Марио Варгас Льоса - Рота добрых услуг [сборник]

Больше достоинства, больше мужества, капитан Рохас!

Ваш друг

майор (КАК) Годофредо Бельтран Калила,

командир КАК V военного округа.

– Вставай, Панта, – говорит Почита. – Пора, Пантосик, уже шесть.

– Ну как кадетик, шевелится? – потирает руки Панта. – Дай потлогать животик.

– Не ломай язык по-дурацки, что тебе вздумалось говорить, как китайцы, – с отвращением кривится Почита. – Нет, не шевелится. Послушай сам – не шевелится?

– Дело принимает серьезный оборот. – Бакакорсо размахивает газетой «Эль Ориенте». – Читали, что натворили в Моронакоче эти ненормальные «братья». Пуля по ним плачет, честное слово. Спасибо, полиция устроила на них настоящую облаву.

– Просыпайтесь, кадет Пантосик. – Панта прикладывает ухо к животу Почиты. – Разве на слышите горна? Чего вы ждете – плоснитесь, плоснитесь.

– Не люблю я, когда ты так разговариваешь, не видишь разве, как я нервничаю из-за того малыша в Моронакоче? – недовольно ворчит Почита. – Не дави так на живот, повредишь ребенку.

– Я же шучу, лапочка, – протирает глаза Панта. – Один мой помощник так разговаривает, вот и ко мне пристало. А тебя раздражает такая чепуха? Ну, поцелуй меня скорее.

– Я боюсь, вдруг кадетик умер, – трет живот Почита. – И вчера вечером не шевелился, и сегодня утром не шевелится. С ним что-то не так, Панта.

– Никогда не видел такой образцовой беременности, сеньора Пантоха, – успокаивает доктор Арисменди. – Все идет прекрасно, не волнуйтесь. Берегите нервы – это главное. А посему ни слова больше о трагедии в Моронакоче.

– Подъем, залядка, сеньол Пантоха, – вскакивает с постели Панта. – Пола, пола.

– Какой кошмар, чтоб тебе было пусто, ты нарочно меня злишь. – Почита швыряет в него подушкой. – Перестань говорить, как китаец, Панта.

– Просто я рад, малышка, дела идут. – Панта поднимает руки, Панта опускает руки, наклоняется, выпрямляется. – Не думал, что мне удастся выполнить это задание. За шесть месяцев такие успехи, сам удивляюсь.

– Сначала эта шпионская работа тебя угнетала, тебе снились кошмары, ты плакал и кричал по ночам, – поддразнивает его Почита. – А теперь, замечаю, ты в восторге от Службы безопасности.

– Разумеется, знаю, какой ужас, – кивает капитан Пантоха. – Представляете, Бакакорсо, все это происходило на глазах у моей бедной матери. Ей стало дурно, а потом она три дня пробыла в клинике, пришлось лечиться – так подействовало на нервы.

– Разве тебе не надо выходить в половине седьмого? – просовывается в дверь голова сеньоры Леонор. – Завтрак на столе.

– Я сейчас, мамуля, мигом, остался только душ. – Панта делает приседания, Панта боксирует с собственной тенью, прыгает через скакалку. – Доблое утло, сеньола Леонол.

– Что творится с твоим мужем, – удивляется сеньора Леонор. – Мы места себе не находим после того, что случилось, а он весел, как кенарь.

– Все дело в Блазильянке, – шепчет Китаец Порфирио. – Клянусь, Чучупе. Он увидел ее вчела, у Аладина, и ошалел. Даже склыть не мог, у него глаза на лоб полезли от восхищения. На этот лаз он попался, Чучупе.

– Она все так же хороша или подурнела? – интересуется Чучупе. – Я не видала ее с тех пор, как она отправилась в Манаос. Тогда ее звали не Бразильянка, а просто Ольгита.

– Умлешь не встанешь, как холоша, и не только глаза, но и глудь, ножки, а ножки-то у ней всегда были хоть на выставку, и задик что надо. – Китаец Порфирио присвистывает, Китаец Порфирио рисует в воздухе округлости. – Ходят слухи, двое из-за нее с жизнью плостились.

– Двое? – Чучупе отрицательно мотает головой, – Насколько мне известно, только один – миссионер, америкашка.

– А студент, мамочка? – утирает рукою нос Чупито. – Сын префекта, адвокат из Моронакочи. Тоже из-за нее покончил с собой.

– Нет, то был несчастный случай. – Чучупе отнимает его руку от носа, Чучупе дает ему платок. – К тому времени сопляк уже утешился и опять стал ходить в Дом Чучупе развлекаться с девочками.

– Но в постели он всех их заставлял называться Ольгитами, – сморкается и возвращает платок Чупито. – Разве не помнишь, мамочка, как мы подглядывали и хохотали? Вставал на колени и целовал им ноги, воображая, что это она. Он умер от любви, я уверен.

– Знаю, почему ты сомневаешься, ледышка. – Китаец Порфирио прикладывает руку к груди. – Потому что у тебя нету того, что у нас с Чупито в излишке: селдца.

– Бедняжка сеньора Леонор, как я вас понимаю, – содрогается Почита. – Я о преступлении знаю понаслышке и то мучаюсь кошмарами: просыпаюсь, и все мне чудится, что распинают моего кадетика, не понимаю, как вы не помешались, ведь все у вас на глазах происходило. Ой, сеньора Леонор, я говорю с вами, а меня всю трясет, честное слово.

– Да, не балует жизнь Ольгиту, – философствует Чучупе. – Не успела она вернуться из Манаоса, как ее накрыли с полицейским лейтенантом в кинотеатре «Болоньези». В Бразилии, верно, такое тоже случалось!

– Ну и женщина, посмотришь – закачаешься, как раз по мне, – кусает губы Чупито. – Все в ней в порядке, что сзади, что спереди, стройна, как тополь, и вроде даже умна.

– Хочешь, чтобы утопила тебя в реке, блошиный выкидыш? – дает ему тычок Чучупе.

– Да я в шутку, тебя позлить, мамочка. – Чупито подпрыгивает, Чупито целует ее, хохочет. – В моем сердечке есть место только для тебя. На остальных я смотрю глазами профессионала.

– Сеньор Пантоха уже нанял ее? – любопытствует Чучупе. – Поглядеть бы, как он попадется в женские сети: влюбленные всегда мягчают. Уж больно он прямолинеен, мягкости ему не хватает.

– Ему не хватает денег, а то бы нанял, – зевает Китаец Порфирио. – Ой, как спать хочется, единственное, что мне не по душе в этой службе, – подыматься ни свет ни заля. А вот и девочки, Чупито.

– Я бы, Почита, могла сообразить сразу, как вышла из такси. – У сеньоры Леонор зуб на зуб не попадает. – Да не сообразила, хоть и заметила, что Хранилище креста, как никогда, было полным-полно и все чуть ли не в истерике. Молились, плакали в голос, а в воздухе будто электричество, и вправду гроза скоро началась, гром, молнии.

– Доброе утро, мои услужливые, доброе утро, мои веселые, доброе утро, мои довольные, – напевает Чупито. – Становитесь-ка в очередь на медосмотр. Очередь живая, не ссориться. Как в казарме, так нравится нашему Пан-Пану.

– Ой, по глазам вижу, совсем не спала, Пичуса, – щиплет ее за щеку Китаец Порфирио. – Видно, нашей лаботы тебе мало.

– Если будешь подрабатывать на стороне, долго тут не продержишься, – предупреждает Чучупе. – Пан-Пан сто раз вам говорил.

– Добрая услуга несовместима с блудом, извините за выражение, – наставляет сеньор Пантоха. – Вы вольнонаемные Сухопутных войск, а не вольные торговки сексом.