Ольга Шумяцкая - Я иду тебя искать

Любочка еще долго шуршала в спальне, и сквозь сон ему казалось, что оттуда тянет прогорклым луком.

Когда он, стоя у окна, собирал сумку, была осень. Любочка уже заклеила рамы, и ему приходилось курить в форточку. В сумку он бросил зубную щетку, бритву и книгу «“Фольксваген-гольф”. Третья модель. Пособие по эксплуатации». Потом отнес сумку в машину и снова поднялся в квартиру.

— Ну вот и все, — сказал он, глядя в стену.

Любочка теребила в руках кухонную тряпку. Он подошел и наклонился, чтобы клюнуть ее в щеку. Любочка дернула шеей, как раненая курица, и вдруг цыкнула зубом. Он резко повернулся, хлопнул дверью и сбежал вниз.

Он увидел ее сразу. Она выходила из проходной в своей доисторической шляпке, похожей на конфету «Сливочная помадка». Торопливо натянула перчатки, оглянулась — нет ли поблизости знакомых, все-таки она многих знала на этом заводе, — споткнулась на последней ступеньке и побежала прочь, низко опустив голову. Сердце сделало сальто-мортале и повисло, оторвавшись от спасительной лонжи здравомыслия. Нина вышла через несколько минут. Увидев его, медленно пошла через улицу. По тому, как она идет, он уже знал, что ему предстоит услышать. Даже слова приблизительно подобрал. «Ты вот что… Ты больше не надо…» — скажет она.

— Ты вот что… Ты больше не надо… — сказала она.

— Почему? Почему?! — Он не заметил, что начал кричать, размахивая руками, как на производственной гимнастике. Она приложила палец к губам и криво улыбнулась:

— Она права… Ты же знаешь, она права.

Он не видел ее лица.

Вечером он позвонил к ней в дверь.

— Открой! — сказал тихо, но она услышала. Стояла с другой стороны, дышала. Потом тихонько отошла от двери, и больше он не слышал ее дыхания.

Мать сидела очень прямо, сложив руки на столе и глядя перед собой сухими колючими глазами.

— Ты!.. Ты!.. Зачем ты это сделала?! Зачем ты к ней ходила?!

— Марк! — строго сказала мать, и он осекся. Перед ним сидела не его, Марка, мать, а Любочкина свекровь и Лялькина бабка. Да что там свекровь, бабка. Не свекровь и не бабка, а просто — Любочкина и Лялькина. Не его. Он вдруг отчетливо понял, что никто здесь его слушать не будет, что здесь есть одни интересы и одни права и принадлежат они не ему. — Отдаю ей должное, она очень достойная женщина. Я, честно говоря, ожидала другого. Она прекрасно меня поняла, — продолжала между тем мать, но, махнув рукой, он уже брел к двери.

Дома он распаковал сумку, сунул в стенной шкаф и прошел в спальню. Любочка лежала, отвернувшись к стене. Он лег рядом и тут же уснул.

Счастье их длилось долго. Целых десять лет.

На двадцатилетие свадьбы был снят ресторан.

— Вот видишь, — сказала Любочка.

— Что — видишь?

— Мы снова вместе.

Он понял. После истории с Ниной все в их жизни шло по-прежнему. Лялька. Рыбалка. Дача. Осенние заготовки. Валдай. Одно только изменилось. Раньше они все делали вместе, а теперь врозь. Например, Любочка моет после ужина посуду, а он быстренько сует все со стола в холодильник. Или другое. Он строит на даче сараюшку, а Любочка — на подхвате. Стоит рядом, подает гвозди, молоток, вот тут, говорит, левее, а тут хорошо, как это только у тебя так получается? Это у них получалось, а после истории с Ниной получаться перестало.

Сразу после своего возвращения Марк затеял ремонт. Делал все сам — как привык. Любочка крутилась тут же, задавала вопросы, давала советы.

— Папуль, а давай обои в спальню купим цветастые, знаешь, с розами такими… розовыми.

— Давай, — отвечал он, морщась на «папуль». — С розами. — И покупал в полоску.

— Пап, а пап, а у тебя тут что, дырка? А заделывать что, не будешь?

— Буду, — отвечал он, с трудом сдерживаясь, чтобы не заорать.

Нет, вместе никак не получалось. Теперь у них в доме были дела Любочки и дела Марка. Любочка мыла посуду, он уходил в комнату. А сунуть масло в холодильник ему в голову не приходило. Так и жили.

Накануне двадцатилетия поехали по магазинам. Надо было спиртное купить — в ресторане дорого, — заодно чего-нибудь в дом, заодно…

— Я ведь тебе еще… еще подарок не сделал. — Слово «подарок» почему-то далось ему с трудом. — Ты что хочешь?

Любочка шла, уцепившись за его рукав и с какой-то девчоночьей гордостью поглядывая по сторонам. Мол, вот я, а вот мой муж, и мы идем в магазин, вместе идем, под руку, а как же иначе? У прилавка она долго топталась, перебирала какую-то ерунду, совала ему под нос картонные полоски, пропитанные сладкими резкими запахами.

— Тебе нравится? Нет? А это?

— Нравится, — отвечал он. — И это. И это тоже.

— Главное, чтобы тебе нравилось, — шептала Любочка.

— Мне? Почему?

— Глупый! — улыбалась Любочка, но он уже сам понимал свою оплошность и злился, как будто кто-то заставил его выдать сокровенную тайну. Действительно, что ему до ее духов!

Духи все-таки купили. Марк повертел в руках коробочку, коротко кивнул, одобряя. Любочка засветилась, ухватила его покрепче под локоть, потащила к другому прилавку. «Настоящие французские духи, — вспомнил он. — Никогда так больше не делай!» Встреть он ее сейчас на улице — не узнал бы. А глупости всякие, как осколки битого стекла, царапают до сих пор. Больно.

Гостей встречали у парадного входа. Марка засунули в черный костюм. В нагрудном кармашке — маленький белый платочек. Он от этого платочка долго отбивался, но ничего не вышло, пришлось стоять с платочком наперевес. Любочка в красно-белом платье с широкими косыми полосами была похожа на флаг неизвестной, но дружественной державы. Платье развевалось на ветру, открывая круглые белые, как булки, коленки. Марк старался на эти коленки не смотреть.

А годовщина получилась очень хорошая. Ну просто очень. Мама плакала. Теща весь вечер просидела поджав губы. Лялька носилась по залу, крутила круглой попкой. Витька — старый болван! — привел девчонку. Девчонка эта почему-то все время попадалась Марку на глаза. Он на нее как будто все время натыкался. И спотыкался. У девчонки всего было много. Глаз, ресниц, рта, зубов, волос. Попка, такая же круглая, как у Ляльки, обтянутая коричневыми брючками, мелькала в разных концах зала — он не успевал поворачивать голову.

— Как зовут? — спросил у Витьки, когда они вышли покурить на улицу.

— Майка.

— Откуда взял?

— Из института повышения квалификации.

— И что она там квалифицирует?

— В основном коллекционирует. И классифицирует.

— Ага, ясно. Сколько лет?

— Тридцать пять.

— Сколько?!

— А ты что думал? Восемнадцать? — Витька хохотнул и саданул его лапищей по спине.

— У вас серьезно?

Витька с удивлением посмотрел на него:

— Серьезно-несерьезно… А ты что это вопросы задаешь?

— Да так.

— Так… ты вот что… ты не забывай, у тебя сегодня все-таки годовщина свадьбы. Большой, между прочим, мальчик.