Валерий Попов - Запомните нас такими
- Название:Запомните нас такими
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Издательство журнала «Звезда»
- Год:2003
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:5-94214-058-8
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Валерий Попов - Запомните нас такими краткое содержание
84(2Рос=Рус)6
П 58
В. Попов
Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с.
ISBN 5-94214-058-8
«Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное.
Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни.
Издание выпущено при поддержке
Комитета по печати и связям с общественностью
Администрации Санкт-Петербурга
© Валерий Попов, 2003
© Издательство журнала «Звезда», 2003
© Сергей Шараев, худож. оформление, 2003
Запомните нас такими - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Через московские толпы я пробился в общежитие... Да, общежитие соответствует! Подужасный — большое узкоглазое лицо на маленьком тельце — яростно кинулся на меня сразу: почему я здесь? Почему он здесь? Почему для него такая несправедливость? Потому что он из малой народности, можно издеваться? Зачем меня к нему поселили?
Смутная моя печаль сразу сникла от столь бешеной ярости.
— А что такое? — пробормотал я. — На одну букву мы!
— Буква твоя другая! — Сквозь острые желтые зубки он брызгал слюной. — Моя фамилия Бо-ду-жасны! Зачем меня ужасным назвали? Зачем с тобой поселили? Я главный человек у себя на родине!
— Ладно... ухожу!
— Откуда сам? — Он вдруг прицелился, прищурил и без того узкий глаз. «Оценил шкуру».
Что-то он разглядел во мне ценное, о чем я сам, видимо, не знал.
Мы сели рядом на тесно стоящие койки, и он с бешеным напором (а еще говорят — северные народности ослабели!) начал меня «забивать»: он самый талантливый в их национальном округе, самый известный — поэт, журналист, а вот теперь и кинематографист.
— Мой народ свое кино хочет! — гордо сказал он.
Я не возражал. Видно, моя уступчивость составила дивную пару с его хитростью: он разрешил мне остаться.
На первом экзамене — по литературе — он пугал экзаменатора, усталого интеллигента: «Нас народ обиды не прос-сяет!»
Его народ, я думаю, в это время мирно гонял оленей и о таком заступнике не подозревал.
Бодужасны творил чудеса, смело объединял Некрасова с Маяковским под фамилией Есенин. Экзаменатор лишь вздрагивал. Затем, вздохнув, поставил пятерку.
— Национальные кадры нам очень нужны! — сказал он мне, когда Бодужасны вышел.
Поставить мне меньше было невозможно, поскольку я знал, что «Войну и мир» и «Воскресение» написал один и тот же автор.
Моей пятеркой Бодужасны был взбешен: нас сравняли! Его, самого талантливого, и меня, рядового! Он, видимо, собирался быть первым не только в своем улусе, но — везде!
К сожалению, меня недостаточно это тогда испугало — еще можно было бежать. Я еще не понял тогда, что он выбрал меня как «жертвенного оленя». Вернее, бояться-то я боялся, но думал, что вскоре мы расстанемся: ведь поступили мы на заочное отделение. Недооценил. Как будет меня «свежевать», Бодужасны уже знал точно.
После торжественного зачисления и последовавшей за этим дикой пьянки (почему-то в тот год в сценаристы набрали в основном отсидевших уголовников, ценя, видимо, их знание жизни) и после общего бурного прощания я сразу же обнаружил себя падающим с верхней полки в резко тормозящем вагоне... Приехали?
Я грохнулся на колени, зажмурился, потом открыл глаза — и увидел прямо перед моим носом сияющее, как масляный блин, лицо Бодужасны. Глазки были закрыты, но реснички вздрагивали. Не спит? А я, надеюсь, — сплю? С ужасом, удерживая пьяную тошноту, я глядел с близкого расстояния на него... Нет! Реальность! Но — какая? Я, по пьянке, еду с Бодужасны к нему на Север? Тошнота подступала неумолимо. Нет, по охватившему меня отчаянию я все понял: иногда эмоции опережают мысли... Не я к нему еду! Это было бы сладкой сказкой!.. Он едет ко мне. И, видимо, знает зачем. Хотя мне этого понять не дано. Но ему, конечно, видней, хоть глазки его и закрыты... Пускай поспит! Еще успею узнать страшную правду.
— А рази я не сказал? — наконец, проснувшись, сообщил он. — Мы с тобой сенарий будем писать, о дестве!
— Ясное дело. О твоем? — проговорил я с ненавистью.
— Есесвена! — кротко улыбнулся он. — Мой народ хочет!
Мой народ тоже хочет, но, ясно, — после его народа!
Когда мы вышли из автобуса на моем углу, Бодужасны, оказавшийся еще меньше ростом, чем мне раньше казалось, восхищенно задирал свою мощную черепушку на хилом тельце, цокал языком, щурился... всячески изображал восторг дикого человека, впервые увидевшего такой «большой чум». «Опять хитрит!» — уже с отчаянием понял я. Видимо, хочет своим чистым, восторженным отношением расплатиться за хлеб и воду? Так оно и случилось.
Да, мой порыв к высокому искусству закончился неблестяще...
На оставшиеся три дня отпуска я сбежал к теще, оставив моего гостя хозяйничать. И когда вернулся, чуть не вылетел из моей квартиры, как пробка... Да. Нахозяйничал!
Съездил я тоже не очень удачно. Жена и теща, увидев документальное подтверждение моему безумию — билет студента, — пали духом окончательно.
— Я не могу здесь больше жить! Я хочу домой! — шептала мне жена ночью.
— Сейчас... нельзя, — угрюмо бормотал я. — Со мной редактор приехал.
— Ледактор, — вдруг раздалось сбоку. Мы повернулись и с изумлением увидели, что наша годовалая дочурка стоит в кроватке, держась за поручень, и радостно смотрит на нас... Это она сказала? Первое слово, и сразу «ледактор»? И мы с женой помирились благодаря ей...
И вот — нахозяйничал «ледактор»!
Вскоре я начал сомневаться даже в том, правильно ли я выбрал себе вторую профессию. Сценарист... Может, лучше было замахиваться на что-то попроще? Больно уж там все, как говорится, идеологизировано.
Первая же полученная нами методичка (в двух экземплярах — значит, и адрес мой «ледактор» указал как свой) содержала рекомендации по написанию «немого этюда» — как бы эскиза к полному сценарию; прилагались образцы наилучших «немых этюдов». Наилучший из наилучших начинался так: «На платформе стоит человек с лицом американского безработного...»
Да-а, не туда я, похоже, влез!
Бодужасны сиял:
— Мы еще лучше напишем!
Хотелось бы...
На работе меня встретили так же вяло, как всегда. Каникулы у тещи. Что тут может быть веселого? Подробностей я не раскрывал. Шепнул только Бобу из всей нашей «элиты», как и что, — и сразу же получил в ответ, что «продался советской идеологии». Где же деньги тогда? Чистый, наивный Боб полагал, что если уж «продашься советской идеологии» — то сразу получишь кучу денег. Как бы не так. Идеология — баба привередливая. «Немыми этюдами» про американского безработного для начала позабавиться не хочешь?
Кстати, и Бодужасны, похоже, сразу замахнулся на Ленинскую премию, никаких «немых этюдов» не признавал, а сразу требовал написания сценария о своем народе. То есть чтобы я написал! Но при этом он почему-то отказывался сообщать какие-либо мифы и легенды о нем.
— Мой народ отбросил пережитки!
При этом он ничего не рассказывал о себе, даже про мать и отца. Видно, в конкретной его жизни было нечто, не вписывающееся в Ленинскую премию. А что же тогда — вписывалось?
— Мой народ — самый малочисленный в мире! — спесиво говорил он.
Как говорится, одного этого недостаточно. До глубокой ночи я сидел за машинкой, пытаясь проникнуть в тайну его народа телепатически. «А правда ли, — начинали глодать сомнения, — что национальная тема — это «верняк», как уверяет он? Может, я просто жертва дружбы народов?»
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: