Дэйзи Джонсон - В самой глубине

Что с ней случилось?

Я сделала глубокий вдох и попыталась придумать подходящий ответ, что-нибудь как минимум утешительное. Но ничего не придумала. Не знаю, сказала я.

Утром Марго и Чарли сидели на тропе и ели плотные лепешки, так щедро сдобренные чили, что тесто было красным, а у Марго потом час слезились глаза. В основном он говорил, а она слушала. Он рассказывал ей о своей молодости, как он плавал по каналам вплоть до бирмингемских шлюзов; через эстуарий Северна [8] Самая длинная река в Великобритании. Длина течения составляет 354 км. , с юга на север и с севера на юг, насколько было в человеческих силах. Но по большей части он держался тех мест и ходил взад-вперед по испытанным маршрутам.

Его зрение ухудшалось медленно. Сперва, сказал он, появилось мутное пятно в правом глазу, у нижнего края. Какое-то время, пожалуй, с неделю, он думал, что это что-то плыло за ним по воде, сохраняя дистанцию, или дым тянется от костра с берега. Только затем то же самое стало твориться и с другим глазом. Туман сгущался, и однажды он не заметил, что держит курс прямо вместо того, чтобы взять в сторону, и врезался в другой баркас. И тогда он понял, что скоро совсем ослепнет. Он укрепил фонарь на носу лодки и правил сквозь тьму, день за днем. Это было все, что он знал. И он продолжал плавать до тех пор, пока мог видеть хоть малейший проблеск света.

Однажды утром он проснулся слепым и больше не мог править лодкой.

Он обхватил руками свое запястье, показывая ей, какие они у него тонкие; и снова заговорил о блесне, которую вырезал. Он сказал, что ему очень хочется плавать.

Зачем? – спросила она.

Что зачем?

Зачем столько плавать?

Она подумала, что он, пожалуй, не ответит, и ей стало неловко за такой вопрос.

Я искал кое-кого, сказал он наконец. Искал все эти годы. Больше он ничего не сказал. Только пробурчал что-то и отвернулся.

Ты простужена? – спросил он, когда она шмыгнула носом.

Да.

Высморкайся на берег.

Она сделала, как он сказал, наклонившись над грязной тропой и зажав одну ноздрю.

Какого цвета? – сказал он.

Зеленого.

У тебя инфекция. Давай на лодку.

Он забрался на лодку, не дожидаясь ее. Она его уже не боялась. Может, из-за его слепоты, а может, из-за той грусти, с которой он сказал о том, как тщетно искал кого-то долгие годы. Лодка была очень опрятной, все на своих местах. На стене висели четыре сковороды, стояли кружки с ложками и вилками. Она почувствовала облегчение, оказавшись на лодке. Водяной вор жил в воде и ходил по земле, но она не думала, что он заберется на эту лодку. Она сделала, как сказал Чарли: вскипятила воду на газовой плите, налила в миску и наклонила к ней лицо.

Потом она сидела и смотрела, как он готовил. Он заготавливал специи в масле, и они были такими острыми, что по кабине плыло знойное марево, и они оба кашляли и отплевывались, выходя на палубу вдохнуть воздуха. Он сказал, что это свиная грудинка, и показал ей жировую прослойку. Он обращался к ней «сынок» или «дружок», и она поняла, что он не знал, что она была девочкой. Как-то раз, когда она была совсем еще подростком, Роджер – ее отец – вместо того, чтобы вести ее в парикмахерскую, надел ей на голову миску и срезал волосы по ровной линии. Несколько недель после этого, ловя с тревогой свои отражения, она поражалась, насколько она сделалась похожей на соседского мальчишку. Без всяких усилий с ее стороны.

Они сидели на палубе и пили чай, который она заварила.

Я ищу свою дочь, сказал он посреди разговора о чем-то совсем постороннем. Она застыла в ожидании. Было похоже, что она не ослышалась, потому что он замолчал, легонько покачиваясь вместе с лодкой, словно они составляли единое целое. Я ищу ее уже десять лет. Может, дольше. Ее забрала мать. Совсем маленькую – она меня никогда не обманывала.

Он вылил остатки чая в воду. В небе обозначились созвездия. Лора – ее мать – однажды пробовала научить ее названиям созвездий, но у нее не получалось их запомнить, кроме отдельных фрагментов: медведица, пес, звезда-отшельница. Она скучала по родителям. Это чувство отдавалось у нее в запястьях и лодыжках и в основании языка. Она почти не слышала, что он говорил.

Что?

Я сказал: куда ты направляешься?

Небо качнулось ей навстречу. Ей не хотелось говорить ему то, что она услышала о себе; то, что она бы совершила, если бы осталась со своими родителями. Однако было невозможно не сказать ему ничего в ответ на его откровенность.

Ты веришь, сказала она, что, если бы ты знал, что должно произойти, ты смог бы не совершать этого?

Что ты хочешь этим сказать?

Мысль металась у нее в голове. Она не знала, как высказать ее вслух. Она не думала, что ей когда-нибудь придется сделать это – выразить ее в словах. Не становилась ли произнесенная мысль реальней, чем мысль у тебя в голове?

Как ты считаешь, жизнь – это прямая линия?

Линия? Он, казалось, задумался. Нет. Жизнь – не линия.

Мог бы ты, сказала она и подумала, что, возможно, ей не стоило этого говорить, изменить случившееся, если бы ты знал, что у тебя заберут дочь? Если бы кто-то тебе сказал, что произойдет?

Я бы это изменил, сказал он. Я бы остановил ее.

Она видела облачко дыхания между ними. Кость в ее хромой ноге ощутила холод и заныла.

Как я это вижу, сказал он, жизнь – это вроде спиннинга, катушки. Как планета или луна, вращающаяся вокруг другой планеты. Понимаешь?

Да, сказала она, хотя не была уверена в этом.

Жизнь такая. Иногда она повернется в какую-то сторону, но только на секунду, а потом как закружится – и кружится, вращается вокруг своей оси, так быстро, что ничего не видно. Только иногда ты ловишь проблеск и тогда понимаешь: вот, как бы оно было, если бы что-то пошло по-другому, вот как бы все могло быть.

Они сидели молча. Слышались звуки реки, клохтанье какой-то неизвестной ей птицы чуть ниже по течению, голоса людей с других пришвартованных лодок. Она видела очертания фабрик на фоне темнеющего неба, городских окраин.

Так что ты собиралась сделать? – сказал он.

Она держала эту мысль, точно щипцами, в своей голове. Слова, составлявшие ее, были опутаны колючей проволокой и жглись как угли. Кое-кто сказал, что я сделаю кое-что с родителями, если не уйду от них, сказала она.

Он немного помолчал, словно обдумывая что-то, а потом сплюнул за борт.

Вдоль реки шла железная дорога, и она проснулась в палатке от проходившего мимо поезда. Ей было трудно – лежа без сна, чуя холод под одеялами – не думать о том, почему она ушла из дома. Она поднялась и расстегнула тент настолько, чтобы видеть небо в звездах, частично перекрываемых городскими огнями. Тропа была черной, словно вода.

Она бы вернулась, не сказав ничего, в дом у реки, с садом, сбегавшим под уклон к каналу. То, что ей сказали, было не истиной, а только предположением о том, как все может повернуться. А если она знала, что ее ожидает, она была уверена, что сможет этого избежать. Как аварию на дороге.