Александр Строганов - Стравинский

– Зеркальце – метафора.

– А у меня и настоящее зеркальце есть. А вот хвоста нет. Жаль. Не вырос пока. Но мне бы хотелось иметь хвост. Только это должен быть мой собственный хвост, а не тот, что ты мне придумаешь. А знаешь, почему? У тебя мысли сухие. Как твой зонт, как сам ты… Если честно, от зеркальца устаю. Никак не могу представить, что физиономия моя может кем-то восприниматься как чужое нечто, чуждое. Вот ты об этом не думал, а я все время думаю. Это тяжело. Чужой, чужое. Физиономия, сам я. Кому-то может показаться, например, что от меня несет псиной. Почему нет?.. Или, наоборот, благовоние. А я, скажем, в этот момент страдаю, спина у меня болит. Котомка тяжелая и думы тяжелые, уж никак не до улыбок или рукопожатий. А то вдруг обниматься начнут, нацеловывать. От избытка чувств или по случаю… Так что, как видишь, в мешке спокойнее.

– Это, пока он не клюнул.

– Кто?

– Петух, кто же еще?

Стравинский торжествует, – Вот кого ты прятал! Вот и открылся… Сколько раз говорил тебе, не спорь, сердце попусту не торопи – не ровен час загонишь младенца. Он-то в чем виноват?

Всё. Диалог завершен. Дальше тишина.

Как у Шекспира.

Что скажете? Разве не чудо?

А Фому узнали? раз уж речь о Фоме зашла.

8. Октябрь, ноябрь. Исакий

нанизывая ветхие волынка локоны поклоны

сентябрь октябрь ноябрь сентябрь

нанизывая пластырь перечный пожары псы

сарайка сор сарай нанизывая ночь сарай корабль

скрипеть и плакать дурачки но солнце

поклоны дурачки скрипеть и плакать

но только не аккордеон и не гербарий умоляю

но не любовь любовь но без любви особой

попозже или ветер или никогда или оконца

горчица ожидание желток горчица что угодно

желток но только не аккордеон

но только не гербарий умоляю

октябрь ноябрь сентябрь октябрь

ноябрь сентябрь неспешно локоны поклоны

так гамма день за днем и день за днем

нет тишина как будто навсегда как будто

не ночь но псы молчат немые псы

и медный жук уснул

уж медный жук уснул без солнца

уж не храпит жук не храпит без солнца солнце

уж медный таз где было вишня раки и мизинец

пропал сожжен в июле далеко без солнца

давно в июле в жизни той где грело солнце

где солнце грело все сожгло дотла и радость

так называемый народ и раки и мизинец

теперь сентябрь октябрь ноябрь

теперь роток под корочкой слюда теперь родимец

поземка уж струился к солнцу и замерз

струился полоз запятая середина жизни

о сколько запятых и дён в той ленте пестрой

напоминаю не аккордеон и умоляю

хотел согреться но не смог

теперь согреться очень сложно

точнее не успеть такая осень

пусть не всегда но так случается поверьте

и не такие чудеса поверьте

все хоть волынка хоть собаки все молчат

молчат такое впечатленье

и локоны пожалуй и волынка

стон не был или был безвестие известка

безвестие известка сердцевина зябко

перчатка без руки струился без руки перчатка

по осени прозрачная где все прозрачно

рука перчатка яблоко прозрачно

надкушенное яблоко ноябрь поминки

поминки лепестки бесчисленные лепестки стрекоз

известка бесконечные поминки

посередине по краям посередине

старуха тлеют окна созерцанье

старухи в окнах лепестки стрекоз

старухи на просвет беспамятство и созерцанье

сокровище благих и созерцанье

сквозной со свистом на просвет сентябрь

или без свиста псы немые немота

сентябрь октябрь ноябрь сентябрь

ветшают песни на ветру старухи знают

и птицы знают немота не помнят знают

окно где гаражи и лужи в нотах и в дымах волынка

и капли будущей зимы на окнах со слепыми

подслеповатыми спросонья

подслеповатыми по жизни в ожиданье чая

подслеповатыми без дён и красоты

без дён без красоты волынка но молитва

безмолвная ютится в лампе красота

молитвою и локонами красота

холодная волынка радость и болезнь

минутах в десяти ходьбы Исакий

как будто Петербург как будто в керосине

как в синьке в синем как во сне Исакий

как с Петербургом жить неизлечимая болезнь

весь ужас красоты и мед сочится

сочится все равно не помним знаем

мы ничего не знаем вот беда

глотая горечь тополей прощание неволя

катиться бешеным клубком невольно

по воле провидения катиться нежность

но нежность вот ведь все равно невольно

Граф Найда Козлик Серый их кормилица и нежность

псы Козлик Серый их кормилица и нежность

сентябрь октябрь ноябрь в дымах и нотах

что сумасшедший вихрем в комнате пустой

катится шерстяным клубком невольно

катится шерстяным клубком невольно

катится сам сидит недвижим

на табурете у окна недвижим

на подоконнике сидит недвижим

стоит облокотившись надо бы побриться

согреться чай простуда полотенце

стремительно летит струится

стремглав в январь или февраль чем плохи

молитвы календарные хоть плач хоть слабость

а полотенце вафельное и окно немыто

давно беда но мы не замечаем

не бритва ж резать вены и цветы

в конце концов а лунный взор старухи

корабль в конце концов октябрь

кораблик не корабль пусть пряник

медовый корка хлебная а бритву

оставим февралю окно где гаражи

оставим чтобы потерять в сугробе

там в феврале на станции в сугробе

в сугробах псы не замерзают

ни Граф ни Козлик ни медведица большая

не мерзнут хоть зима что хорошо

не мерзнут хоть трещит мороз

мороз трещит а псы не замерзают

псы и медведица и тот родимец

и прочие по окнам созерцанье

подслеповатые по окнам созерцанье

так называемый народ застыл по окнам

нанизывая улей и волынка

застыл хотя улыбка допустима

пусть улыбается хотя прохладно

хотя прохладно и молчит Исакий

сентябрь октябрь ноябрь сентябрь

дожить до февраля а там уж плакать

сибирский город Петербург

9. Побег. Агностик

К лучшему, – сообщает по пробуждении Стравинский С. Р. пожирающему прямо в кастрюле колючий плов Алешеньке. – Надоели хуже редьки.

Алешенька будто и не слышит Стравинского. Будто не слышит или на самом деле не слышит. Не может оторваться от плова или обижен.