Валерий Попов - Любовь тигра [Повести и рассказы]

— Хыппи! — с готовностью ответила она. — Хыппи проклятые нахлынули сюда!

— Как? — я оглядел их бесчисленные толпы. — Они все...

— Та нет! — сразу поняла меня старуха. — В том-то все и дело, что жавые они! Просто пляж этот им приглянулся — ни стыда у них ни совести! Раньше даже разбойники стеснялись такого — а эти — тьфу!

Ах... хыппи! Задрав пальто, я моментально ссыпался вниз. ...Ах, хыппи! Ну, с хыппями у меня особый разговор! Дочь год уже как исчезла сюда... и ни слуху ни духу! Что она, интересно, делает здесь, балда? Я-то хоть из своих тайн делаю потом рассказы, а у нее — такие тайны, что ни черта из них не сделаешь!

Я расстроился.

Долго я метался среди хиппи, наблюдая их непрерывные тряски под барабан, размалеванные их щеки... но дочь не нашел. В конце концов, выломав кол, я долго гонялся за ихним главным гуру с криком:

— Скучновато у вас, у хиппи!

Потом я резко ушел в гору, снова повстречал друга Пита, выпил с ним немножечко еще, потом пришел на свою террасу... там стоял стол с бесстыже задранной скатертью. Выбив сук, грубо надругался... Пардон, недовысох! И тут появилась милиция.

— О! — удивился я. — И здесь вы!

— А куда же нам? Что мы, не люди?

— Ну хорошо...

Пикет размещался на самом берегу. Дежурного звали лейтенант Хрпсоев — фамилия была довольно грозная, но человек оказался милый.

— Ну, вот и хорошо, — я с удовольствием оглядел тесное помещение. — А то все на воздухе да на воздухе — сколько можно.

— Какие проблемы? — дружески поинтересовался Хрпсоев.

— Да вот, сами видите! — заговорил я. — Пальто свое покрасить никак не могу! Пока переправлялся сюда — во что превратил!

— Ковальчук!

Вошел Ковальчук.

— Возьми у гражданина его пальто...

— Слушаюсь.

— И отвези вон туда... за реку, где, видишь, труба от красильной фабрики в воду идет? Запихни в нее — пусть покрасится.

— Слушаюсь! — Ковальчук, щелкнув каблуками, вышел с моим пальто на руках, сел в белоснежный милицейский катер, понесся... я смотрел ему вслед... Та самая фабрика — «каменная кошка» — дымовая труба вверх, как хвост... вторая, незаметная, в реку! Да, неспроста все повторяется, неспроста!

Медленно, с натугой заскрипела дверь... я приподнялся на скамейке... вошел Феофан! Я сел. А с другой стороны — как раз его появление в милицейском пикете было логичным. Странно ждать встречи в милицейском пикете с друзьями и возлюбленными — если они, конечно, не из криминогенной среды! А это было не так... Однако, именно Феофан, как оказалось, воплощал в себе и дружбу и любовь.

— Ну здорово, сучара бацильная! — пробасил он. Мы крепко обнялись. Потом он резко оттолкнул меня, якобы, чтобы полюбоваться. — И ты к нам? Ну правильно, молодец!

Что ж здесь такого особенно правильного? — с горечью подумал я, но не сказал.

— Помнишь, небось, как во Флоренции с тобой квасили? — с явным наслаждением вспоминал он. — Да, жизнь нас не баловала, — сделал неожиданный вывод он.

— Да уж, конечно, нелегко тебе было... за красавца чистильщика сапог Андреуччо пить... а главное — за красавицу, уборщицу туалетов, Беритолу! — не удержался и съязвил я.

Но он не обиделся — чего же обижаться, когда напоминают о приятном? — только махнул рукой с выражением веселого ужаса: мол, кем только не приходилось быть.

Пошла некоторая пауза. Конечно, признаваться в этом было неловко, но не для встречи с ним я прибыл сюда! Оказалось, что и он это понимал — вдруг тоже с ожиданием посмотрел на дверь.

Наконец, она медленно, со скрипом, повернулась... и вошел Пит. Тьфу, черт! Он был чисто выбрит, в строгом костюме и галстуке, но при этом совершенно пьян. Хрпсоев строго посмотрел на него.

— А что? — с вызовом проговорил Пит. — Мне сказали — выйти с отгула — я вышел!

Хрпсоев махнул рукой.

Дверь отворилась и вошел Егор. Я поднялся... но он, в отличие от Феофана, не излучал ни дружбы, ни любви. Сухо кивнув мне на расстоянии, он сел. Я сел тоже.

А она? Она разве не придет? Кто же здесь главней может быть, чем она? Ползызни мне закуроцыла!.. Скромненько вошла она. Кивнула, будто мы расстались вчера... и сразу нас стало только двое.

— Ну что — не разыскал свою дочку? — со своей обычной проницательностью проговорила она.

— А ты откуда знаешь? — я оторопел. Интересно начинается наша встреча!

— А ты разве не знаешь — сказала она, — что они с моим балбесом блуждают?

— Как?! — я вскочил. — Когда же они познакомились?

— Значит, было когда, — смутно улыбнувшись, проговорила она.

Такая же, как раньше!.. А, собственно, другая мне и не нужна!

— А почему ж ты... его... не разыскиваешь?

— Почему ж не разыскиваю? Вся милиция на ушах! — она кивнула.

Тут снова включился общий звук.

— Ну что ж, — шурша бумагами, проговорил Хрпсоев. — Коли все в сборе, можно начинать.

Все приосанились — особенно, как я понял, приосаниваться полагалось мне. В торжественной тишине Хрпсоев долго шуршал бумагами, скрипел пером.

— Ну... значит, пишем — от угара? — он повернулся ко мне.

Все молчали. Я посмотрел на нее.

— ... Да! А ты-то... участвуешь? — спохватился я.

Она прижалась ко мне. Хрпсоев записал.

Все проникновенно молчали... «Ромео и Джульетта»!

— Ну — а теперь самое главное, — вдруг произнес Феофан.

Как? Я изумленно уставился на него... Разве самое главное еще не решено?

— «Метр с кепкой», — многозначительно, и словно намекая на что-то приятное, произнес Феофан.

— Какой «метр с кепкой»? — ничего не понимая, произнес я, заметив только, что странным образом изменилось лицо Егора.

— ...Главный! — подняв палец, провозгласил Феофан. — К сожалению... теряет форму! Подтекает!

— А... этот. А я-то здесь при чем?

— Вас... на его место, — пояснил Хрпсоев. — По предложению вот вашего товарища, — он показал на Егора.

Я вскочил, пока еще ноги держали.

— Как?.. На какое его место? Теперешнее?

— Ну, а на какое же еще? — строго проговорил Феофан. И тут же перекинулся на запанибратский тон. — Да, отлично все... Нет проблем! И комплекцией ты подходишь... и вообще... достоин! — проникновенно проговорил он.

В Мавзолей?! На место дедушки всех октябрят?!

А я-то думал, что я Ромео!

Теперь стало проясняться присутствие здесь моего друга...

— Ах, вот для чего... здесь самый главный специалист!

Я смотрел на Егора. Тот сидел, отвернувшись к стене.

Я знал его — только в минуты самой лютой страсти он так цепенел! Работа, конечно, будет сугубо секретная — но среди специалистов его имя загремит! Это не то, что причесывать покойников у себя в селе! «Уникальнейшая операция!»

Она толкнула меня плечиком: «Не выступай!»

Я посмотрел на нее, потом на Егора.

...Действительно, самый лучший друг хочет сделать для меня самое лучшее, что он может — а я кобенюсь!