Вильям Козлов - Дети ада

Уже несколько дней Иван подыскивал удобный момент, чтобы поговорить с Натали без Рыкуновой. Но они, как Шерочка с Машерочкой, ни на миг не расставались в общественных местах. Куда одна — туда и другая, даже в туалет заходили вместе. Глебов его не торопил, но через Дегтярева интересовался, как идут дела. Дела никак пока не шли. Не придумав ничего умнее, однажды вечером во вторник, Иван прошел за кулисы — вахтера здесь не было — и нахально вызвал из гримерной Вольскую. Элеоноры здесь не было, ее костюмерная помещалась в другом конце длинного извилистого коридора, в который выходили двери гримуборных и других театральных служб. Синеглазая красавица удивилась, но безропотно вышла к нему. Поздоровавшись, взял ее за руку и как школьницу повел к выходу. Он видел пьесу два раза и знал, что артистка больше не выйдет на сцену, потому что ревнивый любовник — лабух (музыкант) умертвил ее флейтой во втором акте. Причем самым отвратительным способом: обнаженной жертве он засунул инструмент с блестящими кнопками между ног... Слабонервных должно было тошнить при этой дикости. Вот такие теперь были «находки» у режиссеров современных модерновых театров...

— Куда вы меня тащите? — запоздало попыталась вырвать у него руку Натали. Она, конечно, узнала Рогожина. — Если к Андрею, то я сейчас закричу!

— Кричите, — сказал Иван, увлекая ее к выходу. У самых дверей стояла машина, на которой он приехал сюда — «Жигуленок» Дегтярева. — Я пришел за кулисы, чтобы убедиться, что вы живы и вас не пронзил насквозь этой дурацкой флейтой подонок-музыкант.

— Вы были на спектакле? — только артистка в подобной ситуации могла задать такой вопрос. Она даже перестала вырываться.

— Вы были бесподобны, — дипломатично заметил Иван. — Я два раза просмотрел эту... этот спектакль... из-за вас.

— А многим не нравится, — сказала она и снова сделала попытку остановиться. — Куда вы меня тащите, Иван...?

— Васильевич, — подсказал он. — Но вы можете звать меня Иваном, Натали.

— Это что, похищение?

— И вы насмотрелись детективных фильмов? — улыбнулся он. — Кто же даст за вас приличный выкуп?

— Как будто вы не знаете!

— Глобов и без всякого выкупа в любой момент может вас вернуть в Комарово, — сказал Иван.

— У меня тоже есть какие-то права...

— Это не вас я видел по телевидению у Смольного с плакатом в руках, где вы заявляли о каких-то сексуальных правах?

— Каждый имеет право сделать свой выбор, — уклончиво ответила она.

— Покупайте за несколько миллионов «Мерседес» — это ваш час фортуны, — продекламировал Иван, вспомнив назойливую рекламу по телевидению.

— О чем вы? — покосилась она на него.

— Я думаю только о вас, — улыбнулся он, усаживая ее на переднее сидение. Быстро обошел машину и сел рядом, впрочем, она и не собиралась выскакивать. Сидела прямо, профиль у нее нежный, золотистые завитки волос скрывают маленькое розовое ухо, подведенные ресницы вздрагивают, на нежных порозовевших щеках еще остались остатки крема для стирания грима. От нее пахло душистым мылом и тонкими духами. Круглые колени приковывали к себе его взгляд, он почувствовал внезапно вспыхнувшее влечение к этой красивой женщине. С Аней они больше не жили, она вот- вот ляжет в роддом. Иван понимал, что придется изрядно попоститься без жены, но буйная и необычайно ранняя весна будоражила кровь, заставляла в последнее время оглядываться на хорошеньких женщин, а тут рядом сидела не просто хорошенькая женщина, а цветущая красавица. Она переставила ноги и дорогие, только что вошедшие в моду черные лосины призывно скрипнули под короткой юбкой. Невысокая, но тугая округлая грудь с крупными сосками оттопыривала белую тонкую блузку.

— Мы немного прокатимся, — дрогнувшим голосом произнес он, включая мотор.

— Я знаю, что вы здесь по просьбе Андрея, — сказала она, очевидно, смирясь с неизбежным. — Он гордый, сам не унизится... Вы ведь знаете, что у нас произошло?

Он кивнул, зорко следя за узкой выбитой дорогой. Проскочили мимо цирка и поехали к следующему мосту через Фонтанку. Солнце позолотило спокойную воду, утки давно покинули речку, где они зимовали, лишь несколько редких пар курсировали у самых берегов — эти, по-видимому, остались здесь гнездиться и выводить птенцов. Городские утки. В Летнем саду в зеленом пруду плавали два лебедя. С моста ими любовались прохожие. Здесь уток было больше. Уже установили мраморных античных Богинь и Богов, они снежно белели сквозь пышно распустившуюся листву деревьев и кустов. Еще дальше на высоком пьедестале темнел дедушка Крылов в окружении чугунных зверюшек.

— Если вы повезете меня в Комарове, я на ходу выскочу из машины... И это не пустая угроза, Иван! — сказала она. Припухлые губы ее непреклонно сжались, потемневшие синие глаза стали строже. — Неужели вы сами не понимаете, что это какая-то детская игра? Мы же взрослые люди, черт побери!

— Я ничего не собираюсь делать против вашей воли, — ответил он. — Просто хочется в такую погоду вырваться из города на Приморское шоссе. Ну и поговорить с вами...

— Я вас предупредила, — сказала она. — Говорите, я слушаю.

— Мне не нравится ваше сожительница Элеонора Рыхунова, — сказал он. Пусть это не совсем дипломатично, но зато честно, a Наталией нужно быть честным, он это почувствовал. Обычно красивые женщины кокетливы и любят лесть, Натали, кажется, не такая. Ей и не нужно завлекать мужчин — они сами летят на нее, как осы на мед. Каждое ее движение, поворот красиво посаженной золотоволосой головы, даже чуть низкий выразительный голос — все было естественно и женственно. Иван читал где-то, что актрисы весьма сложный народ, пустых интрижек избегают, но если уж захотят кого-либо соблазнить, то своего добиваются. Тут они пускают в ход все свое обаяние, артистизм.

— Важно, что она мне нравится, — улыбка тронула розовые, будто созданные для поцелуя, губы Натали.

— Вы такая красивая, а она — уродина!

— Не скажите, у нее чудесные глаза, она умна, начитанна, многое знает...

— Слишком многое... — иронично заметил он.

— Мне надоело, Иван, сидеть в золотой клетке, вкусно есть, пить и выслушивать математические отчеты о космических прибылях Андрея... Элеонора — это мой протест против той жизни, если хотите. Мне скучно стало с ним. Он, конечно, умный, очень крутой, но ум и вся энергия направлены на одно - деньги, деньги, деньги... А их сейчас у всех деловых людей много. Вон правительство стало выпускать тысячерублевые бумажки, обещают и десятитысячерублевые. Деньгами сейчас никого не удивишь! Молокососы швыряют в кафе и ресторанах по нескольку тысяч за вечер.

— Но почему Элеонора? Разве вы и раньше были склонны к... этому?

— Нимфомании? — улыбнулась она. — Да нет, просто стало любопытно, что в этом есть приятного для женщины... Ведь я артистка, все должна испытать... — она сбоку посмотрела на него. На губах ослепительная улыбка. — От Андрея к другому мужчине мне путь заказан. Вы же понимаете, он этого бы не допустил. Любому свернул бы шею... даже вам.