Андрей Сальников - О горах да около

***

Эта поездка началась задолго до того, как были куплены билеты на самолёт. Три года назад я изучал самые близкие к Санкт-Петербургу горы. Это были Хибины. Они показались мне интересными не только как горный объект, а ещё и тем, что находятся за полярным кругом. Так родилась мечта о путешествии в Заполярье.

Шёл август. Работалось с трудом. Мысли где-то путешествовали, и почему-то их всё время тянуло в северные широты. Мне казалось, что так и будет, пока действительно не побываешь там. Я изучил гору Халтиа, на севере Финляндии. Затем вновь вернулся к Кольскому полуострову, мечтая выбраться туда, хотя бы на выходные, но решил, что такой выход в Хибины будет глупым и расточительным.

Я расхаживал по карте северной Европы и, к своему стыду, обнаружил несколько собственных заблуждений насчёт Лапландии. Раньше я был уверен, что это обширная часть Финляндии, но, как оказалось, это огромный культурный регион, населённый саамами, или, как их называли раньше, лопарями. Сейчас эту территорию делят четыре государства: Норвегия, Швеция, Финляндия и Россия. Так вот, у Финляндии, как это ни смешно, самая малая её часть.

Не припомню, как я нашёл Кебнекайсе. Эта гора в шведской Лапландии. Она превосходит по высоте всё остальные северные горы Европы и находится в ста пятидесяти километрах севернее полярного круга. Горы, тундра, заполярье. Решено, еду в Швецию!

Я быстро собрал всю необходимую информацию о горе и путешествии в целом. Отвёл на поездку неделю и спешно купил билет на самолёт. При попытке забронировать проживание в приюте «Кебнекайсе», к моему великому удивлению, мне ответили, что мест нет. До вылета неделя. В спешке я нашёл хижину «Тарфаластуга» и, практически не раздумывая, оплатил там три ночи. Это горное жилище устраивало всем, лишь немного смущала его отдалённость. В первый день предстояло преодолеть двадцать четыре километра. Поэтому в деревне Никкалуокта, откуда начнётся пешая часть пути, я зарезервировал ещё две ночи. Там отдохну перед походом и после него.

Неудача с приютом заставила задуматься о доступности вершины. Теперь от хижины до высочайшей точки Швеции нужно пройти шестнадцать километров туда и столько же обратно. За день — бесперспективная авантюра. Я стал искать другие варианты восхождения и нашёл два очень заманчивых маршрута по ледникам, но ни один из них не соответствовал моему низкому уровню ледовой подготовки. Решил, что возьму ледоруб и кошки, а там буду действовать по ситуации.

Пока я изучал возможные пути подъёмов на вершину из долины Тарфала, мне попадались потрясающие фотоотчеты. Я просто влюблялся в это место. Зеленеющие горные озёра. Стекающие в долину ледники. Питающие шумные реки водопады. Нависающие над головой облака. Всё это уже проникло в меня, и я сгорал от нетерпения побывать в этом дивном и суровом крае.

***

Ночь я провёл в автобусе из Санкт-Петербурга в Хельсинки. Затем вылетел в Стокгольм, где пересел на другой самолёт и приземлился в Кируне. Этот маленький провинциальный городок, основной деятельностью которого, является горнодобывающая промышленность, знаменит вовсе не этим, а тем, что отсюда начинается путь в страну мхов, камня и льда.

Льёт монотонный дождь. Я сижу в кафе автобусной станции и жду рейса в Никкалуокту. Повсюду огромные рюкзаки. Теперь понимаю, почему в приюте не было свободных мест. Середина августа — высокий сезон на северных курортах.

Толпа шумно гудит на разных языках: шведский, немецкий, реже французский. Среди них, собравшихся в группы, замечаю молодого человека, так же, как и я, сидящего в одиночестве. Решаюсь заговорить. Мой английский не способствует лёгкой беседе, каждая фраза — как тяжёлые роды. И всё же разговор вяжется. Его зовут Миш, он из Люксембурга. Работает учителем химии и разговаривает на четырёх языках: люксембургский, немецкий, французский и английский. В его стране официально принято три языка, и учитель обязан знать все. Миш один идёт из Никкалуокты в Абиско. Его поход рассчитан на девять дней, протяжённость маршрута — сто пять километров. А мне друзья и родственники говорят, что я сумасшедший, шляюсь один где попало.

Подошёл автобус. Как задорные школьники, вся толпа, сидевшая в кафе, ринулась к остановке. Толпимся у входа. В стороне вижу пожилого мужчину, вернее, даже дедушку. Он худощав, среднего роста, седые волосы, густые брови, короткая борода и чеховские очки на носу. На его спине большой забавный рюкзак — квадратный короб из потёртой ткани, похожей на брезент. Старичок никуда не спешит, спокойно ждёт, пока свора «неугомонных детишек» займёт свои места.

За окном автобуса появляются сопки, озёра. Карликовые берёзки, о которых я помню из уроков природоведения, непрерывно мелькают вдоль дороги. Дождь стих, и я увидел горные хребты, укутанные в плотные синие облака.

Прибыли в деревню Никкалуокта. В течение дня сюда приходят два таких автобуса. Это примерно шестьдесят человек. Как минимум половина из них идёт в горы, а вторая половина отдыхает здесь на озёрах. Кафе, рестораны, жильё, транспорт, досуг. Государство всячески поддерживает население, дабы сохранить коренной народ саамов в местах своего изначального обитания.

***

В начале пятого утра я покинул уютную саамскую деревню и вышел в сторону гор. Полярный день здесь закончился в середине июля, но в августе солнце встаёт довольно рано, и в это время уже достаточно света, чтобы увидеть объём и краски тундровых пейзажей.

Холмы усеяны мхами, грибами и ягодами. Брусника растёт буквально под ногами. Она соперничает с черникой в количестве. Грибы размером с тарелку, чистенькие, без червоточинок. Ну а берёзы словно выкобениваются друг перед другом — кто примет более нелепую позу. Ольха не выпендривается, стоит низенькая в сторонке, трепещет.

Немного тревожно, вокруг ни души. Челноком туда и обратно пролетел вертолёт, слегка разбавив моё одиночество. Часам к десяти появились люди. Идут навстречу в сторону Никкалуокты, приветливо улыбаются. Теперь идётся легко и спокойно.

Деревья становятся ниже, а их количество реже. Даже ягоды мельчают. Не меняются лишь мхи, им ниже уже некуда. Просторная лента тропы превращается в узкую тесьму и уходит в гору. На западных склонах ущелья уже видны снежники. Со всех сторон слышится шум маленьких речушек. Они бегут по скалам и срываются водопадами вниз, наполняя неудержимой силой ревущий поток реки Тарфалайок.

Гора стала более пологой, и уже скоро предо мной открывается сумасшедших размеров чаша, одна сторона которой изрезана острыми скалами, одета в ледники и смочена озёрами, а вторая, с округлёнными вершинами, сухая и невзрачная, сплошной каменный ковёр.