок потолковать хочет с тобой, — доверительно сказал ему Коля-Толя, но Никита, снедаемый гордыней, отказался от столь блестящей возможности. Он мой друг... но столбами стоять, среди жизни?