Вильям Козлов - Дети ада

Губы его сжались в узкую полоску, темные брови сошлись, на щеках заиграли скулы. Он налил еще рюмку, выпил, негромко постучал донышком по мрамору.

— Никогда не говори мужчине, что тебе его жалко, — жестко сказал он. — По-моему, нет ничего обиднее этого. Жалость унижает, девушка. Это банальность, но именно так.

— Тогда не будьте таким грустным, Иван Васильевич.

— Зови меня Иваном, — сказал он.

— Я так сразу не могу.

— Тебе противно пить? — снова налил в рюмку и посмотрел в глаза. — Я вижу, противно.

— Я не люблю этого... — кивнула она на бутылку. — Но если вы хотите, я выпью.

— Зачем же такие жертвы?

— У вас такое лицо...

— Какое?

— У вас лицо... — она умолкла, не найдя подходящего слова. — Ну не ваше лицо, понимаете — чужое.

— Называй меня на «ты», — повторил он. — А это... — он тоже посмотрел на значительно опустевшую бутылку. — Твое дело: хочешь пей — не хочешь не пей. Вольному воля.

И снова будто отключился. Допил остатки коньяка, повертел бутылку в руках и вдруг грохнул ее о мраморный край стола. Осколки брызнули во все стороны, один царапнул руку девушки ниже запястья.

— Я уберу, — поднялась она с табуретки. — Где у вас веник и совок?

— А ты упрямая, — буркнул он, наблюдая, как она сначала тряпкой со стола, а потом метелкой с линолеума в совок собрала блестящие осколки и высыпала в полиэтиленовое ведро с красной крышкой, стоявшее у двери.

— Послушай, Катя... то есть, Аня, я пьян и хочу спать. Иди, голубушка, домой, — глухим голосом произнес он.

— Голубушка... — хмыкнула она. — Вы так свою жену называли?

— Я бы ее сейчас назвал...

— Не надо, Иван.

Она убрала со стола, вымыла посуду, а он все так же молча смотрел на нее стеклянными глазами. Покорно разжал пальцы, когда она отобрала то, что осталось от бутылки.

— Ты знаешь почему Катя ушла от меня? Ей надоело жить в этой нищей стране, стоять в очередях, шелестеть талонами в магазинах... Она любила пить вечером кефир, а кефира тоже не стало... Подвернулся один делец с лошадиным лицом, получивший теплое местечко в зарубежной совместной фирме по ограблению наших природных богатств... Помахал перед ее носом долларами и марками, она и растаяла... Увез на «форде» в Финляндию. Не в Лондон и Париж, а в Хельсинки! К чухонцам. Бедная, ей придется теперь учить финский язык.

— Вам... Тебе, Иван, ничего больше не нужно? —

спросила она, стоя перед ним. В больших серых глазах ее — грусть. Пальцы теребили подол удлиненной джинсовой юбки. Ноги у нее не полные, но стройные. И колени круглые. Их чуть видно из-под подола.

— Не забудь дверь захлопнуть, — зевнув, равнодушно сказал он и отвернулся к окну. Плечи его опустились, волосы на затылке стояли торчком. Она с трудом удержалась, чтобы не подойти и не пригладить.

Такой была их первая встреча, потом она долго не видела Рогожина, и вот сегодня он приехал. Загорелый, не пасмурный, снова деятельный, стремительный. Даже чего-то напевает. Сейчас он зайдет в парадную, вызовет лифт и поднимется на четвертый этаж. Выйти на лестничную площадку и поздороваться? Они не виделись больше полутора месяцев, он даже не получил за июль карточки на питание и талоны на спиртное, она бы могла их взять и отоварить, но понравится ли ему это? Когда она сказала, что жалеет его, вон как окрысился! У него появилась голубоглазая полногрудая блондинка с толстым задом. В брюках она выглядела просто неприлично. Странно, что вульгарная женщина могла понравиться Рогожину. Аня считала его интеллигентным, тонким человеком. Разве можно эту корову поставить рядом с его бывшей женой? С собой Аня не хотела ее и сравнивать. Не то чтобы была очень уж высокого мнения о себе, просто ей это и в голову не пришло. Как звать блондинку она не знала. Интересно, сегодня она примчится к нему?..

Слышно было, как стукнул лифт, еще можно успеть выскочить из квартиры и увидеть его, но она не двинулась с места. Голубая «Нива» стояла у цветочной клумбы, рядом на асфальте у мусорного бака нежилась в солнечном луче серая с черными полосами бездомная кошка, другая рыжая рылась в мусорном баке, голуби снизу поглядывали на шевелящийся полосатый хвост.

В конце июля 1991 года Лизу Ногину пригласил к себе председатель кооператива Иосиф Шмель и сказал, что «лавочку» по прокату заграничных видеофильмов придется временно прикрыть, мол, крупнейшие американские кинофирмы предъявили СССР ультиматум: кончайте пиратничество с прокатом видеофильмов, хотите смотреть — платите как везде в мире авторский гонорар. И прекратили вести дела с государственным кинопрокатом. Короче, могут в любое время нагрянуть из налогового управления и конфисковать видеокассеты, записывающую аппаратуру. Тысячи «писателей» сделали у нас на этом выгодном бизнесе миллионы, сутки напролет пишут фильмы и продают видеокассеты. И это по всей стране.

— Мне можно заполнять анкету безработной? — невесело пошутила Лола.

— У тебя ведь остались клиенты? — сказал Иосиф Шмель, лысый с пышными черными усами полный тридцатилетний мужчина. Когда она шла к нему, заметила у здания «мерседес», возле которого прогуливался с рассеянным видом плечистый дядя в синем спортивном костюме «адидас». Это охранник и телохранитель Шмеля. Она слышала, что он до полусмерти избил двух рэкетиров, осмелившихся вымогать деньги у председателя кооператива.

— А что толку? — ответила Лола. — Не будет кассет и клиенты разбредутся.

— Надо уйти в подполье, — блеснул белоснежными зубами Иосиф Евгеньевич. — В книжном магазине мы пункт закрываем, будешь торговать кассетами на дому, а лучше на какой-нибудь нейтральной площадке. У подруги, например? Забыл как ее... у Милы? — он окинул ее оценивающим взглядом. — Или у друга. Конечно, надежного человечка.

Лола слышала, что Еся, когда был в Штатах, где у него много знакомых, вставил себе фарфоровые зубы, хвастал, что эти «зубки» обошлись ему ого-го! Мог бы на эти доллары купить компьютер и видеосистему, но здоровье дороже денег... А денег у Есика как грязи. На советские рубли он покупает доллары и марки.

— А я не погорю? — засомневалась Лола. — Раз это теперь незаконно?

— Какой закон, девочка! — рассмеялся Шмель. — У нас полное беззаконие, переходим к рынку, кто чем хочет тем и торгует. Указов полно, да их никто не выполняет. Может, ты продаешь свои собственные кассеты. Все запреты на частную торговлю сняты. Наши ребята в мэрии не дремлют...

— Дома соседи, — вслух размышляла Лола. — Мила живет далеко, кто туда поедет?

— Я думаю, все это временно, — успокоил ее кооператор. — Такая видеоиндустрия раскрутилась в стране, что ее уже невозможно никому остановить. Нас просто пугают, да мы не боимся... Хочешь хорошо кушать и весело жить, Лолочка, трудись. Мои мальчики будут тебе завозить записанные кассеты домой на Бассейную. Конечно, среди любителей может затесаться и «мусор», так ты будь внимательна: сообщи адрес только проверенным клиентам, которые к тебе все время ходят.