Валерий Попов - Сон, похожий на жизнь [Повести и рассказы]

Похоже, и не будет. Только эти дома.

— Главное — гора. Говорил уже — замечать стали, что от Пьяной голова кругом идет. Поэтому так и назвали ее. Сперва думали: шаманство. Шаманов тут полно. После ученые выяснили — разлом земной коры: вся магма из центра земли прорвалась, со всем содержимым. Ну, уран. Золото. Железо. Алмазы. Богатства, в общем, хоть ж..й ешь!

Это вычеркиваем.

— Но первый дед мой начал копать...

В Москве он, правда, другую версию предлагал: своими ногтями дорыл! Но всякий сценарий всегда имеет три варианта — это нормально.

— Но и счас работа продолжается? — я бодро сказал. Не оборвать бы ниточку.

— А куда, на хер, денешься? Роем. Пьяницу от вина не отучишь! Сперва выстроили тут «Шанхай».

— Здесь?

— Ну, всякие хижины самодельные. Из жести, фанеры. В нашем климате — самое то! На дверь набивали рваные ватники, галоши — как-то утеплить. Надо было в секунду проскользнуть: дверь откроешь — оттуда пар. И ругань. И что-нибудь тяжелое летит в тебя: «Не студи, сволочь!» Жили за занавеской. И тут же детей делали — и не столько, сколько сейчас. Потом бараки подняли.

— Вижу.

— Ну, в детстве моем в бараках исключительно интеллигенция жила. Как лагерь ликвидировали — руководящий состав вселили. Начальник шахты, главный инженер. Их сын был мой кореш — так я туда к ним на цыпочках входил.

— Чей сын? — Я устало отложил перо. Не успевал за потоком информации.

— А... Главный инженер женщина была. Из дворян. Чисто, красиво, помню, у них.

Это в бараке-то?

— Ну, а потом пошли эти уебища, хрущевки. Что здесь, что в Сочи — один проект. Как-то не учитывалось, что климат здесь несколько другой. Неохотно переезжали. Да и привыкли все же жить на земле. Так что первое время в ванной свиней держали, кур. Окна не открывали, естественно. Так что аромат соответствующий был! Тем более ни ванна, ни туалет не работали — канализацию поверху не проведешь, а мерзлоту долбить трудно. Тоже недоучли. Так что делали туалет во дворе, на двадцать дырок. Мерзлоту только ртуть прожигает — выносили с работы. Вечером сидят все рядами, обсуждают политику, производство — где еще? Простые называли это «очковая змея», а интеллигенты «ветер-клозет». За зиму такие монбланы вырастали! Летом таяли. На самосвалах их вывозили. Так что запах себе представь! Но в кино вроде запах не передается? — озаботился он.

Ну, пока мы создадим этот фильм — научатся... Удивительно, сколько сведений, которые сценарию на хрен не нужны!

— А родители через все это прошли. И я захватил. Шутка была: квартира со всеми удобствами, но удобства во дворе. А чукчи наоборот — жили рядом в чумах, а квартиры использовали как сортир. Так протекало наше счастливое детство. И ничего! Нормально казалось. Никакого уныния. Набегаешься — довольный приходишь. Теперь-то лафа! Провели канализацию, отопление.

Так что запах, возможно, в фильме и не понадобится.

— Вон трубы стоят — серебристые, на опорах. Тут только так. Иначе летом, когда мерзлота поплывет, перекорежит их... А в бараках потом только освобожденные уже жили — спокойно, сдержанно. Здесь нарываться им ни к чему. Одеты все были хорошо. Ждали навигации — и с ней исчезали, хотя разрешения на ЦРС, центральные районы Союза, не было ни у кого. Разбирались между собой тихо: каждой весной пять-шесть «подснежников» находили со следами насильственной смерти. Снабжение отличное! Компоты китайские «Великая стена». Кофе из Индии «Бон-бон». Картофель из Голландии, в таких красных сетках, красивых. Лишь дай металл! Умыться не хочешь?

Сколько уже здесь — и впервые такая свежая мысль.

— С чего бы это?

— Так утро уже.

По пейзажу не скажешь. Довел до сортира — к счастью, не во дворе, всего лишь в конце коридора. Тут же телефон висит. Не верится, что дозвониться отсюда можно, с края земли!.. Умываться-то я не шибко люблю... тем более — в трудных условиях. После меня Пека пошел. Долго фыркал, сопел с какими-то длинными паузами. Я даже встревожился — что там с ним?

Вернулся, вафельное полотенце к лицу прижав, с красными пятнами.

— Ты чего?

— Нормалек, — глухо через полотенце произнес.

— Кровь из носа?

— Вдруг из горла пошла... Давно не было.

Съездил, называется, в отпуск!

— С овощами тут перебои... были. Так цинга пошла, — глухо из-под полотенца пояснил. — Ну, витаминов нет. Зубы в кармане носил. Сам еле ползал. Мне говорят: «У чукчей копальки поешь. Единственное спасение»... Не каждому это понравится. Дохлую нерпу рубят, в землю закапывают, бродит там, в смысле — разлагается. Вроде силоса. Ну, выкапывают ее через определенное время и едят...

Вот это, по-моему, зря.

— Причем как! — Пека, заметив мое уныние, пытался сюжет как-то приукрасить. — Зубов у большинства из них нет, так они губами зажимают кусок и режут острейшим ножом — так близко, кажется — губы режут и едят! Потому, может, и прозвали их самоедами.

Пека тоже отчасти самоед.

— При этом урчат от наслаждения. Глазки в блаженстве щурят, потом поглаживают по животу: «Скусна!»

Да, я, кажется, понимаю, почему Инна не рвется сюда.

— Ну, отбил цингу. Зато печень посадил навсегда. Черви теперь в ней.

Завидный жених.

— Кровь не чистит совсем. А организм эту кровь отторгает... — полотенце показал. — Вроде лечился, — не совсем уверенно произнес. — И вот опять!.. Есть, кстати, хочешь?

Почему — кстати? Хотелось бы без излишней экзотики обойтись.

— Да нет, сейчас все нормально у нас... — не совсем уверенно произнес. — Где уран — сверхснабжение! Последние, правда, годы хуже.

Хуже чего?

Спустились. Долго шли вдоль бетонного забора. Богатый пейзаж.

— Наша «великая стена»! Забор комбината. Чукчи любят тут отдыхать после магазина. Сейчас почему-то нет никого.

— Может, закрыто?

Ускорили шаг.

В таком же блочном дворце на первом этаже — магазин. Ассортимент побогаче, чем у нас. Имело смысл лететь. Кофе растворимый! Ананасы в огромном количестве. Видно, местные не уважают их.

— Вон спирт, — Пека холодно показал.

Но больше всего меня поразило молоко — уже разлито в трехлитровые банки, длинные ряды!

— Пей! — Пека пресек мои вопросы.

— Не хочу.

— Пей! Надо.

Ну, если надо. Банку опорожнил.

— Уф!

Вот уж не предполагал, что молоком буду тут упиваться. Другое предполагал. Но жизнь, как всегда, непредсказуема.

— Еще пей!

Понял уже, что дело не просто. Через край выхлебал. Утерся.

— Еще можешь?

Какое странное местное гостеприимство.

— Надо?

— Надо. Минимум три!

Потом, надеюсь, объяснит? Ехать в столь экзотическую даль, дабы почувствовать себя настоящим мужчиной, — и питаться исключительно молоком, как младенцу!.. Выпил еще, правда, не до конца.

— Ну хорошо! — Пека проговорил.