Валерий Попов - Две поездки в Москву [Повести и рассказы]

Мы с женой поглядели друг на друга.

— Может, и мне тоже в Польшу за подушечками? — усмехнулся я.

— Пожалуйста! — обиженно сказала жена. — Можем хоть и вообще развестись! Выменяю я себе комнатку в центре и буду жить припеваючи. Еще умолять меня будешь, чтобы зайти ко мне на чашечку кофе с коньяком.

— В таком разе, я думаю, придется приносить с собой не только коньяк, но и чашечку кофе!

Усмехаясь, мы глядели друг на друга, и вдруг резкая боль, почти забытая, скрючила меня.

— Чего это ты? — недовольным тоном спросила жена.

Я не ответил. Продолжая улыбаться, выпрямился.

Но сам-то за эту секунду оказался совсем, можно сказать, в другой опере. Все понятно. Опять! Рецидив болезни! Какой-то я получаюсь рецидивист...

После завтрака, сказав, что помчался па работу, я пошел в поликлинику. И вот снова — выветрившийся почти из сознания медицинский запах, длинные унылые очереди, с разговорами о болезнях. Что делать? В молодости мы все кажемся себе вечными и гениальными...

Нормальный ход человека: юность — семья — больница. Еще, кому дико повезет, — творчество. И мне повезло. Все-таки, положа руку на сердце, сделал кое-что — и в работе, и в жизни. О чем же, собственно, еще мечтать? Все нормально. Нормальный ход.

— У кого двенадцатый номерок?

— У меня! — рыхлый мужчина ответил.

Подсел я к нему, и тут же он с больничной непосредственностью стал рассказывать:

— Сейчас хирурги через какую-то трубу прямую кишку у меня смотрели... Говорят, какие-то полипы у меня там.

— Да?

— Я что думаю? Не рак ли это? Может, направление в онкологию у них попросить?

— ...........

— Но маленькие, говорят, полипы. Ноль два на ноль два. А у вас, извиняюсь, что?

— Рак пальто!

Да-а. Веселая у меня теперь компания!

Другой мужчина, интеллигентный, элегантно одетый, к нам подсел.

— Я, собственно, не по своим делам сюда, — виновато улыбнувшись, говорит. — Насчет сына узнал.

— Ну и как?

— Считают, не больше трех месяцев жить ему осталось. Да сын и сам уже об этом догадывается!

— Ну... и как?

— Просит все, чтобы мы брюки ему шили, с раструбами внизу, как модно сейчас. Мы шьем.

Было тихо, потом появилась маленькая красноносая уборщица, стала мести, стуча шваброю по ножкам кресел. Особенно она не усердствовала, половину оставляла, — видно, процесс этот не особенно ее увлекал...

Двенадцатый номер, сидевший передо мной, вдруг стал изгибаться, сползать с кресла, болезненно гримасничать. Я хотел уже спросить его: «Что с вами?» — но тут он дотянулся до бумажки, оставленной возле его кресла, и щелчком подбросил ее в общую кучу...

Наконец я вошел в кабинет.

Врачиха спросила мою фамилию, достала из папки мою карточку и стала читать. Долго, не шевелясь, она читала мою карточку, потом стала писать. Писала минут пятнадцать, не меньше, потом закрыла карточку, положила ее и захлопнула папку.

— Все, — сказала она.

— Как все?! — я был потрясен.

— А что вы еще хотели бы?

— Я?.. Да, собственно, ничего. Может, мне к хирургу на всякий случай зайти?

— Зайдите, — она пожала плечами.

Хирург, крупный лысый мужчина, размашисто ходил по широкому светлому кабинету.

— Видели? — он обвел рукою свой кабинет.

Как надо отвечать? Видел? Или — нет?

— А вы думаете, это они? Я все отделал своими силами! Благодаря старым связям с генеральными директорами предприятий. Вы видите, — он постучал ногтем по стене, — бак-фанера. Вы строитель, кажется, — он мельком поглядел на мою карточку.

— Да.

— Вы представляете, что это значит — достать бак-фанеру?

— Представляю.

— И я, благодаря своим связям, достал бак-фанеру на всю поликлинику. Я говорю им: «Пожалуйста, берите!» И знаете что они мне отвечают?

— ...Что?

— У нас нет для этого транспорта!

Он сардонически захохотал, потом, обессиленный, брякнулся рядом со мною в кресло, посмотрел мне в глаза, умно и проницательно, как единомышленнику. Мы мило побеседовали с ним о бак-фанере, и я пошел.

Дома меня не ждало особенно сильное сочувствие. Жена, как я понял, отнеслась к болезни моей, как к мелкому недоразумению. Поведение мое вызывало у нее лишь недоумение и презрение: в то время как настоящие люди зарабатывают бешеные деньги и одевают своих жен, этот выдумал какую-то глупость, никому больше не интересную, кроме него!

Но поругаться мы в этот раз не успели: пришел Леха.

— Вот что, старик, хватит дурака валять! — сурово проговорил он, — Один раз ты проэкспериментировал со своим организмом, теперь тебе надо к хорошему хирургу. Хватит! Дийка вот сговорилась тут через своих знакомых. Тут вот написано, к кому и куда. Скажешь, от Телефон Иваныча...

Я посмотрел:

— Ядрошников... Интересно. И первый мой хирург Ядрошников был... Ну тот, который практиковался на мне.

— Однофамилец! — сурово Леха говорит. — Этот классный специалист, все рвутся к нему. По полтора года в очереди стоят, чтоб под нож к нему лечь. Благодари бога, что у Дийки знакомые такие!

— Благодарю.

Пошел по указанному адресу. Больница та самая, в которой я и раньше лежал! Говорю вахтерше:

— Мне к Ядрошникову.

— К Федору Ляксандрычу?

Тут только и понял я: это же Федя, который первую свою и одновременно первую мою операцию делал! Когда-то просил, чтобы оперировать его допустили, а теперь, наоборот, рвутся к нему. Надо же, какой путь проделал! И с моего живота восхождение его началось. Просто счастлив я был это узнать.

— Счас он выйти должен, — вахтерша говорит.

И появляется гигант Федя! Но выглядит потрясающе: бархатный костюм, сверху замшевая куртка, кожаное пальто переброшено через руку.

— О, — тоже обрадовался, увидев меня. — Снова к нам?

— Ну как? — я на него внимательно посмотрел. — Жизнь удалась?

— Да, — говорит. — Пошли дела с твоей легкой руки.

Сели мы с ним в машину. Федя выжал на своем «жигуленке» под девяносто, потом говорит:

— Домой надо срочно, дома меня ждут. Так что извини, около метро тебя выброшу.

— Девушка, что ли? — улыбаясь, спрашиваю.

Федю даже перекорежило.

— Да ну! — возмущенно говорит. — Вот еще! Придумал тоже, девушка... Клиенты! Клиенты меня ждут. Рентгенограммы смотрю их, анализы. Решаем мирком да ладком, кто башляет мне за операцию, кто нет. Знаешь, как говорят: «Кто лечится даром — даром лечится!» Тебя на какое записать?

Вылез я у метро совершенно убитый. Знал бы я, что таким он окажется, не помогал бы ему карьеру начать. А он разогнался, гляжу, и вот как теперь использует свой талант! А где я возьму деньги (сто рублей)? Я и семье-то, уходя, семьдесят пять всего оставляю (все рассчитано). Да-а. Жизнь не удалась.

Прихожу домой. Жена спрашивает:

— Ну что?

— Договорился, в принципе.

— Ну, а как тебе твой хирург?