Елена Королевская - Взгляд сквозь время

— Как он мог тебя так унизить, ты это понимаешь, что он тебя как вещь в магазине выбирает? Где твоя гордость, зачем ты пошла с ним в кафе? Конечно, дала мужику слабину, а потом удивляется! — кричала мама.

— Мам, ну зачем ты так? — тихо проговорила Катя.

— Как так?! Как? Я же тебе говорила, он будет шляться с кем захочет два с лишним года, а ты после его девиц грязь собирать? — вопрошала она негодующе. — Ты этого хочешь? Я для этого тебя растила!?

Катерину как будто обдали ледяной водой. Она уже не плакала, а испуганно наблюдала за разъяренной мамой. Мама металась по кухне.

— Ну козел, яйца б ему оторвать, — ругалась она. — Это надо, удумал такое предложить! Совсем мужики распоясались. Видит — девочка приличная, с хорошим будущим, и как корову на базаре выбирает! Нет, ты подумай, условия он будет ставить! Да кому он нужен. У нас еще этих Костей вагон и маленькая тележка будет, да, Катюнь? — неожиданно смягчилась мама и приобняла дочку за плечи. — И радуйся, что сейчас все узнала! Я ж тебе говорила, что об учебе думать надо, — на этих словах Катя снова захлюпала. — Ну перестань, Кать, ты у меня умница, красавица, это пусть он сопли на кулак мотает. Ну?! — и мама снова потрепала дочку за плечи. Катя поняла, что на нее сегодня гроза больше не распространится, и действительно стала успокаиваться.

— Ну, вот дуреха, — сказала мама совсем ласково, — давай чайку и спать. А этого козла выкинь из головы. — Телефон у тебя его есть? — неожиданно для Кати задала она последний вопрос.

— Нет, — ответила Катерина и, повернувшись боком от стола к входной двери, увидела, что из коридора за ними наблюдает младшая сестренка. Младшая встряла в разговор:

— Как же нет, Кать, он вроде давал тебе на бумажке свой номер, ты же рассказывала? Но Катя не растерялась:

— Ты что думаешь, я все бумажки храню? А потом, ты же знаешь, я ему сказала, чтобы он сам звонил. Младшая промолчала.

— Ну ладно, жалко конечно, — сказала мама, — а то я бы ему объяснила, как молоденьким девочкам мозги пудрить.

Семья уселась пить чай с вареньем.

Улегшись в кровать, Катерина вновь стала перебирать в голове все обстоятельства, приведшие ее к такому плачевному результату. Мама не внесла в ее мысли ясности. Катя, как в кино, прокручивала в голове сначала их знакомство — нет, здесь ей придраться не к чему. Потом первый поход в кафе. Вдруг, все от того, что я не предложила за себя заплатить? Мало ли, вдруг, он больше бахвалился, что у него есть деньги, а это была какая-нибудь проверка? И вдруг ее осенило, что, не исключено, проверка сделанное им предложение? И она по многу раз то отвергала эту версию, то принимала, каждый раз находя для себя что-то новое в произошедшем.

За короткое время проведенное с Константином, Катерина нафантазировала себе и белое платье, и уютный дом на берегу моря… Конечно, она не собиралась замуж за первого встречного, она понимала, что человека нужно сначала узнать, подготовить какую-то материальную базу. Например, жить в коммуналке с родителями мужа или с собственной мамой она не хотела. В планах девушки замужество стояло в районе двадцати пяти лет, когда будет закончен музыкальный институт, и она выйдет на работу.

Наконец Катерина себя убедила, проверял он ее или не проверял, ей все равно. Зависеть от мужа она никогда не планировала. Мама научила ее, что всегда нужно иметь тыл или запасной аэродром, чтобы в случае предательства козла, за которого Катя выйдет замуж, было на что и куда с достоинством ретироваться. Итак, раз она замуж не собирается, то зачем ей Константин с его дурацкими условиями?! Ей казалось, что с Константином покончено.

В следующее воскресенье Катерина, вернувшись с занятий, одновременно и ждала, и боялась Костиного звонка. А вдруг у нее не получится достойно ему ответить? В его умении внушать и объяснять она не сомневалась. Она решила не надеяться на заученную речь и попросила снимать трубку сестренку. В случае Костиного звонка отвечать надлежало, что она на занятиях. Константин позвонил, и сестренка ответила, как ее просили. Через час он позвонил снова, тогда сестренка прямо сказала, чтобы он сюда больше не набирал.

Младшая сестра видела состояние Катерины и жалела ее. Она всячески пыталась ее ободрить, и в числе прочих ей в голову пришла мысль, показавшаяся интересной. Не зря же мама столько раз говорила, что клин клином вышибают. И она искренне предложила, чем сидеть и вздрагивать в ожидании «чуда», лучше взять и самим набрать их общему телефонному знакомому.

— А чего? Вдруг, он не хуже? И ездить никуда не надо? Ну посмотреть-то на него интересно? — тарахтела сестренка. — И ты этих Костей-Шмостей выкинешь из головы. — Давай, — веселилась она, — не боись, он нас не съест!

Пока Катерина отнекивалась, что неудобно да некрасиво, чтобы девушки сами звонили парням, младшая, назвав, ее отсталой занудой, уже набирала номер. В трубке прозвучало бархатное:

— Алло? Говорите? Я слушаю, алло?

— Ну? — вскричала сестренка, тыкая трубкой в Катино ухо. — Давай говори что-нибудь!

Катерина вся красная, с вытаращенными от растерянности глазами шикала на сестру:

— Ты что, сдурела! Кто тебя просил?! — и пыталась вырвать трубку, чтобы положить ее на место и прервать связь. — Ну ты совсем больная на голову!

— Кать, а там все слышно, и как ты меня обзываешь, — улыбнувшись, сказала сестра.

Катерина замерла, борьба между девчонками прекратилась и, посмотрев друг на друга, они рассмеялись. Из трубки послышался смешливый вопрос:

— Ну что, девчонки, разговаривать-то будем? Или так разбежимся?

Было понятно, что их узнали, и Катерина решилась:

— Привет, — смеясь произнесла она.

— Привет, — весело произнес Владимир, — а я уж подумал, милицию вызывать, пока вы друг дружку не покалечили. — И сам предложил: — Девчонки, а чего мы все по телефону да по телефону? Сегодня воскресенье, давайте встретимся где-то недалеко и посмотрим друг на друга?

Катерине импонировало, что он не стал сразу звать ее на свидание, а приглашал их обеих всего лишь познакомиться. Она согласилась.

Владимиру шел двадцать четвертый год. Он взрослел без матери, она умерла от рака, когда ему должно было исполниться двенадцать. И отец, и мать Владимира приехали, как и у подавляющего большинства его приятелей, из деревни и, попав в Москву по лимиту, всю жизнь добросовестно проработали на заводе. Отец был человеком замкнутым, уважаемым коллегами, пил по меркам того времени умеренно: по пятницам, в дни выдачи заработной платы и праздничным дням. У него имелась близкая женщина, но в квартиру отец приводил ее только иногда и обычно только на выходные. В жизнь Владимира ни он, ни она не лезли и никак в ней не участвовали, кроме тех случаев, когда отец вплоть до наступления шестнадцатилетия лупил сына ремнем. Но всегда за дело: либо за вызов отца к директору школы, либо за вызов в милицию. Все его воспитание ограничивалось этими внушениями и параллельным проживанием с сыном в одной квартире. Отец резонно считал, что для воспитания есть учителя и школа, а для чего другого сын туда ходит? Владимир еле-еле закончил восьмилетку, пошел в профтехучилище и, не успев закончить его, на два года ушел служить в армию. А когда вернулся, то около года, что называется, приходил в себя, ничего не делая, привыкая к гражданской жизни. В конце концов отец взбунтовался и сказал, что больше не даст ему ни копейки, пусть идет работать. На работу без диплома и специальности устроиться почти не реально. Пришлось Владимиру восстановиться в ПТУ, закончить его, и наконец он пошел работать на пару с другом в государственный троллейбусный парк.