Джакомо Маццариол - Мой брат – супергерой. Рассказ обо мне и Джованни, у которого на одну хромосому больше

– Салют, Витто, ты как?

– Зашибись, Джек. Все путем. А у тебя?

– А меня спрашивали про ворот. Катастрофа. Темный лес.

– На курсах кройки и шитья?

– Нет, на физике. Ворот, ворот… Типа рычаг.

– От ворот поворот.

– Кому он вообще нужен?

– Никому. Как и рационализация неравенств.

– Ладно, замяли. Зачем вообще эта школа? Учим какую-то хрень. Зато научились не попадаться с несделанной домашкой.

– И стрелять у девчонок бутеры.

– Школа жизни.

– Типа того.

– Ага.

– А я бы сейчас все отдал за чоко-пай.

– Я тоже, – вздохнул я. – Я бы даже твою собаку продал.

– Не, собаку нельзя. Чем я буду оправдываться, что не сделал домашку?

Я покатился со смеху, он тоже.

– Слушай, может, на великах сгоняем? – предложил я.

– Куда?

– Да без разницы. Мне нужно мозг отключить.

– У тебя есть мозг? – встревоженно спросил он.

– Я заеду.

– О’кей.

– До скорого.

Я положил трубку и спустился в гостиную.

– Я пошел, – сообщил я родителям, которые еще сидели на кухне за столом и о чем-то беседовали.

– Куда?

– К Витто. На велике.

– Уроки?

– Сделал.

– Когда?

– В школе. Не было этой, по искусству.

– Этой чего? – Папа притворился, что не понял.

– Учительницы.

– Когда вернешься?

– Позже.

– Да ты что? – Папа округлил глаза. – Серьезно? А раньше никак?

Я помотал головой и вышел во двор за великом.

Витто ждал на улице возле дома, прислонив свой черный велик к столбу. Мы принялись болтать и через час очнулись уже на другом конце города (правда, чтобы оказаться на другом конце Кастельфранко, много времени не требуется). Здорово ездить вот так, бесцельно: когда никуда не направляешься, не рискуешь заблудиться. Мы без особого интереса обсудили неожиданно выросшую грудь его одноклассницы Мартины, поговорили о загадочной аналогии между поражением «Голден Стейт Уорриорз» и нашим проигрышем в последнем баскетбольном матче, о новом диске, принесенном тетей Феде, и о том, какие идиотские вопросы задают иногда в Yahoo! Answers.

Ближе к вечеру мы зарулили к Витто. Его мама накормила нас полдником, а потом мы поиграли на приставке в FIFA . «Сассуоло» – «Фрозиноне». У меня на передовой, как обычно, Кателлани и Нозелли, у Витто – Санторуво и Стеллоне. В самом конце первого тайма, когда Кателлани впечатал мяч в штангу, я спросил:

– Слушай, Витто, ты ведь знаешь Пьерлуиджи Антонини?

– Это Носатого, что ли?

– Ну.

– Еще как знаю. Он рядом с моей бабушкой живет.

– Он ведь трепло, да? Или нет? Когда он говорит, впечатление такое, будто он знает все на свете.

– Он и знает. Его от нормальных людей изолировать надо.

– Просто он наговорил мне тут про Джо…

– Типа?

Я уже собирался пересказать ему про болезнь, смерть и так далее, но тут Кателлани забил, и я взревел от восторга. А как иначе? Волшебный гол, с подкруткой, из-за пределов штрафной; от таких голов теряешь дар речи и можешь лишь фонтанировать раскаленной лавой – месивом из гласных и согласных. Сорвав с себя футболку, я два раза обежал вокруг дивана.

Когда я уселся на место и пошел второй тайм, Витто спросил:

– Ну и?

– Что?

– Что тебе сказал Носатый?

Я передернул плечами:

– Да так, ничего. Нес муть всякую.

– А-а. – Он отбил головой мой пас в центр штрафной. – Он только это и умеет.

Следующие два месяца выдались странными. Очень странными.

Примерно как если бы я играл в футбол в гидрокостюме и на роликах, с бейсбольной перчаткой на одной руке и с метелкой для керлинга в другой. Два месяца я вообще не понимал, что происходит. Я был словно подарочный набор на Рождество: тут вино, тут кекс, тут орешки, тут конфеты… Настроение у меня менялось каждый день. По многу раз.

Практически единственной моей опорой оставалась тогда тетя Феде.

Федерика – мамина сестра – в то время играла на бас-гитаре в Northpole , которых я уважал почти как «Нирвану». Когда Deftones слизали обложку их первого альбома для своего Around the Fur , разразился настоящий скандал; фанаты Northpole жаждали мести и требовали уголовного преследования. В общем, тетю Феде я в некотором роде боготворил. Она жила звуковыми волнами, высокими частотами и тонкими вибрациями. На завтрак у нее был рок, в обед она читала NME на фоне венецианских мостов (она работала в Венеции), а вечером принимала душ из кантри-фолка. Они с дядей Паоло, вокалистом Northpole , жили вместе. Неофициально. Они говорили, что брак заключают в сердце и что им и так хорошо. А бумажки эти никому не нужны.

Они снимали дом, в котором раньше жили мы. Когда у нас еще не было Джованни. Теперь дом познакомился с контркультурой и ароматом пачулей, повсюду были индийские украшения, фигурки Будды и все в таком духе. В четырех стенах сосуществовали Индия, Непал, Тибет и Восточный Китай. Дядя Паоло учил меня играть арпеджио из Stairway to Heaven , а я во время урока поглядывал по сторонам, поражаясь тому, насколько кардинально здесь все изменилось.

Когда Феде приходила к нам, она обязательно приносила мне послушать какой-нибудь новый диск.

– Привет, тетя! Что у нас сегодня?

– Нил Янг. – Она положила диск на письменный стол.

– Лучший трек?

– Первый, Hey Hey My My … – Она прислушалась: – Там у тебя The Smiths ?

– Ага.

– И ты их слушаешь, когда делаешь домашку?

– Да. А что, это плохо?

– Да нет, не то чтобы плохо… Не плохо, конечно, но ими же, блин, нужно наслаждаться! Как бокалом хорошего сухого! Это не какой-нибудь там сок. Их нужно смаковать. Выделить время, создать соответствующую обстановку. Hand in Glove , к примеру: вслушайся в текст хорошенько.

– Ладно, тетя.

– Договорились?

– Договорились.

– Эти я забираю?

– Какие?

Она вытащила из кучи Doors и Depeche Mode .

– А, да.

– Ну и как тебе?

– Офигительно!

Она еще какое-то время сидела у меня на кровати, скрестив по-турецки ноги, а потом уходила общаться с Кьярой и Аличе, с каждой – на разные темы.

Мои дни и недели проходили под знаком тетиных дисков. Музыка помогала вылавливать эмоции из того океана чувств, в котором я плыл. В сачок попадались карпы. На удочку – форель. На острогу – сиги. На червячков клевали дорады, на искусственных мух – щуки и тунцы. И точно так же The Smiths служили наживкой для печали, а Sex Pistols выуживали злость и неуверенность. А если я ставил «Битлз», меня сносило неожиданными волнами безмятежности.

Тогда, в тринадцать лет, я был словно чистая виниловая пластинка, бороздки на которой должна была прорезать сама жизнь.

Однажды нам объявили, что синьоры Пиделло («этой, по искусству») какое-то время не будет, и ей на замену пригласили учителя-мужчину. Тогда-то и появился тот тип, который считал, что обязательно должен строить из себя симпатягу. Ну, вы поняли, да? Есть такие люди. Типа он не преподаватель, а лучший друг. И вот он зашел в класс и, чтобы дать нам почувствовать себя важными и значительными, предложил всем по очереди представиться. Стандартный прием, жуткая тягомотина. Третий класс! Я уже давно все про всех знал. Лоренцо классно играет в футбол. Маттео шпарит на английском круче оксфордцев. Элиза пишет стихи. И так далее. Я решил было подремать часок, но тут вдруг он попросил, чтобы мы добавили к рассказу о себе несколько слов о любимой музыке.