Дина Адомайтес - Будь ты проклят

— Приставал? — одними губами еле слышно спросила я, а по щекам покатились слезы, которые падали на горячий гамбургер, лежавший на подносе.

— Когда я пошла в сторону раздевалки, мы столкнулись в коридоре, и он… — снова замолчала она. — Мне противно говорить об этом! — громко вырвалось из нее. — Он начал меня лапать. Полин, я должна была сказать тебе! Извини меня, пожалуйста! — завопила она в трубку. — Я просто не знала, что мне делать! Вы уже собирались пожениться. Я не хотела все портить! Я очень долго думала, как мне поступить, и решила промолчать. Но на вашей свадьбе я очень горько об этом пожалела, лучше бы ты тогда все сразу узнала, и ничего бы этого сейчас не было.

Громкие рыдания вырвались из меня, и я, выронив телефон из рук, упала головой на стол и ревела навзрыд, не обращая никакого внимания на окружающих меня людей. Я била кулаком по столу, не понимая, за что Стас так со мной обращается, чем я заслужила такое отношение, что я ему такого сделала, за что он уничтожил меня всю без остатка, испепелив мою душу до последнего кусочка?

Сорвавшись со своего места, я с бешеной скоростью помчалась по эскалатору вниз, снося всех на своем пути, пока не оказалась на улице, где летний удушливый воздух вмиг опутал мое тело и голову, заставив задохнуться в разгоряченном потоке. Я шла куда-то вдоль дороги, сама не понимая, куда иду, захлебываясь в горючих слезах, которые лились ручьями. Какой-то разъяренный водитель заорал мне из окна своей машины: «Куда ты прешь, овца?!» Видимо, я случайно попала на проезжую часть, но мне было уже наплевать на это. Кто-нибудь убейте меня, пожалуйста, прямо сейчас, прямо здесь, чтобы я не чувствовала больше этого кошмара! Я не хочу дальше, я не смогу дальше после всего, что я узнала за эти дни, я не смогу дальше жить! Моя жизнь закончена, завершена, дальше нет ничего, никакой веры в людей, которые могут просто так взять и растоптать тебя, превратив в лепешку. Стас, Даша, папа — о ком я еще не знаю?! Кто еще стоит за моей спиной и норовит столкнуть меня в пропасть?!

Дойдя до знакомого мне квартала, я зашла в многоэтажный дом, где мы, еще будучи школьниками, часто залезали на крышу, откуда все окрестности нашего района были видны как на ладони. Легко проникнув через открытую домофонную дверь, я, не помня себя, доехала на лифте до четырнадцатого этажа, где дверь на чердак всегда оказывалась открытой. Так произошло и на этот раз. Очутившись на крыше, я почувствовала свежий ветер, резко дунувший мне в лицо. Вечерний город предстал перед моим залипшим от слез взором, но мне было совершенно не до восхищения им. Я подошла к краю крыши, взглянула вниз на асфальтированную дорогу, где огромными буквами была нарисована мелом надпись «Солнышко, с добрым утром!» Солнышко… Ненавижу это слово, ассоциирующееся у меня с этим ублюдком! Ненавижу это слово! Ненавижу!!! Почему даже здесь, на крыше этого дома я снова вижу напоминание об этом мерзком человеке, испоганившим всю мою жизнь?!

— Ты оставишь меня в покое или нет?! — громко закричала я, упав на грязную поверхность крыши, и заскулила, словно раненый зверь, поднимая вверх зареванное лицо, по которому текли нескончаемые слезы. — Ненавижу тебя, мразь! Я ненавижу тебя! Ты мне всю жизнь испортил, сволочь! Я ненавижу эту жизнь! — заорала я во все горло, словно хотела, чтобы каждый в этом мире услышал эту фразу. — Я ненавижу ее! Ненавижу! — вскочила я с места и начала топать ногами по крыше, а потом резко подошла к ее краю, снова увидев эту идиотскую надпись. — Я не хочу больше жить, — тихо сказала я, словно обращаясь к невидимому собеседнику. — Зачем жить там, где ты никому не нужен? Где всем наплевать друг на друга, где все друг другу изменяют, даже в таких благополучных семьях, какая была на первый взгляд у моих родителей? Где ты никогда никому не пригодишься, где тебе всегда найдут замену, а потом этой замене найдут новую замену? Я не хочу жить в таком равнодушном мире! Не хочу! — снова крикнула я, приблизившись к самому краю крыши, где оставался только один шаг через перекладину, чтобы раз и навсегда покончить с этим недоразумением под названием «жизнь».

Что интересно подумает Стас, когда узнает об этом? Будет обвинять себя? Хотя куда там ему, он, скорее всего, снова побежит в какой-нибудь бар лапать его посетительниц, теперь-то руки у него будут развязаны!

Слова Ани резко всплыли в моей памяти, я начала представлять, как Стас ее лапает, и зарыдала с новой силой.

— Не хочу, не хочу больше это все! Не хочу! — села я обратно на поверхность крыши, туда-сюда мотая головой из стороны в сторону и прикрывая лицо ладонями.

Я на минуту представила маму, которая просто не переживет того, что я сейчас собиралась сделать. Нет, я должна сдержаться… Должна сдержаться хотя бы ради нее, не ради себя, ради нее! Ведь у нее никого нет, кроме меня: с родной сестрой тетей Люсей после поступка Даши она точно никогда не возобновит общение, папа ей всю жизнь изменял и, кто знает, может быть, делает это до сих пор. Я одна у нее осталась, я не могу ее бросить здесь среди этих тварей, лжецов и предателей, мою бедную, нежную мамочку, я не могу это сделать…

Мысли о маме еще больше усугубили мое состояние, и меня несколько минут просто колотило в истерике, что я не могла сделать ни одного движения, ощущая парализованность частей тела. Когда я наконец сумела пошевелить руками и ногами, я встала и решительно направилась к выходу из этой крыши, чтобы не сотворить непоправимое. Только ради мамы…

Оказавшись на улице, я прошла мимо этой надписи, которую видела с высоты четырнадцатиэтажного дома, и, воплотив всю кишащую внутри меня ненависть, плюнула на слово «солнышко».

— Будь ты проклят, гадина! — негромко сказала я и побрела прочь из этого хорошо знакомого мне двора.

Возвращаться домой в таком состоянии не было никакого желания. Я не представляла, как я расскажу маме о том, что зря простила Стаса, что зря поверила ему и зря провела с ним весь вчерашний вечер. Меня тошнило от самой себя и от моей тупой наивности, с которой я доверилась этой скотине, позволив в два счета обвести себя вокруг пальца. Завибрировавший в сумке телефон напугал меня, я начала копаться в содержимом сумки, пытаясь отыскать телефон, и увидела, что звонит Стас. Мне захотелось вдребезги разбить телефон об асфальт, чтобы только не видеть это самое мерзкое на свете имя на его дисплее, но, собрав последнюю волю в кулак, я глубоко выдохнула и ответила на вызов, кажется, на последнем гудке, после чего должен был случиться автоматический сброс.

— Привет, солнышко, я приехал к торговому центру, выходи, — услышала я на том конце провода радостный голос.

— Слышь ты, тварина, — очень медленно, с расстановкой сказала я, — еще раз назовешь меня солнышком, еще раз сюда позвонишь, я к тебе лично приеду, грохну тебя и закопаю, а вместо надгробия поставлю тебе унитаз из того ресторана! Ты меня понял, сволочь ничтожная? — я сама была потрясена тем, с какой жестокостью это прозвучало, но я была полностью солидарна со своим внутренним голосом, подсказывающим мне правильный текст при беседе с этим уродом.