Анастасия Атаян - Узники Птичьей башни

Сидя на тёплой земле в парке, нежась в лучах предзакатного солнца, мы самоуверенно полагали, что наша жизнь сложится иначе. Она и должна была сложиться иначе, но вышло, как вышло. Я боролась до последнего, я что есть мочи барахтала лапками в холодном пруду безысходности, куда меня забросил смерч взрослой жизни. Я изо всех сил гребла против течения и старалась обходить небоскрёбы стороной -до тех пор, пока судьба не кинула мне в ноги белую перчатку.

Шёл май 2015 года, я сидела в библиотеке и работала над магистерской диссертацией. Я читала старые сценарии, я выуживала из переписки Куросавы с продюсерами факты и даты, я искала в письмах и телеграммах сорокалетней давности знаки и подсказки. Я была поглощена своим исследованием кинематографа 70-x и думать не думала о небоскрёбах, где томятся спящие тревожным сном офисные красавицы и красавцы. Меня принимали в докторантуру одного из ведущих японских ВУЗов без вступительных экзаменов, а научник буквально на днях объявил, что моя работа будет выдвинута на награду.

- Продолжай в том же духе и не забывай отдыхать! - подбодрил он меня. - Мы идём с опережением сроков.

Я кивнула и пообещала, что звание лучшего исследования года будет присуждено именно моей работе. Так оно и случилось, только в докторантуру я не пошла. Мне было почти 25, к этому возрасту у моих родителей уже была я, квартира в новостройке и машина, а у меня - один чемодан вещей, стеллаж с книгами и горе от ума. Я прожила четверть века, но не успела украсить безымянный палец кольцом, а трудовую книжку - записью о престижном опен-спейсе.

Я не пряталась в университете от работы под стать розовощёким пацанам в роговых очочках, косившим от армии. Поработав помощником главы московского бюро консервативной японской газеты с ежедневным тиражом в пару миллионов экземпляров и поняв, что ловить в редакции мне больше нечего - выше меня стоял только шеф-кор и его зам - я выиграла правительственный грант и уехала восвояси, грызть гранит наук и приобщаться к таинственной культуре Страны восходящего солнца. Всё шло своим чередом: я копалась в архивах, проводила дни и ночи в библиотеке, пока корпоративное безумие не постучалось и в мою дверь беспардонной старухой-процентщицей, пришедшей взимать должок.

Раз уж я, помешанная на своём исследовании зубрил-ка, сдавала главу за главой неделями раньше установленных диссоветом сроков, я решила, что вполне могу записаться на курс японской классики: книжный червь тянулся к новым стеллажам, надеясь полакомиться литературными деликатесами.

В программу весеннего семестра помимо откровенно абсурдных «Дома спящих красавиц» Кавабаты и «Охоты на детей» Коно, подванивающих извращениями, как те поношенные трусы, что в Японии продают в магазинах для взрослых, весьма некстати включили роман Нацумэ Сосэки «Затем», реалистичный и пугающий. Если первые, коротенькие новеллы, дались мне с трудом, местами вызывая чувство брезгливости, то последний я прочла запоем. Огромная лягушка-бык не успела проквакать и пары ночных партий на пруду рядом с университетской общагой, как роман Сос-эки был осилен, вскружив усмирённое давеча чувство тревоги и взбаламутив все страхи и волнения относительно будущего, которые долго дремали, убаюканные уютной академической люлькой. Сосэки поставил ребром вопрос о моём собственном Затем. Я впервые всерьёз задумалась о том Затем, что будет ждать меня, когда я получу степень доктора, о том Затем, что нежданно-негаданно нагрянет, когда мне с фанфарами и под аплодисменты собравшихся перережут пуповину правительственной стипендиальной программы, кормившей меня все эти годы, и кормившей весьма неплохо. Я сидела на полу-татами перед только что захлопнутой книжкой. За окном занимался рассвет. Жирная жаба квакала с ровными интервалами, будто по маятнику отсчитывая, когда надо открыть склизкую пасть и извергнуть стон, а мною овладевал ужас при мысли о том, что в один прекрасный момент я окажусь за дверью альма-матер, держа в руках лишь многостраничную копию собственной диссертации, диплом с отличием и ноль на сберегательном счете.

Битва за магистратуру тоже была не из лёгких. За месяцы до того как я встала перед распахнутым чемоданом, прикидывая сколько пакетов гречки в него поместится, друзья активно пытались отговорить меня от, как им казалось, опасной авантюры.

- Зачем тебе эта магистратура? Ты что не понимаешь, что это просто трата времени? Ты убьёшь два года, а потом вернешься туда же, с чего начинала, а все остальные к тому моменту уже будут зарабатывать в два раза больше тебя. Если так хочется перемен, просто поменяй работу или купи новые шторы. Да мебель переставь в конце концов! - Лера активно жестикулировала. Был погожий августовский вечер, мы стояли на балконе, и мне то и дело приходилось отшатываться от пролетавшей в паре сантиметров от носа сигареты-кометы.

Все будто сговорились. Друзья, с кем в 18 лет мы вместе мечтали о приключениях, отсутствии в своей жизни табличек «Эксель» и строгих дресс-кодов, к 23 успели стать преданными рыцарями длинного стола с перегородками, готовыми если уж и не вонзить меч в сердце фрилансера, то хотя бы попытаться обратить его в свою веру - веру во всесилие бабла и животворящую мощь белого воротника, перетянутого чёрным галстуком.

- Как я могу стать настоящим японистом, если не поживу в Японии пару лет? - спрашивала я в ответ.

- Многие становятся, ни разу там не побывав, а ты и так туда уже раз шесть моталась. Да и вообще японистикой своей - слово-то какое противное - ты себя не прокормишь.

- Я бы не была такой категоричной...

- Припомни мои слова, когда через пару лет все вокруг пересядут на новенькие «Бэхи», а ты, вернувшись из своего прекрасного-распрекрасного Токио, будешь вынуждена каждое утро спускаться в вонючее московское метро и ездить на работу в компании бабок с синдромом Туретта. Кира, возьми Айн Рэнд почитай, - в ход пошла тяжёлая техника.

- Я читала «Атланта».

- И что? Ты хочешь быть, как все те люди, что пытались сесть на шею Дагни и Риардена? - Лера бросила тлеющий бычок вниз - я провожала его взглядом до тех пор, пока он не превратился в точку - где-то на уровне пятнадцатого этажа.

- Рэнд вообще не о том писала. Почему вы все думаете, что именно она создала культ бабла и богатства? Рэнд писала о труде, она пестовала культ работы, а не денег. Не надо закатывать глаза, - Лера выудила длинными холёными пальцами вторую сигарету и потянулась за зажигалкой, лежавшей на подоконнике. - Рэнд писала, что надо заниматься любимым делом денно и нощно, даже когда все считают, что это пустая трата времени, даже когда все только и делают, что мешают, ставят на твоём пути преграды и пытаются превратить тебя в собственного клона. Рэнд учила, что нужно идти своей дорогой, ведь это и есть дорога к успеху.