Юрий Рытхэу - Самые красивые корабли [сборник]

Ясный день стоял над одинокой ярангой.

После полудня по направлению к Нутэну пролетел вертолет.

Солнце медленно перемещалось по огромному чистому небу. После обеда Тутриль и Токо выбрались из яранги и уселись на нагретую солнцем старую нарту.

Раскурив трубку, Токо глубоко затянулся и спросил, удивив Тутриля:

— В Русском музее давно был?

— Давненько, — растерянно ответил Тутриль, вспоминая с неожиданным стыдом о том, что был в этом прославленном музее всего раз или два, да и то в студенческие годы.

— Был бы я в Ленинграде, — мечтательно сказал Токо, — дневал и ночевал бы там. Люблю картины. Особенно Айвазовского, который море рисовал… А как там с воздухом?

— С каким воздухом? — не понял Тутриль.

— С загрязнением, — ответил Токо. — Говорят, столько машин нынче развелось, что уже человеку воздуху не хватает… Я это понимаю: когда Коноп отъезжает на вездеходе, я еще полдня чувствую запах моторного дыма.

— Машин действительно много, — ответил Тутриль, — но воздуху еще хватает.

— Ты не удивляйся моим вопросам, — сказал Токо. — Я же грамотный человек. Много читаю, слушаю радио: у меня здесь хороший приемник. Ты не гляди, что живу в яранге, я в курсе мировой политики. Сам всю жизнь строил новое, сносил яранги, ставил первые дома в Нутэне. Ты Конопа не слушай — никаких пережитков капитализма у меня нет… Только обида. Поругались мы с твоим отцом крепко.

— Я знаю, — кивнул Тутриль.

— Поэтому я в ярангу и переселился, — продолжал Токо. — Не могу я с ним согласиться… Не могу… Здесь тоже много думал, старался понять его.

— А Айнану не жалко? Она ведь из-за вас вынуждена жить здесь, — сказал Тутриль.

— А ей здесь нравится, — ответил Токо. — Хотя и грустно…

— Почему?

— Любовь была… И кончилась. Уехал он. Вот ему не понравилось здесь, испугался. Побоялся жить в яранге. Что же, он прав: ведь ярангу он только в букваре увидел… А тебе яранга понравилась. Я это сразу заметил по твоему лицу. Ты ведь родился точно в такой. У нас и яранги одинаковые были, никакой разницы не было. Ты хорошо сделал, что приехал сюда. Я тебя ждал и верил, что приедешь. Я много думал о тебе, пока ты был далеко, учился. Когда ты в письмах вспоминал нас с Эйвээмнэу, мне было хорошо на душе: ты же мне был как сын, потому что сын брата все равно что твой собственный, если считать по старинному обычаю.

— Ты знаешь, для чего я приехал? — спросил Тутриль.

Токо кивнул:

— Айнана мне сказала… Хорошее дело затеял. Иногда, когда задумаюсь о смерти, пугаюсь… Не смерти, а того, что все уйдет вместе со мной сквозь облака. В небытие. Почему-то мне казалось, что именно ты придешь за ними, за моими легендами, за моими сказками…

— В Нутэне Калина приходила ко мне, хотела рассказать легенду о росомахе, да не смогла… Вдохновение покинуло ее, — с улыбкой вспомнил Тутриль.

— А ты не смейся, — строго прервал его Токо. — Она хорошо сказывает. И легенды о росомахе серьезные… Какую она хотела рассказать?

— О следе…

— Расскажу как-нибудь, — пообещал Токо. — Потерпи, если не торопишься…

— Время у меня есть.

— Вот и хорошо… Мне надо с тобой о многом поговорить, порасспросить тебя. Все же ты ученый человек. Гляжу на тебя, и радуюсь, и не верю: Тутриль — ученый! Кандидат наук называется твое звание, правильно я говорю?

Тутриль кивнул.

— Говорят, у нашего народа такого еще не было… И даже у тангитанов не всякому такое звание дают… Это хорошо, что ты приехал за моими сказками и легендами, — повторил Токо и испытующе посмотрел в глаза Тутрилю так, что тот не выдержал и отвел взгляд.

— Я смотрю на тебя и думаю: сердцем ли ты приехал за ними или по долгу службы?

Тутриль растерялся и поначалу не нашелся, как ответить.

— Ну, во-первых, у меня командировка есть, ну, конечно, и сердцем…

— Ты мне скажи прямо, вот если бы сейчас тебе сказали: дадим тебе большие деньги, сделаем тебя самым большим начальником, только не слушай старого Токо, — как бы ты поступил?

— Все равно слушал бы тебя, — с улыбкой ответил Тутриль и снова услышал:

— А ты не смейся… Серьезное тебе говорю. Поживи у нас. Вернись не только телом своим в ярангу, но и сердцем, и разумом… Я посмотрю на тебя и, когда увижу, что ты готов понять, тогда все тебе расскажу… Все, что берег многие годы. И про след росомахи. О том, что верили раньше люди в то, что идущий по ее следу самой-то росомахи может и не найти. А найдет он или беду, или большую удачу. Или то, или другое… А кому охота так рисковать? Шли только те, кто к вероятности прибавлял еще и свою уверенность… Стань тем Тутрилем, которому я в детстве любил рассказывать старинные предания…

— Человек обратно во времени не возвращается, — задумчиво заметил Тутриль.

— А тебе не надо возвращаться во времени, возвратись в себе самом, — тихо сказал Токо. — И пусть крылья весенних сумерек напомнят тебе родину.

«Крылья весенних сумерек»… Как удивилась Лена, когда он перевел свое имя на русский. «Крылья весенних сумерек»? — переспросила она. — Как это красиво! Твой отец — настоящий поэт!

— А вам тут скучно не бывает? — спросил Тутриль старика.

— Почему тут должно быть скучно? — возразил Токо. — Скучно бывает внутри человека. Здесь у меня много дел. Встаю утром на рассвете, и все равно времени не хватает. Пойдем, покажу тебе мой завод, — сказал Токо, с громким кряхтеньем поднимаясь с нарты.

С тыльной стороны яранги прямо на снегу стояли самодельный верстак и несколько полуготовых нарт.

— Видишь? — с оттенком гордости спросил Токо. — Никто в нашем районе больше не делает таких. Только я!

Нарты были сработаны прекрасно. Токо мастерил их точно так же, как их делали сотни лет назад, без единого гвоздика, скрепляя только ремнями и деревянными шипами.

— Я ведь понимаю, — с грустью произнес Токо, — нарт все меньше требуется. Вездеходы нынче бегают по тундре. Вот, говорят, сюда скоро мотонарты придут. Аэросани. Может, через два-три года нарты уже никому не будут нужны… Но мне все равно нравится их делать…

Старик вдруг напрягся, прислушался:

— Айнана едет…

Он заторопился в ярангу и вышел оттуда с биноклем.

Приладив к глазам обведенные губчатой резиной окуляры дорогого бинокля, Тутриль увидел среди торосов мелькающую упряжку. На таком расстоянии трудно было разглядеть Айнану, но хорошо было видно, как ловко она направляла нарту между торосами.

Упряжка выехала с морского льда, выбралась на высокий берег и по кромке устремилась к одинокой яранге.

— Она на собаках и в тундре лучше иного парня, — с нескрываемой любовью и гордостью сказал Токо.

— Ока красивая девушка, — тихо сказал Тутриль.

Старик ничего не ответил.

Еще издали Айнана заметила и узнала Тутриля рядом с дедом.