Иван Алексеев - Светлые истории

Вместе с сотней школьников из разных областей страны он приехал в летнюю математическую школу в молодой городок биологов на Оке, спланированный вписаться в живописные ландшафты и донести своими широкими улицами, ухоженными скверами и вольготно прячущимися в зелени парков типовыми высотками простую мысль о просторах русской земли, дозволяющей и в городах жить, а не мучиться по прихоти и для выгоды чужого ума.

Городок располагал увлекающиеся натуры обманчиво мечтать о наступающем уже новом человечном времени и неизбежно притягивал к себе, особенно первое время, не только ученых, но и деятелей культуры — режиссера Никиту Михалкова, например.

Игнату Прянишникову понравилась очевидная футуристичность архитектурного решения высокого и прямого как стрела центрального проспекта с редкими жилыми зданиями и институтами, по которому они два дня прогуливались с сопроводившей его до места и всему радующейся восторженной его мамой. И молочные коктейли в магазине, особенно вкусные после прогулки в насыщенном кислородом воздухе, ему понравились. И экскурсия в один из институтов, где люди в белых халатах показывали ребятам свои лаборатории, и где в комнате с белыми перфорированными стенами, на монохромном мониторе первого увиденного Игнатом компьютера, в хитрой игре на выживание крутился по экрану зеленый человечек, съедая все другое зеленое, что там было, пока не оставался один среди пустого серого мира.

Но теперь, спустя тридцать с лишним лет, Прянишников понимал, что все это был только благоприятный фон для того, чтобы он понял и удивился людям, с которыми общался, и которых видел со стороны, и о которых только слышал — и уже всю жизнь потом мог не только догадываться, но и знать о существовании в людском многообразии таких же, как он, и много лучших него, и настолько лучших, что дух захватывало от одной мысли, что они есть.

Почему-то Игнат от своей области приехал в школу один. Вряд ли не было больше земляков, прошедших предварительные испытания на месте. Скорее всего, не поехали. Хохлов еще здесь не было, ребят из Сибири и с Севера — там были свои университеты и интернаты. Зато собралось много белорусов и ребят из ближних к столице областей. Много было тамбовских — Игнат связал это с тем, что уроженцем Тамбова был Колмогоров, придумавший эти интернаты для одаренных детей из провинции.

Как бы то ни было, соседом Игната по комнате в общежитии и по парте на период летней школы оказался скромный пацан из тамбовской деревни, которого тоже привезла мама, женщина в платочке, не ставшая, как мама Игната, гулять и искать, где переночевать, а сразу уехавшая.

Прянишников натужно покопался в памяти, вспоминая, как звали того парнишку — не вспомнил. Без имени парень мог потеряться в проявляющихся смутных картинках, и Прянишников решил обозвать его Сашей. То, что он помнил о его внешности: крепкое сложение мальчишки, не чуравшегося работы по хозяйству, короткие волосы с кудрявым чубом и светлое, рубленое по-тамбовски прямыми углами лицо — вроде бы не противоречило выбранному имени.

Жили они в университетском общежитии биофака и там же занимались, в больших лекционных комнатах на первом этаже. Этажей в здании было не меньше пяти. Если бы Прянишников вспомнил, был ли там лифт, он нарисовал бы и девять — здание ему запомнилось высоким. Располагалось оно на задах и пониже городских застроек, на крутом берегу, под которым по зеленым лугам сбегала далеко вниз к извилистой реке натоптанная тропинка. От высокого центрального проспекта к берегу и общежитию вела боковая аллея. По обе стороны вдоль нее стояли рядками жилые пятиэтажки из красного кирпича, в одной из которых был магазин, где продавали лакомство — молочные коктейли, коричневые и белые шарики развесного мороженого.

Саша в своей деревенской школе был круглым отличником и недосягаемым для ровесников учеником — таким же, как Игнат в своей, и как добрая половина вызванных в летнюю школу кандидатов. Были, конечно, среди них и не отличники, и даже фактические двоечники и троечники по языкам и гуманитарным предметам, которым натягивали удовлетворительные оценки за успехи в точных науках.

— Задача летней школы, — сказала на вводной лекции завуч интерната, куда они поступали, — посмотреть на ваше умение овладевать новым материалом и отвечать у доски. Сделайте так, чтобы учителя вас заметили. Будьте активными, тяните руку, правильно излагайте свои мысли, и все у вас получится!

Кандидатов на поступление разделили на два больших класса, будущие десятые «е» и «ж» — дополнительные к первым пяти классам двухгодичников, поступивших в интернат после восьмилетки без дополнительного летнего фильтра.

Учеба заключалась в выдаче домашних заданий по физике и математике со ссылками, где об этом можно почитать, и разборе заданий на следующий день у доски. Если учебный материал был незнакомым, разобрать его было проблематично. Нужные книги были в естественном дефиците, а без них осилить новое в непривычной обстановке, да еще с учетом кажущегося безделья вокруг, было очень непросто.

В первую же неделю выявились явные лидеры, которые как будто заранее перерешали все эти задания, и которых учителя спрашивали уже только по необходимости. За оставшуюся половину мест шла вялая борьба тех, кто что-то когда-то разбирал и с помощью подсказки мог дать частичный ответ. Игнат и Саша оказались на вторых ролях. Игнат пару раз поднимал руку, и его приметила учительница по физике: задавала наводящие вопросы, он отвечал. Саша сидел молчком, и учителя не догадывались, что он решал многие задачки из тех, которые они давали — это видел Игнат, подглядывавший в тетрадку соседа. Однажды утром он не выдержал и спросил у Саши:

— Почему ты молчишь? Я же вижу, что ты все решаешь. Последняя неделя пошла. Тебя не возьмут, если не будешь отвечать!

Саша уже заправил свою постель и убрал в тумбочку лишние вещи, как всегда аккуратно их разложив по своим местам — не хуже Игната, которого мама давно приучила убирать за собой. Услышав вопрос, он задумался и сделал лишнее движение рукой по заправленной постели. Потом выпрямился и, посмотрев в глаза Игнату, ответил:

— Я не все эти задачи знаю. Не уверен, что решу. Мне надо попробовать. А потом уже бывает поздно.

— Тебе уже некогда пробовать! Ты соображаешь лучше меня, — наседал на него Игнат. — Ты не жди других, а сразу сам тяни руку. Сообразишь у доски. Если затормозишь, училка подскажет, она всем подсказывает!

— Так не очень хорошо.

— Что не хорошо?

— Не хорошо надеяться на других.

— Ты и не надейся, сам будешь решать! Неужели приятно сидеть, когда другие, не лучше тебя, получают плюсы и плюс-минусы, а у тебя ноль? Я же вижу, что ты лучше многих! А получаешься никаким!