Катя Саргаева - Глупые люди

Ольга Сергеевна не удержалась на ногах и упала на пол перед клеткой, в которой сидели самые близкие ее люди. Надя выглядела какой-то другой, чужой, и в один миг повзрослевшей лет на двадцать. Лохматая и грязная, юбка в крови, колготы разорваны. Она сидела как приведение, и казалось, даже не видела маму. Иван Ефимович лежал на полке и захлебывался кашлем, он был очень бледный и весь в поту. Весь грязный, лицо разбито, куртка разорвана.

— Ваня, Надя, что случилось, они рассказывают какие-то небылицы.

Ольга Сергеевна сидела на полу и пыталась привлечь к себе внимание, но Надя смотрела сквозь нее, а муж не слышал ее голоса за кашлем. Потом Иван Ефимович повернулся и увидел ее. Он хотел встать с полки, но упал, ноги не держали его, и тогда он подполз к решетке камеры. Ольга Сергеевна протянула руку сквозь прутья решетки, муж взял ее в свою ладонь и прислонил к своей щеке. Он быстро, в общих чертах, словно писал рапорт, рассказал ей что случилось. «Мы возвращались домой. Встретили наркоманов. Один из них ударил меня, и я потерял сознание. Он примотал меня скотчем к дереву. Второй изнасиловал Надю. Потом она нашла железный прут и ткнула его в глаз противнику, после чего тот сразу умер. К тому моменту мне удалось освободиться. Прибыла милиция. Я взял вину на себя». Иван Ефимович закашлялся, а потом сильнее прижал ладонь Ольги Сергеевны к своей щеке и заплакал.

Через два дня Надю отпустили домой. Она все время тянулась к матери, просто прижималась к ней и плакала, но ничего не говорила. Ольга Сергеевна пыталась вывести ее на разговор, но тогда Надя еще сильнее замыкалась. Так прошло две недели. А потом Надя начала разговаривать, она говорила о чем угодно, но только не о произошедшем. Ольга Сергеевна ее не трогала, и была рада уже тому, что она хотя бы вышла из ступора.

Тем временем Ивана Ефимовича отправили в СИЗО. Отец убитого наркомана позаботился о том, чтобы ему не оказывали никакой медицинской помощи, из-за этого его острый бронхит перешел в пневмонию. Спустя три недели Иван Ефимович умер.

— Ничего хуже тех похорон со мной в жизни не случалось. Я до сих пор помню их как какую-то страшную сказку. В том гробу, Мася, лежал другой человек, не мой Ваня. Совсем чужой, как восковая кукла. Помню, как мне хотелось дотронуться до него, и убедиться, что это не он, а он лежит где-нибудь в госпитале, и его лечат. И я дотронулась, взяла его руку и перевернула ладонью вверх. У Вани был толстый шрам ниже большого пальца. Он себе консервной банкой руку распорол, давно это было, — Ольга Сергеевна с нежностью улыбнулась, — мы тогда еще даже не поженились, ходили оравой на шашлыки. А я ведь мясо не люблю, ты знаешь, тогда была килька в томатном соусе в консервных банках. И это совсем не та килька была, которая сейчас, нынешняя с той и рядом не стояла. И вот Ваня, зная, что я до ужаса люблю эту кильку купил мне сразу пять банок, представляешь? А ножа консервного никто взять не додумался, но у настоящего мужика ведь всегда с собой перочинный ножик должен быть. И он давай эти банки ножом открывать, и как порежется, боже, сколько было крови. И мы с ним в ближайший травмпункт поехали. Двенадцать швов ему наложили. А кильки той я так и не попробовала. И вот перевернула я руку, смотрю, шрам на месте, значит это все же он, мой Ваня. И так мне страшно стало в тот момент, я как закричу, и хотела бежать подальше от этого гроба. Меня Сашенька остановил, прижал к себе, и держал пока моя паника не прошла. Лена и тогда нашла очередной повод обидеться на меня. Представляешь, додумалась высказать свое мнение, говорит, что ты мол так плачешь, ничего хорошего в отце не было, и ты еще не такая уж старая, глядишь, найдешь себе мужика получше. Я тогда не сдержалась, и первый раз в жизни ее ударила, такую пощечину ей залепила, что руку до сих пор ломит. На кладбище воцарилась тишина, никто тогда не понял, почему мы ссоримся, вместо того чтобы поддерживать друг друга.

Ольга Сергеевна встала с дивана и пошла за фотоальбомами. Их было много, когда-то Иван Ефимович подарил хозяйке фотоаппарат «Зенит», и она много фотографировала. Потом сортировала фотографии с разными событиями и людьми по разным альбомам. Сейчас она принесла несколько альбомов, там были свадебные фото, и те, на которых они были вместе, где был один Иван Ефимович.

— Знаешь Масенька, ведь никто не понимает, как хорошо нам вместе было. Просто мы никому об этом не рассказывали. Даже наши дети не знали, как близки мы с Ваней были. Все считали его бессердечным тираном и деспотом, и вообще не понимали, как я за него замуж вышла, что я в нем такого нашла, чтобы терпеть твердолобый характер. Он и правда для всех остальных был бессердечным, потому что сердце свое он отдал мне, и кроме меня его никто не видел. Никто не знает, каким было наше первое свидание. У него был друг астроном, он и сказал ему, что будет грандиозный метеоритный дождь, и Ваня повез меня в поле на возвышенности, оттуда было смотреть лучше всего. У него был мотоцикл с коляской, модный до ужаса! И вот привез он меня в это поле, и небо обрушилось на нас, как красиво это было! И на каждую «падающую звезду» я загадывала одно и то же желание — хочу выйти замуж за этого парня. А на обратном пути его модный мотоцикл сломался прямо на дороге, и мы пошли пешком. Идти было далеко, девять километров. Не успели мы отправиться в пеший путь, как я умудрилась споткнуться обо что-то, и ногу подвернуть. Я тогда сильно связку на лодыжке растянула. И все эти девять километров он меня на своей спине нес. Об этом никто не знает. Он вообще часто меня на руках носил, и руки мне целовал. Никто и никогда раньше вот так как он не целовал мне руки. Взахлеб. С такой нежностью, о которой никто и не догадывается. В то время как с других пытались снять юбки, он целовал мне руки.

Ольга Сергеевна взяла другой альбом, и наткнулась на одно фото, она на нем ела кукурузу.

— Я эту кукурузу в жизни никогда не забуду. Я тогда была Сашей беременна. Проснулась среди ночи, и говорю: «Ваня, я так кукурузы вареной хочу, умру, если не съем». А он мне отвечает: «Да где ж я тебе сейчас кукурузу найду? Зима на дворе». Была зима, Мася, и жили мы тогда в этой Советской Гавани, там и летом кукурузы не было. Обычно такие беременные желания кратковременные, и быстро проходят, но тогда я несколько дней мечтала о кукурузе, она мне даже снилась. И вот на пятый день приходит Ваня домой со свертком, а он вообще никогда ничего с собой не носил. Уже поздно было, и я легла спать, а он заходит в комнату, и кукурузный початок из свертка достает, молоденький, свеженький. Мы сидели на кухне, в ожидании пока она сварится. Я допытывалась у Вани, где же он сумел раздобыть такое чудо. Он сначала молчал, а потом раскололся, сказал, что сослуживец один его сейчас в Египте служит, а там круглый год на берегах Нила овощи выращивают, он-то ему с военным самолетом кукурузку и передал, семь початков, больше по весу не разрешили. И что теперь он этому сослуживцу по гроб должен, а Ваня ой как не любил быть в долгу! Когда кукуруза сварилась, я ее прямо из кастрюли есть пыталась, она горячая, весь рот себе обожгла, но как вкусно мне было! И Ваня на меня тогда так смотрел, как в день свадьбы. Он и сфотографировал меня.