Валерий Попов - Тетрада Фалло

Я распахнул номер... Вот это да! В дверях стоял Валера Голод, старый ленинградский приятель... не виделись с шестьдесят... не помню уже какого... Был диссидент — умеренный, впрочем, в основном по кухням бушевал, переводил прозу с английского, всегда был возбужден — то недоволен, то дико счастлив. Потом — исчез... Крупный американский адвокат! М-маленький з-заика! Сколько же упорства, цепкости, сообразительности пришлось ему проявить, чтоб так подняться! Впрочем, почти не изменился на вид (как вскоре выяснилось, так же заикается и беспрерывно матерится — или только на радостях?). Только костюм темный, роскошный, да блеснувшая булавка на галстуке, да уложенный четкий пробор в мелких кудрях, а так все такой же!

— Валера! (Там-та-ра-рам!) Ху... ты тут делаешь? Быстро пошли!

— Ну погоди... Давай хоть обнимемся!

— Ах да... Замудохался сегодня.

Мы обнялись.

— Ну все... Поехали.

— Куда?

— Ре-решим!

— Ну, мне как-то неудобно.

— Ну давай хотя бы спустимся в мой «линкольн», — у меня там кондишн, а тут буквально нечем дышать.

— Этих наших орлят, — говорил тезка (мы плавно двигались в строю шикарных машин), — буквально приходится держать за руки. Что они тут творят! — Кинув руль, он вдруг схватился руками за голову... «Линкольн», к счастью, никуда не нырнул.

— То же и к нашей миссии относится? — поинтересовался я.

Он смотрел на меня некоторое время, в глазах его прыгали черти... Не сказать? Сказать?

— А! — Он наконец махнул крохотной ладошкой. — Ты лучше не думай об этом! Расскажи лучше, как наши там!

«Наши», как выяснилось, оказались здесь. Пока мы с ним ехали через Бруклин, по Оушн-вей, широкому бульвару (все прохожие в черных цилиндрах, с закрученными пейсами), выяснилось, что из наших общих друзей никого не осталось — в смысле, на невских берегах.

— И Вичка здесь? — Он то и дело бросал руль, хлопая по коленям. — И ты знаешь номер ее?

Некоторые интонации все же выдавали, что он долгое время жил не у нас.

Центр ностальгии многих русских, еврейских «наших» — Брайтон-Бич, темная улица под железной крышей, по ней грохочет сабвей.

Как выяснилось, это центр ностальгии и для меня. Как только мы вошли в ресторан «Людмила», недалеко от берега Атлантического океана, мы сразу оказались в восьмидесятых годах. Люди уезжали оттуда из-за неприятия той страны, того времени... И — о, парадокс — теперь та страна и то время есть только тут!

Лишь тогда — сердце мое вдруг сжалось — женщины наши были такими тучными, носили переливающиеся платья и высокие прически... и лишь тогда наши собирались в ресторанах вот так, целыми учреждениями, с директором и главным бухгалтером во главе стола... и так же таинственно гас свет во всем зале, и луч упирался в изогнувшуюся, переливающуюся радугой женщину, стоящую на руках... Акробатический этюд! Максимум эротики, что допускался тогда!.. Только тут это сохранилось.

И только у нас и только тогда, чуть выпив, все кидались в пляс под оркестр, колыхаясь роскошными телами. Теперь все это ушло, и нигде в мире я уже больше этого не встречал. И вдруг — живо!

Мы с Валерой таяли, оказавшись вдруг в нашей молодости. Но суровая реальность проступала и здесь. Лицо Валеры — растроганное, красное — вдруг приблизилось, и он произнес:

— Т-тебя... 3-зотов в гостиницу п-поселил? Мой с-совет! С-сваливай от-туда! Н-не-чисто т-там!

— Ты имеешь в виду... в гостинице? — изумился я.

— М-мудак! Я им-имею в виду — 3-зотова и всю его компанию. Мне, как л-лойеру, положено со всякой ш-шушерой дело им-меть, а т-ты держись подальше от них...

— А что? — Меня прошиб пот. Во влип! Да еще на чужбине.

— Я д-двадцать л-лет в России не был, но знаю, похоже, все лучше тебя! Это ж типичная п-пирамида перед тобой. Там л-лохов кинули, деньги забрали их — теперь тут изображают п-просвещенных меценатов... Давай лучше я тебя с настоящими людьми тут сведу! Саша Цаплин, компания «Надежда» — тот всерьез ус-сыновлением больных русских ребят занимается, по всей России мотается, вчера из Красноярска прилетел. Раньше помогал Джуди, теперь — сам! Все! Едем сейчас к нему!

— Так ночь уже!

— Я говорю тебе — отличный мужик! Едем!.. П-правда, я в Нью-Джерси, г-где он женился, не был у него... Разыщем!

И вот неугомонный Валера мчал уже меня в нью-йоркской ночи. Мы летели по бесконечному мосту над океаном, мост разветвлялся, переплетался с другими, и все это над океанской бездной! Валера неотрывно смотрел на указатели, но на какой-то один номер мы ошиблись, и вдруг оказалось, что мы с прежней бешеной скоростью мчимся уже обратно!

Валера выругался, и мы поехали ночевать к нему в Квинс.

Утром он с трудом растолкал меня. Мы всю ночь с ним пили водку и спорили — как когда-то, в шестидесятых, делали это сотни раз... Теперь это бывает только здесь. И думаю, редко — теперь уже нет в нас тех сил. Валера, однако, был бодр, даже в нетерпении подпрыгивал. Мы прошли с ним через милый зеленый райончик (часть Квинса, самая респектабельная) и сели на электричку.

Из подземного перехода мы вышли на Тридцать четвертую улицу, напротив огромной стеклянной Пенсильвания-стейшн. Америка казалась мне привычной, будто я уже долго жил здесь. Валера, однако, дрожал от нетерпения, торопясь все мне здесь показать.

Он вдруг схватил мою руку и стал подушечками моих пальцев гладить стенку подземного перехода.

— Ну? Понял?

— Что?

— Пупырышки нащупал?

— Какие пупырышки? А, да. Что это?

— Азбука Брайля, для слепых. Чтобы сами могли найти дорогу. Конечно, они могут спросить, но не хотят унижаться. Здесь не принято людей унижать! — Он гордо выпрямился.

— Здорово, — сказал я.

При выходе наверх, на солнечном углу, сидел здоровый, почти голый негр с какой-то табличкой на груди.

— Видел? Читай! — указал мне на него Валера.

— Фо ту долларс тейк ми фа... За два доллара... можешь послать меня далеко?

— Точно! — восхитился Валера, потом быстро подошел к негру, о чем-то поговорил с ним, потом потрепал своей маленькой ручонкой его по могучему плечу и, сияя, вернулся ко мне. — Понял?

— Да... — произнес я не совсем уверенно.

— Вот так! — произнес он торжествующе. — В самом центре Нью-Йорка, в респектабельном районе, сидит почти голый негр — и все уважают его! И я, преуспевающий адвокат, говорю с ним на равных, и он не видит в том ничего противоестественного! Ты понял, нет?

Потом мы вошли в большой мраморный холл офис-билдинга, где была контора Игоря Зотова. Валера, глянув на часы, сказал, что мы успеем еще перекусить. Мы вошли в буфет на первом этаже.

— Ты понял! Свеж-жайшие булочки! — восклицал он.

Я хотел было сказать, что свежайшие булочки есть теперь и у нас, но, поглядев на него, поддался его энтузиазму и съел две.