Джакомо Маццариол - Мой брат – супергерой. Рассказ обо мне и Джованни, у которого на одну хромосому больше

Что делать, когда обижают даунов.

Вот какая инструкция могла бы принести настоящую пользу.

Взбив как следует подушку, я растянулся на кровати, подложил руки под голову и уставился в потолок, на Зака де ла Рочу. А как я действовал до сих пор? Ну что ж, мою реакцию можно разделить на три категории.

Первая – вежливая. Типа: «Кхе-кхе, прошу прощения, вы сейчас употребили слово “даун” не совсем… как бы это выразиться… корректно. Больше так не делайте, ладно? Спасибо. Всего хорошего».

Вторая – с оттенком раздражения. «Кхе-кхе, вы тут сейчас употребили слово “даун”… м-м-м… совершенно от балды. Не знаете значения – не пользуйтесь словом. Договорились?»

Третья – агрессивная. «А ну повтори, что ты сказал, придурок! В рожу захотел?» Расширенная версия – в духе Супер Сайяна: угрожающие взгляды, рывки, толчки и тому подобное.

Именно так я и реагировал на протяжении многих лет, полагая, что лучшая защита – это нападение. Я всегда спускал на обидчиков собак. Но какой смысл? Что это дало? Ведь, оскорбляя других, не научишь их уважению. Не заронишь зерна перемен в их душу, разум, поведение. Во мне перемены произошли благодаря неизменной привязанности Джо, его безмятежности, его изумительным глазам.

Да, быть доброжелательным и удивлять. Вот где ключ. А «придурок» и «захотел в рожу» доброжелательностью и не пахнут. И ничего удивительного тут тоже нет.

Я должен был найти другой способ. Решение подсказал мне мой папа.

Однажды я стал свидетелем интересного разговора. Мы с папой были в магазине, и вдруг перед нами нарисовался одетый с иголочки тип – рубашка, галстук, ремень в цвет ботинок, все как положено – и засыпал папу радостными восклицаниями. Это оказался его однокурсник из высшей школы, с которым они не виделись двадцать лет.

– Ну как ты, Давиде?

– Я хорошо, а ты?

– Я тоже. Кем работаешь?

Потрясающе. Не видел человека двадцать лет и первым делом спрашивает, кем он работает. Меня, кстати, тоже периодически об этом спрашивают. В смысле, не кем работаю я, а кем работает мой папа. Сам я никогда таких вопросов не задаю – мол, кем работает твой папа? Скорей уж спрошу, за кого он голосовал на последних выборах. Это многое может прояснить.

Ну а мой папа работал администратором. В детском саду.

До того дня, до той встречи в магазине, я всегда отвечал: «Ведет бухгалтерию в одной фирме», и у собеседника сразу становились такие глаза, словно он хотел сказать: «Вау!» – хотя что именно «вау», оставалось непонятным. Но если я сдуру, машинально, отвечал, что он администратор, то меня ободряюще похлопывали по плечу, как бы говоря: «Хреново, брат! Но ты держись там! Если что – обращайся, я всегда помогу!» – и разговаривали тем же снисходительным тоном, как если бы я сказал, что у меня брат с синдромом Дауна. В последнем случае меня иногда бросались обнимать, а еще иногда продавщицы в магазине делали скидку, с улыбкой говоря: «Вот, больше, к сожалению, не могу».

Один раз мне даже принесли соболезнования.

Ну а в то утро, в магазине, папа так ответил типу в галстуке:

– Моя работа – быть отцом. А в свободное время я заведующий печатями, исследователь смет на предмет расхождений, жилетка для воспитательниц и профессиональный футболист на переменах. И жанровый писатель…

– В каком жанре?

– Производственная драма.

– Да что ты такое говоришь, я не пойму? Намекаешь, что ты безработный?

– Нет, – улыбнулся папа. – Намекаю, что я администратор в детском саду.

– Да ну тебя! – со смешком отозвался тип.

– Честное слово.

– И как же ты до этого дошел? – спросил тот с каким-то чудным выражением лица, словно не знал, верить или нет.

– Ну, мне это, конечно, нелегко далось. Скажу тебе откровенно – чем я только не занимался, пока не получил это место! Работал в крупных фирмах, пользовался всевозможными привилегиями… но в конце концов добился своего.

Недоумение на лице типа все росло.

– Я мечтал об этом долгие, долгие годы, – продолжал папа. – Администратор… – Он очертил руками в воздухе прямоугольник, вроде рисуя табличку на двери кабинета, и принялся загибать пальцы, перечисляя преимущества: – Работа на постоянной основе. Бесплатная кормежка. Дети рассказывают тебе анекдоты. Молодые мамочки, – тут он заговорщицки подмигнул, – каждый день с тобой общаются, приходят записывать своих отпрысков… А ксерокопии! – воскликнул он после паузы, словно только что это вспомнил. – Всего два цента штука. Бесплатные звонки. В футболе на переменах ты всегда побеждаешь. Всегда . Компьютер такой медленный, что можно переделать кучу дел, пока он думает. Личное парковочное место. Списанные игрушки можно отнести домой и всех порадовать. Бесхозный велосипед, забытый кем-то сто лет назад, становится твоим служебным. В общем, миллион всяких вещей, о которых другие не могут и мечтать. И даже не догадываются.

– Э-э-э…

– А ты, Томмазо, кем работаешь?

– Я вообще-то Лука.

– Ой, прости, Лука! Да, так кем ты работаешь?

– Я адвокат.

– Ох! – Папа сморщился, точно ему медведь ногу отдавил. – Сочувствую. И долго тебе еще осталось?

Ну и дальше все примерно в том же духе. Хотя, понятно, в профессии адвоката ничего плохого нет.

В общем, что мне больше всего запомнилось из той встречи, так это мощная спасительная сила иронии. Я решил, что нужно взять это на заметку, если соберусь-таки писать инструкцию. Иронизировать. Доброжелательно. Обезвредить оскорбление, давая собеседнику понять, что быть другим – нормально и что у каждого из нас есть какой-нибудь синдром (как говорил мой приятель Давиде, спец по оладьям). Я задумался о создании видео, которое показало бы, какой сложной, удивительной и потрясающей личностью является мой брат.

Еще я понял, что нужно учиться говорить о брате так же легко и небрежно, как я говорю о других. То есть если он сотворил какую-нибудь очередную дичь, то можно, к примеру, сказать: «Ой, а мне брат такую заподлянку устроил, скотина!» Это не табу.

Сложность состояла в том, что если Витто это только веселило, то остальных, как правило, шокировало. Ну как ты можешь? Что ты себе позволяешь? Обзывать скотиной несчастного братика-инвалида?!

Да-да, брат утопил мой мобильник в бассейне. Вот скотина. Брат спер у меня деньги из кошелька. Вот скотина. Брат сказал своей подружке, что я играю в баскетбол как лох. Вот скотина. Да, мой брат может быть и скотиной, и заразой, и падлой, и всем этим вместе. Ты злишься на тех, кого любишь, потому что ты их любишь. И когда я научился называть брата скотиной, то почувствовал себя по-настоящему свободным.

Однажды вечером, перед ужином, мы с мамой, папой, Аличе и Кьярой были на кухне, а Джо играл в гостиной.

Я смотрел на них, и мне казалось, будто я вернулся на десять лет назад – в тот день, когда нашел синюю книгу со словом «даун» на обложке. Папа грыз миндаль, как и в тот раз. Мама резала овощи – правда, не перец, а кабачки. Аличе уткнулась в телефон. Кьяра держала чашку. Была зима, конец февраля. С улицы в комнату проникал слабый свет фонарей, вызывавший желание зажечь камин, нажарить каштанов и завернуться в одеяло.