Вильям Козлов - Дети ада

— Его гены сработали и в вас, — заметила она. — Многие дети идут по стопам своих отцов.

— Ваши родители артисты?

— Почти... Они выступали в цирке. Воздушные гимнасты.

— Надо же, — сказал он.

Натали секунду пристально смотрела ему в глаза, потом отвела их и негромко произнесла:

— А если скажу Андрею, что между нами что-то было?

— Наташа, не старайтесь казаться хуже, чем вы на самом деле.

— Он мне поверит.

— Говорите ему что хотите, а если он клюнет на эту удочку — я в нем разочаруюсь.

— И Элеонора мне говорила, что мужчины скорее друг друга поймут, чем нас, женщин, — вздохнула она.

— Если вы не хотите возвращаться к Глобову, я готов вас отвезти, куда вы захотите. Но признаюсь, что доставить вас снова в Купчино к Рыкуновой мне было бы очень неприятно.

— Туда я не вернусь, милый Иван, вы своего добились... Впрочем, не улыбайтесь, дело совсем не в вас, а во мне. Вы правы лишь в одном: противоестественно одной женщине отдаваться другой... Что-то внутри меня запротестовало, мне стали неприятны ее ласки, поцелуи. Я вернусь к Андрею, но я его, по-моему, не люблю. Я вообще еще никого по-настоящему не любила. У меня, дорогой Иван, дурной характер: мне скоро все надоедает, а притворяться я не умею. И потом мне жаль артистов, режиссера, если Андрей разозлится всерьез, он перестанет содержать театр.

— Глобов — не мелочный человек, — возразил Иван. — Он мог все это сделать, когда вы ушли, но он не прекратил финансирование театра?

— Это меня тоже удивило, — призналась она. — И для Андрея это большой плюс. И все равно, Ваня, приносить себя в жертву ради других мне не очень-то хочется. Я отнюдь не героическая натура. И у меня нет вашей уверенности в своей правоте, убежденности. Я больше подчиняюсь своим инстинктам, чем разуму.

— Не наговаривайте на себя, — улыбнулся он. — Еще чаю?

Она рассеянно кивнула.

— Вы женщина. И незачем вам становиться второй Элеонорой. Да вы никогда бы ею и не стали.

— Ваня, давайте на «ты»? — предложила она, когда он поставил полную чашку перед ней.

Он промолчал.

— Андрей сейчас в Комарово?

Утром Глобов позвонил Рогожину, поинтересовался его делами, сообщил, что весь день будет на даче — небольшой прием для бизнесменов-прибалтов — просил звонить, если что произойдет. И вот произошло. Но звонить в присутствии Натали было неудобным — поедут прямо в Комарово без предупреждения.

— Не будем терять время, — поднялся из-за стола Иван.

— Я хотела бы с вами остаться, — обдав его синим мерцанием своих васильковых глаз, сказала она. — На час, на ночь...

Что лукавить! И он хотел остаться с ней, очень хотел бы — он давно не имел женщину, а артистка такая соблазнительная, доступная... Но... «Что но»? — подумал он. — Мораль? Нравственность? Еще в священном писании сказано, что ежели ты взглядом пожелал чужую жену, ты уже с ней прелюбодействовал... Что же его останавливает? Ведь вряд ли еще когда в жизни ему встретится такая красивая женщина... И кому от этого будет хуже? Глобову? Анне? Или ему, Ивану Рогожину?..» Так раздумывал он, натягивая на себя черную нейлоновую куртку, а она стояла чуть расставив длинные ноги с круглыми коленями и с грустью смотрела на него.

«Значит, дело во мне самом, — вынужден был он ответить на все заданные себе вопросы. — Будет плохо потом мне самому. — Что-то изменится во мне, будет саднить, терзать... Я не давал жене обета верности, но в такой момент, когда она рожает, быть с другой женщиной — это ничем не лучше того, чем занималась Натали с Элеонорой...»

— Должна признаться, Иван, что вы первый мужчина, который от меня отказался, — она повернулась к нему спиной с аккуратной круглой попкой — он в это время снимал с плечиков ее светлый плащ и тот показался ему вдруг таким тяжелым, будто был отлит из чугуна.

— И я вам признаюсь, Наташа, это было сделать чертовски трудно! — сказал он.

— В американских детективах частные сыщики не упускают возможности развлечься с героинями романов, — поддразнивала она, глядя на него. — Даже с теми, кого они преследуют.

— Я русский детектив, — сказал он. — И потом авторы крутых бестселлеров почти все придумывают, чтобы закрутить сюжет.

— Да вы совсем не похожи на супермена, — вздохнула она.

— Мне это слово не нравится, — поморщился Иван.

— Разве в словах дело? — улыбнулась она.

На «ты» они так и не перешли.

— Сколько вы получаете в агентстве? — спросил Глобов, сидя в кресле Дегтярева.

— Две тысячи.

— Я вам буду платить пять, нет, шесть тысяч. Вы будете начальником охранного отряда. Мой паренек по прозвищу «Суперок» пытался залезть в постель к Натали и я его выгнал вчера в три шеи.

— Пытался или залез? — с улыбкой поинтересовался Рогожин.

— Натали призналась, что в Санкт-Петербурге есть лишь один мужчина, с которым бы она изменила мне — это вы.

— Надо же какая честь! — покачал головой Иван. Разговор продолжался уже с полчаса в кабинете Тимофея Викторовича. Шеф или по делу отлучился или специально ушел, предоставив им возможность поговорить наедине. Глобов заявился в агентство без предупреждения — обычно он звонил — и потребовал Рогожина. И вот они сидят напротив друг друга и беседуют. На стене красочный плакат с боевым огнестрельным оружием — тоже подарок американских коллег. Оружие у них отличное.

— Она рассказала мне, как вас соблазняла... Но вы выстояли, почти как святой Антоний! — Андрей Семенович рассмеялся. — Только честно, Иван Васильевич, почему вы не воспользовались, а? Ведь Натали неотразима. Ей приходится отбиваться от поклонников, а тут сама предложила себя и вы отказались. Что вас остановило? Ей-Богу, мне это очень любопытно!

— Я на работе не пью и не прелюбодействую, — улыбнулся Иван. — После того как я женился на Ане, я ей ни разу не изменил. Мне это как-то и в голову не приходило. Допустим, я согрешил бы, но как тогда смотрел бы сейчас вам в глаза?

— Натали права: вы несовременный человек, Иван Васильевич! — рассмеялся он. — Кого теперь волнуют ваши проблемы? У меня много людей в фирме, но вряд ли кто-либо из них рассуждает, как вы. Я плачу им — они трудятся на меня. И все. Больше их ничего не колышет. Если им работа выгодна, они будут держаться за меня, работать на полную катушку, потому что отлично знают, что я их всегда смогу заменить. Надо мной партком и профком не довлеют. Даже больше: я уверен, что многие меня не любят, завидуют и готовы в любой момент заложить. Но чтобы этого не случилось, я имею охранный отряд, пользуюсь вашими услугами.

— Вы полагаете, что политические перемены в нашей жизни вытравили у людей такие понятия как элементарная честность, порядочность, благородство?

— Глядя на молодых людей, спекулирующих на улицах всякой-всячиной, на проституток, пьяниц и хулиганов, на школьников и школьниц, курящих в подъездах, я все больше убеждаюсь, что именно так и обстоят у нас дела. А честь, благородство, патриотизм — все это вытравили из россиян еще большевики после семнадцатого. Они ведь истребили лучших людей России — к власти пришли бесы и преступники. Вот почему легко было заставить сына доносить на отца, а жену — на мужа и наоборот. Выживали в те страшные годы лишь принявшие мораль большевизма. Вот почему тюрьмы и лагеря были переполнены зеками. Доносительство, клевета, подлость стали нормой жизни. И сколько поколений за годы советской власти впитали эту мерзкую мораль с молоком матери.