Виктор Уманский - Борьба или бегство

* * *

В седьмом классе у нас появился новенький по имени Глеб Кадыков. Громадный: на полголовы выше меня и раза в полтора тяжелее. Его рыхлое лицо покрывала отвратительная сыпь из прыщей, а чёрные волосы, мытьём которых он себя редко утруждал, свисали патлами, оставляя сальные пятна на плечах пиджака. Но под дряблой кожей бугрились мышцы, и на уроках физкультуры Глеб вскоре стал одним из лучших. На этом его успехи в учёбе заканчивались, и по остальным предметам он получал двойки — главным образом из-за непроходимой лени. Но тупым он не был, о нет! С ужимками и подхалимажем охаживал он учителей, убеждая, что берётся за учёбу — с завтрашнего же дня. Слова подкреплялись неприкрытой лестью. Со стороны она смотрелась топорно, но, как ни странно, работала… на женщинах. С мужиками было посложнее, но сколько их в школе… ОБЖ да информатика — это Глеб мог пережить.

Мало-помалу Глеб начал устанавливать в классе свои порядки. Первым под удар угодил Серёжа. Терпеливый, задумчивый, да и в целом — весьма странноватый, он один из немногих до сих пор относился ко мне неплохо. Мы с Никитой и Димой иногда посмеивались над ним, но по-доброму, а вот Глеб подошёл к делу иначе. Он начал задевать Серёжу, и шутки его становились всё злее. Вначале — обзывательства, потом — затрещины и пинки. Глеб не скрывался, шпыняя Серёжу на глазах у одноклассников и учителей. Очевидно, кто-то вот-вот должен был вмешаться и прекратить это безобразие. Но месяц тянулся за месяцем, а шоу унижений Серёжи продолжалось и даже начало восприниматься как нечто естественное.

Я так никогда и не пришёл к этому. Не принял унижения другого как норму. Из книг я усвоил: никому не дозволено обижать слабых, а друзья должны поддерживать друг друга. Только вот вопрос: как реализовать это полезное правило? Что именно сделать? И почему я? Ведь все молчат! А ведь Серёжа мне не больший друг, чем тому же Никите или Диме.

Я решил выждать и выбрал пассивную форму протеста: время от времени отпускал едкие шутки в адрес Глеба. Тот посмеивался, но не отвечал.

День, когда ситуация переменилась, я прекрасно запомнил на всю жизнь.

Физичка вышла из класса, и Глеб с широкой улыбкой развернулся на стуле к Серёже.

— Эй, чмо! — лениво протянул он.

Серёжа разговаривал с Пашей, своим трусоватым соседом по парте. Он не ответил Глебу и хотел продолжить беседу, но Паша испуганно умолк и сжался — разговор прекратился.

— Слышь, я к тебе обращаюсь! Что это ты сегодня без пиджака?

Вчера Глеб вылил на Серёжин пиджак канцелярскую замазку — неудивительно, что сегодня этот пиджак остался дома. Глеб встал и вразвалочку подошёл к парте ребят. Потом резко замахнулся, и Серёжа неловко вскинул руки к голове, пытаясь прикрыться. Вместо удара Глеб схватил с парты Серёжин пенал и подкинул его в руке:

— Кто в волейбол?

— Принимаю! — Костя, вечный подпевала Глеба, выбежал к доске и встал в стойку, будто собираясь принимать подачу. Серёжа потерянно убрал руки от головы и снова повернулся к соседу, решив, видимо, не обращать внимания на происходящее.

— Серый, а ты с нами будешь? — Глеб со всей силы ударил Серёжу пеналом по макушке. Карандаши и ручки громко клацнули об голову.

Серёжа мучительно дёрнулся, затем машинально приложил руки к месту ушиба. Пара человек усмехнулись — начиналось привычное шоу. Словно во сне, Серёжа встал и вышел из класса. Глеб загоготал, изобразил волейбольный замах и отправил пенал к доске.

На происходящее я смотрел со странной смесью раздражения и смущения. Как Серёжа мог позволять так с собой обращаться? Развернуться и уйти, когда тебя унизили — жалкое зрелище. Родители часто говорили мне, что ничего не бывает просто так, и, если над человеком издеваются, значит, он сам дал для этого повод. Хотя бы неумением постоять за себя.

— Что, Глеб, физика — слишком сложно для тебя? Решил опять физкультуру устроить? — я подмигнул Глебу, и класс захохотал.

Да, шутка вышла отличной. Я наслаждался, ловя на себе взгляды. Глеб тоже рассмеялся, а потом крикнул «Лови!» и внезапно запустил пенал мне в голову. Я не ожидал ничего подобного и не успел ни увернуться, ни прикрыться. Пенал угодил прямо в ухо, тяжело клацнув ручками. Я чуть не задохнулся от боли и ярости, а все вокруг загоготали ещё сильнее. Кое-как выдавив кривую улыбку, я поднял пенал с пола.

— Ты лови! — я кинул пенал в голову Глебу, но бросок вышел косым. Глеб вытянул руку и ловко поймал пенал в полёте, а затем перебросил его Косте.

Одноклассники с интересом наблюдали за игрой. Я повернулся к Никите, и мы продолжили прерванный разговор. Но уже через минуту пенал внезапно с силой влетел мне в затылок. От неожиданности и обиды на глазах выступили слёзы; я резко развернулся. Глеб уже был рядом и поднимал пенал с пола. Вид у него был слегка виноватый.

— Ой, тебе больно было? — спросил он.

— Неприятно, — ответил я, постаравшись придать голосу недовольное достоинство.

— Всё, больше не буду. Извини, — Глеб протянул руку.

Я протянул свою. Взявшись за неё, Глеб резко рванул меня к себе, сдёрнув со стула, и ударил пеналом по голове. После этого он сразу отскочил подальше, хохоча. Весь класс покатывался со смеху вместе с ним. Мучительную секунду меня сжигали унижение и злость, но я всё же нашёл в себе силы засмеяться.

«Показать, что ничего серьёзного не произошло. И теперь уже не спускать с него глаз!»

И тут, наконец, вернулась физичка. Впервые я был рад её видеть.

— По местам!

Мне было неспокойно. Глеб ещё никогда не позволял себе такого поведения по отношению ко мне. Однако, скорее всего, это было лишь единичным эпизодом, случайностью. Я поглядывал на друзей — они никак не комментировали произошедшее. Наверно, это действительно выглядело как пустяк.

До конца дня Глеб больше не приставал ко мне, переключившись на вернувшегося Серёжу, и я потихоньку успокоился, но больше не пытался подкалывать Глеба.

На следующий день, на уроке истории, мне в голову сзади прилетела свёрнутая бумажка. Обернувшись, я увидел ехидные лица Глеба и Кости и показал им средний палец. После звонка, когда все собирали вещи, Глеб подошёл ко мне, вертя в руках ручку. Я уже застёгивал портфель.

— Мих, ты зачем мне свои пальцы показываешь? — задумчиво спросил он.

— А зачем ты бумажками кидаешься? — в тон ему ответил я.

— Ты видел, что это я?

— А что, не ты?

— Может и я. Но ты этого не видел, — он сделал паузу, и я пожал плечами. — Так что проси прощения.

— Что за бред. Пропусти, урок закончился, — я попытался обойти Глеба, но он закрыл проход своей массивной тушей в засаленном пиджаке. Одноклассники с интересом наблюдали за нами.

— Ты не уйдёшь, пока не попросишь прощения, — сказал Глеб, глядя прямо на меня.