Вильям Козлов - Дети ада

— Забудьте и дорогу сюда, — сквозь сжатые зубы, блестя гневными зеленоватыми глазами, негромко проговорил им Иван. — В следующий раз так отделаю, что и родная мать не узнает! Усекли?!

Парни, озираясь на него, проворно заскользили вниз по серым ступенькам...

Потом они подожгли газеты в его почтовом ящике, но больше их Аня в подъезде не видела. Перестали ходить эти, появились другие: жильцы звонили в жилищную контору, в милицию — бомжи и хулиганье стали забираться на чердаки и там развлекаться. Рогожин еще несколько раз выставлял шпану из их подъезда, но проходило немного времени и снова на лестничных площадках гремела музыка, плавал сигаретный дым, звенели бутылки. Юнцы почему-то полюбили их дальний подъезд — все остальные парадные были заперты и чтобы попасть в квартиру, нужно было иметь ключ или нажимать на кнопки домофона, а в их парадной все время разбивали дверь, калечили домофон.

Аня стала первой здороваться с Рогожиным, он рассеянно кивал, но внимания на нее не обращал, хотя все говорили, что она симпатичная и с каждым годом все больше хорошеет. Впрочем, это замечают не соседи, а другие... Невнимание к ней Ивана злило девушку, она же видела, что на нее оглядываются незнакомые мужчины, только улыбнись и тут же подскочат, завяжут знакомство, а этот... зеленоглазый сосед проходит мимо и не замечает. Были у Ани знакомые парни и в школе и в доме, в котором она родилась и выросла, некоторые ее школьные подружки отдались мальчишкам еще в восьмом-девятом классе просто так, ради любопытства. Насмотрелись порнографических фильмов и решили тоже попробовать. О сексе стали много говорить и писать. Ане все это было глубоко отвратительно, первый же увиденный в видеосалоне фильм, где двое волосатых мужчин обрабатывали блондинку, вызвал у нее совершенно обратную реакцию — ее чуть не вытошнило. Она тихонько выбралась из битком набитого мальчишками и девчонками полуподвального помещения и ушла домой. То, что она читала в классических романах и вдруг увидела на экране было настолько противоречивым, отвратительным... Голый секс и любовь — это совершенно разные понятия. Ей не верилось, что подружки говорят правду, когда с восторгом рассказывали, что их «заводило» увиденное на экране. Как может «заводить» — слово-то какое-то странное! — грязь и механическая физиология? У нее точно такое же чувство вызывали собачьи свадьбы. Она стала сторониться распущенных школьных компаний и сексуально озабоченных девчонок. Они просто были ей противны. Прокуренные насквозь, непричесанные, дурно пахнущие сверстники вызывали у нее отвращение. Над ней в школе подсмеивались, называли «старомодной комсомолочкой». В отличие от одноклассников, она не выбросила в отхожее место комсомольский билет. Не то чтобы она сокрушалась о роспуске этой многомиллионной молодежной организации, просто посчитала подобный «сортирный протест» глупостью. Билет есть не просил, пусть себе лежит дома.

Иван Рогожин не походил ни на кого из ее знакомых: модно одетый, но без крикливости, стройный, подтянутый, добродушный и вместе с тем неприступный, он будто был из другого мира, где нет грязи, мата, пьянства и тем не менее впервые он с. ней заговорил будучи сильно выпившим. Случилось это два года назад, когда от него ушла жена. С тем самым высоким, длиннолицым в кожаном пиджаке...

Он был в отлучке, когда тот подъехал к их парадной на серебристом «форде», и они с женой Рогожина погрузили в него сумки, чемоданы, коробки, огромный полиэтиленовый пакет с зимней одеждой и навсегда покинули этот старинный дом на улице Пестеля. Именно так подумала в тот теплый осенний день Аня Журавлева, вернувшись из школы. От таких мужчин как Иван Рогожин нормальные женщины не уходят, а уж если так случилось, то исчезают навсегда, потому что он не простит такого предательства. Она жалела соседа, но в душе была довольна таким исходом. Аня принадлежала к тому типу людей, которые верят в судьбу, предзнаменования и принимают жизнь с философским терпением. Она любила Ивана, но ей и в голову не приходило, что нужно как-то дать ему понять это. Любовь пришла сама, поселилась в ней и не собиралась уходить. Не было дня, чтобы девушка не думала о нем, единственном. И вот он остался один. Выходит, судьба сама пошла Ане навстречу: избавила любимого человека от недостойной подруги жизни. Аня понимала, что жена изменяет Ивану, но ей и в голову не пришло как-то дать знать ему об этом. Ее любовь была чиста и возвышенна. Помнится в тот день, когда серебристый «форд» отчалил с их двора, она пошла в Спасо-Преображенский собор и долго там простояла перед амвоном, с которого священник читал проповедь. В слова она не вникала, но на душе было хорошо и светло. Аня не сомневалась, что будет верной женой Ивану, она не сомневалась и в том, что рано или поздно ее любовь сама пробьет броню его равнодушия... И вот, кажется, наступил этот так долго и терпеливо ожидаемый ею момент.

Аня уже закончила школу и работала в жилищном управлении, выдавала жильцам продовольственные и винные талоны. Раз в месяц приходил в контору и Рогожин, но карточки получал у другой женщины. Как и все стоял в очереди, предъявлял паспорт, расписывался в тетради и молча уходил. Сидящая за другим столом Аня видела, что ему все это противно и унизительно: толстуха, выдающая талоны на их дом, была грубой, хамливой, у ее стола нередко возникали скандалы. Одна женщина, которую та хороша знала, забыла дома паспорт, так формалистка не выдала ей талоны. Накричавшись и пообещав жаловаться, отстоявшая очередь женщина ушла, хлопнув дверью. Аня видела, как обострились черты правильного лица Рогожина, как пальцы сжимали папку из кожзаменителя, но он сдержался, ничего не сказал, хотя такие люди как он не терпят несправедливости, хамства. Выдавая карточки и талоны, Аня всякого наслушалась. Люди были злы, взвинчены, на чем свет стоит ругали правительство, демократов, Ленсовет, продовольственные комиссии, толковали, что с каждым месяцем становится все хуже, голоднее в Ленинграде, никто толком не может понять: куда все девается? Как будто уже ничего в огромной стране не производится, не выращивается, не поставляется в магазины. Цены растут, полно нищих на улицах, а сколько разбитых дорог, грязи, мусор неделями не вывозится со дворов, транспорт работает с перебоями... Нарочно все это делается? Испытывается терпение народа? Зато жуликам, ворам, новым капиталистам живется вольготно, сытно, богато! Это для них торгуют импортными товарами в самих дорогих кооперативных магазинах, где цены такие, что глазам не веришь!

Как-то поднимаясь на пятый этаж — лифт не работал — Аня увидела на низком широком подоконнике возле своей двери Рогожина, темно-русая прядь свесилась на лоб, он уставился неподвижным взглядом на электрощит с окошечками счетчиков, у ног его, обутых в теплые сапоги, дело было в ноябре, стояла тощая черная сумка. И глаза у него были не зеленые, а мутно-серые. Он и не заметил бы ее, если бы она не остановилась напротив. Несколько долгих секунд они смотрели в глаза друг другу, полные красиво очерченные его губы тронула легкая, чуть смущенная улыбка. И Аня уж в который раз подумала, как могла уйти от него жена? Тот высокий на «форде» тоже видный мужчина, но Иван гораздо симпатичнее. И ведь не скандалили, кто здесь буянит в квартирах всем известно. А Рогожины жили тихо-мирно.