Юргис Кунчинас - Менестрели в пальто макси

Сейчас, как я уже сказал, она возвращается с кладбища. Идет по тропинке, которая могла бы привести в харчевню Шпессарт. Но ведет только лишь к желтому деревянному домику. Под окнами астры, сбоку - картофельные борозды. И жуки-водомерки ей видятся такими, каковы они на самом деле - обыкновенными жуками-водомерками. Их тут полным-полно каждое лето. Они не летают, не жалят, не гадят, даже не зудят. А все равно неприятные. Хотя всего лишь жуки. Не гуси и не шестилетние ребятишки с чумазыми лицами старообразных пьяниц. Хитрые мордочки, раскрытые ласточки. Что за злобное воображение! Иезекииль, фон Деникен, учительница русского языка... харчевня Шпессарт, твоя непросохшая акварель. Эй, эй! Только не вообрази, будто ты лучший ученик Иеронима Босха — таких множество и все одинаково гениальны. Наблюдай за жуками, сказано тебе. Во-от! Гляди в оба! Пируэт, прыжок, поворот, скольжение на спине, слепой полет в неведомое с горящими глазками. Фантастика! Напомню тебе опять же, что вычитал в старой Литовской энциклопедии в кожаном переплете, в далеком детстве, диву давался. Небось, позабыл? Вот и послушай.

Нидерландский живописец, фламандец, фантаст злобной совести, создавал главным образом картины на религиозные сюжеты, в содержание которых вводил фантастическую символику, которую трактовал так живо, что зритель мог поверить в существование этих необычных форм животных и растений.

Барышня-учительница! А как вы трактовали бы этих самых водомерок? Как вам нравятся их угрюмые лица, ротовые отверстьица, тоненькие ножки, отважные разбеги, скольжение едва касаясь животиком черной глади, их забавные ляжечки? А? Не хотите ли попробовать еще разок? В харчевне Шпессарт вас никто не ждет. Ни сегодня, к сожалению, ни завтра. Жаль, конечно.

Ты стой, постаивай, раз сказано. Ничего она не трактует, ей до того никакого дела нет. Пускай идет домой, как шла. На ужин, возможно, книжка, а потом — зубной порошок и густой гребешок .

А теперь видишь? С той же горки через ельник спускаются шестеро бородатых граждан в черных выходных костюмах. Художники, архитекторы, фотографы. Все фаталисты. С тяжелыми черными, а также коричневыми портфелями. Пить, надо полагать, что же больше. Сегодня День авиации, а литовцы - нация окрыленная. Однако при них еще и заступы. Зачем? Зачем, зачем! Они направляются на похороны своей молодости. Ведь все дела исполнены - дети созданы, дома построены, акварели закончены, холсты записаны, камни отесаны. Все сфотографировано и зафиксировано. Exit. Иссякло яростное воображение, как все-таки быстро! Иероним Босх некоторые полотна писал четырнадцать лет. Вот скучища-то. До жуков, можно себе представить, этим ребятам дела нет. Скука, скажут они. И - никаких трактовок. Интересно, слышали они хоть что-нибудь о харчевне Шпессарт?

Ты, один ты интересуешься этим дурацким скольжением, катанием, прыжками, инфузориями и тиной в черном чреве старицы. В отдающей болотом водичке. Потому что тебе некуда податься. Однако! Стоит лишь увеличить жуков до собственного роста, как они, радостно хихикая, стащат тебя с мостика, воткнут в зубы дымящуюся головешку и задорно пустят тебя по матовой поверхности, сперва с поддержкой, это для начала - чтобы не наглотался черной воды! И вот ты катаешься вместе с ними - взад-вперед, носишься, мчишься над темной водой! А чем еще заняться? Трактовать самого себя? Заседать в харчевне Шпессарт? Порицать совесть Иеронима Босха? Ну нет! Скользить, бежать, беситься, кувыркаться! Оп-ля! Они уже тянут тебя в ил, к тому берегу, где суровые окрыленные литвины приготовили яму для своей молодости и уже откупоривают бутылки. В иле тепло и мягко - там так приятно отдохнуть, лежа на спине. Да некогда — жуки-водомерки волокут тебя, спаивают болотным вином, болотной же водкой и пивом. А ил - на закуску.

Понимаешь ли ты, что толковал тебе Иезекииль? Постиг ли, что значит самому быть жуком-водомеркой? Станешь ли снова бормотать: «Gomorrha, Gomorrha»? Сам понимаешь, это не просто прыжки, пируэты и веселье. Это и утомительные экзерсисы, изнурительная трата сил, бессмысленное повторение пройденного курса и прежних ошибок. Это черная вонь, мерзкое хлебово, песни без слов, чехарда форм и состояний жизни - от анаэробной бактерии до огнедышащего чудища. И бок о бок смерть — личинки, насекомого, дракона. Видишь? Они еще попрыгают, поскачут и канут в болото на веки вечные. И если в твоей головушке застряла хотя бы одна мысль, старайся вырваться на вязкий мшистый берег, впивайся ногтями в камыш и в нависшие над водой ветки. Старайся, надрывайся, но знай: это не совет, не намек на существование иного, лучшего или более справедливого мира - ты и там обязан все создавать сам. Итак, пока лето, бегай себе вместе с жуками-водомерками, удивляй барышню-учительницу, не давай опамятоваться этим шестерым окрыленным погребальщикам в черных костюмах - они уже пьяны, уже валяются вповалку в общей яме, пытаются выбраться, но их ноги в самом деле прямые, а стопы воистину как у тельцов. Они вздыхают, пьют в яме мутную жижу и суетливо падают, как неуклюжие сухопутные жуки. Ведь это те самые ребята, которые некогда смеялись над поскользнувшейся на катке учительницей. Такова их участь, они даже умирают без единой мысли. Без малейшей мыслишки проваливаются в свой библейский ад - успев оставить свое семя и захлебнувшись грязной струей. Ни грана поэзии.

Итак, беги, скользи! Если осенит, шепни мне. Пока не поздно. Пока я Другой. Я тот, кто ожидает своей очереди на этом мостике в лесу над водным стадионом жуков-водомерок. Площадка для тренировок, буйства, бешенства, ада и смерти. Если успеешь, брось мне хотя бы несколько слов - я уже иду. С урока русского языка, из харчевни Шпессарт, из каменоломни, акварельной мастерской, с тренировочного полигона, где, как правило, камнями сбивают реющие поверх сосновых вершин вертолеты, - от всего этого исходило сияние от огня и молния из огня, а ступни тельцов были видны невооруженным глазом. Я иду, жди меня, жди. Пока! Пока!

А если уж так, то ни Иезекииль, ни яростной совести фантаст Иероним Босх тут вовсе ни при чем. Как и ты сам. Будем здоровы, аминь.

1992

Дивишься своей жизнеспособности, седой молодец? Хватаешь веревку в загаженных сенях и отправляешься по дрова. Мимоходом задумываешься о Вогезских горах, где никогда не бывал.

Вот ты уже на лесном взгорке: снег белеет между чистых стволов, а на высоте примерно в полторы тысячи километров и ниже плывут сизые низкие тучи. Их следовало бы подробно описать, сфотографировать, заснять на видео, воспеть в песне, издать цветной «Альбом облаков», а самые красивые - вон те розоватые, с оттенком зеленоватой дымки - хранить вечно в памяти: больше таких облаков не будет!