Александр Баринов - Босяки и комиссары

Когда мы все это поняли — а произошло это очень скоро после нашего знакомства, — это никого из тех, кто был в курсе нашего проекта, не смутило. Всем нам были нужны деньги. Но осознание, что мы станем участниками масштабного незаконного производства, наложило на наши отношения отпечаток особой откровенности и доверия. Так что когда мы с Людмилой и ее коллегами решали уже последние технические вопросы, то не стеснялись говорить и об амфетамине, и я имел все документы и знания еще и по технологии его изготовления. Впрочем, о том, что мы попытаемся наладить производство самих наркотиков, никто не заикался. Людмила и ее коллеги готовы были иметь дело лишь со мной как надежным, осмотрительным партнером и другом и не собирались ввязываться в более рискованные проекты на стороне, дорожа пусть и бедной, но спокойной жизнью в родном городе и работой на заводе. А уж как я буду поступать дальше, у себя в Эстонии, это был полностью мой выбор.

С самого начала моей затянувшейся командировки в Россию, а потом в Украину я постоянно докладывал по телефону Райво о своих приключениях. Все это время я путешествовал на деньги его таинственного заказчика, который весьма щедро финансировал мои «изыскательские работы» и проявлял завидное терпение. Когда же я напал наконец на след нужного ему товара и смог стать своим человеком на Черкасском химкомбинате, мы с Райво, естественно, очень обрадовались. После того как мы договорились о сотрудничестве с Людмилой и ее коллегами, я несколько раз ездил в Таллин, чтобы обсудить с Райво все новые открывавшиеся перспективы и сопутствующие проблемы. А вскоре он сам стал частым гостем в Черкассах, где на время влился в нашу веселую компанию химиков.

Райво с удовольствием участвовал в дружеских вечеринках и гуляниях и даже завел себе в Черкассах подругу. Но технической стороной проекта, будучи человеком ленивым, не очень интересовался. В химии и технике он ничего не понимал, и потому довольствовался выпавшей ему ролью своего рода «директора по сбыту», который знает, кому выгоднее продать наш товар и получить для нас всех деньги.

Когда же мы обо всем условились с Людмилой и ее коллегами, я и Райво вернулись в Таллин для поиска подходящей, как теперь принято говорить, производственной площадки. В двадцати километрах от города мы нашли и арендовали очень удачно расположенный пустующий ангар. Он находился неподалеку от одного из хуторов — с одной стороны, там не ходили посторонние люди, которые могли бы что-то заподозрить, с другой, мы сами могли бы заметить слежку, если бы власти что-то прознали про наши дела.

После этого я опять отправился в Украину — отбирать нужное оборудование и решать вопрос с его покупкой и переправкой в Эстонию. При этом я выправил себе, наконец, официальные документы — постоянные украинскую и российскую визы и бумагу, что работаю в некоей торговой фирме. В Черкассах ведь я первое время находился без визы, фактически на нелегальном положении, но пока я там просто жил, разговаривал и общался с приятными людьми, это не доставляло никаких проблем. Теперь же меня ждали серьезная и энергичная работа и постоянное общение с таможней, пограничниками и прочими официальными лицами.

Вся технология по изготовлению фенилацетона, а из него амфетамина, у меня была уже записана до мелочей, и потому я точно знал, что нужно доставить в наш ангар под Таллином. Все необходимое Людмила и ее коллеги на заводе для меня уже подготовили. В «комплект» входили большой 600-литровый эмалированный реактор, специальная мешалка для него, два вакуумных насоса — один большой, другой поменьше и некоторое более мелкое оборудование — горелки, соединительные трубы, 200-литровые емкости из особо прочного стекла, металлические баки и т. д. Все эти агрегаты были совершенно новые, но лежали на складе, поскольку завод работал еле-еле и нужды в них просто не было. Однако в этом как раз и заключалась первая проблема.

Поскольку оборудование было новым, оно, согласно документам, стоило огромных денег, и так оно и было на самом деле. Это ведь сложнейшая и очень тонкая промышленная техника. Конечно, можно было купить ее у комбината официально, но это было не интересно ни мне, ни коллегам Людмилы, поскольку тогда деньги бы пошли в кассу, а все были заинтересованы в наличных. Потому они придумали оборудование это сактировать — то есть списать как пришедшее в негодность в результате долгого хранения в ненадлежащих условиях, после чего его можно было продать почти по цене простого металлолома.

Несколько дней после моего приезда Людмила готовила акты, что подготовленное для меня оборудование уже никак не может быть использовано на комбинате — будто из-за протечек в складской крыше агрегаты проржавели, прогнили прокладки, на 200-литровых емкостях из специального химического лабораторного стекла (так называемое SIMAX-стекло) появились сколы и т. д. Утверждать эти акты должна специальная комиссия, в которую входит почти все заводское руководство. Если кто-то из них свою подпись не поставит — списывать технику нельзя. Теоретически, члены комиссии должны собраться вместе, осмотреть все агрегаты и каждый при всех должен зафиксировать неисправности и поломки. Но, естественно, в той ситуации, в которой тогда пребывал завод, да и вся Украина, это было никому не нужно — каждый выживал как мог, у всех были свои проблемы и дела, тем более на заводе все друг друга знали. Потому такие комиссии были фикцией — каждому начальнику по отдельности, заранее предупредив и объяснив, в чем дело, просто давали такой акт, и он его визировал.

Но для пущей надежности, чтобы наверняка никто ничего не заподозрил, поскольку на заводе о нашем проекте знали лишь несколько человек, мы с Людой решили операцию по утверждению актов провести в пятницу. В этот день, в преддверии выходных, все расслабляются, торопятся закончить дела и почти все готовы выпить. В результате сбор комиссии по списанию ценного оборудования выглядел так.

Мы с Людмилой сидели в ее рабочем кабинете. Она печатала на машинке разные дополнительные документы, а я за столом раскладывал соленые огурцы, резал хлеб и колбасу и, достав чистый стакан, наливал в него 200 граммов водки. В кабинет заходил кто-то из нужных людей — членов комиссии, выпивал, закусывал, минуту-две о чем-то с нами разговаривал. Людмила тем временем клала на стол бумаги, которые нужно было подписать этому начальнику, тот их визировал и, довольный теплым приемом, уходил.

За день в кабинете Людмилы побывала вся комиссия — семь или восемь человек, которые согласились, что нужное мне оборудование никакой производственной ценности не представляет. В результате через несколько дней я получил документы, что могу купить его у комбината всего за 10 % начальной стоимости. Я тут же внес в заводскую кассу несколько сотен долларов, получил документы и заказал грузовик, в который на складе мне загрузили мое имущество. Все это я отвез на железнодорожную товарную станцию, где оставил на хранение, пока не согласую его вывоз за пределы Украины с пограничными и таможенными властями. А вечером вся наша компания отправилась к одному из приятелей Людмилы на дачу на берегу Днепра обмывать первый успех.