Ольга Шумяцкая - Я иду тебя искать

Однажды стояли втроем на утесе и глядели, как Васька-маленький ковыряется внизу со своими ракушками.

— Как ты тогда успел, Васька? — вдруг спросила Она. В первый раз за все время спросила. Они никогда не говорили о… Они никогда ни о чем не говорили. — Как ты тогда успел?

— Никак, — буркнул он, — взял левака. — И отвернулся от Нее. — Хорошо хоть, до тебя дозвонился, — пробормотал Васька себе под нос и положил руку ему на плечо. — Вечно ты к телефону не подходишь.

Он скинул Васькину руку и побежал вниз. Камни выскакивали из-под его босых ног, и их острые края, казалось, впивались ей прямо в грудь. «Васька что-то сказал, а я ничего не слышала», — подумала Она и легла ничком на одеяло.

Она разжала ладонь, и мелочь снова высыпалась на пол. Она сидела на полу и глядела, как на ладони наливается алой пульсирующей болью длинная кривая царапина. Вяло удивилась. Разгребла монетки. Ключ, притворившись медяком, застенчиво лежал на полу. Очень маленький, очень блестящий, очень женский ключ. «Сейчас юркнет под какой-нибудь пятак, и я его не найду», — подумала Она и в испуге, что ключ действительно куда-нибудь спрячется, схватилась за брелок. Яркие винные искры ударили ей в глаза. Медленно Она поднесла ключ к глазам — ближе, ближе, как будто зрение вдруг отказало Ей. Красивый брелок — виноградная гроздь, серебро, крошечные топазы. Стекляшки, наверное.

Она поднялась с пола, подошла к открытому окну и попыталась вздохнуть. Воздух, горячий и влажный, почти сухумский, вливался в легкие густым тошнотворным бульоном. По спине пробежала струйка пота, к горлу подкатил комок. Солнечные зайцы настырно лезли в глаза. Она попыталась увернуться, но ничего не вышло. Горела крыша соседнего дома. Двор валялся внизу, как детский рисунок, брошенный с верхнего этажа. Мир треснул и раскололся. Она сделала над собой усилие, собрала мир в единую картинку, оторвала от подоконника негнущиеся пальцы и двинулась к телефону. Сняла трубку, не глядя потыкала пальцем в кнопки.

— Алло! — сказала трубка Васькиным голосом.

— Ты же все знал, Васька. Правда? Знал? — спросила Она мертвым голосом. — Никакого преферанса никогда не было. И сейчас нет. Он тогда опоздал, потому что ты до Него дозвониться не мог. Ведь не мог, да? Он, наверное, трубку не берет, когда Он… там. Ты не молчи, Васька. Ты что-нибудь скажи.

Но Васька молчал. Она видела побелевшие пальцы, вцепившиеся в трубку, круглое розовое лицо, застывшее, словно клоунская маска. Опустила трубку на рычаг, взяла брюки, валявшиеся на стуле, осторожно положила в карман ключ, вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

Он пришел поздно, почти в десять. Васька-маленький уже переделал все уроки, умял тарелку вареников с картошкой, посмотрел «Тома и Джерри», со скандалом почистил зубы и теперь дочитывал в постели «Гарри Поттера».

— Эй! — крикнул он, услышав, как в замке ворочается ключ. — Отец пришел, не слышишь, что ли?

Она вышла в коридор, прислонилась к дверному косяку и стала смотреть, как Он снимает ботинки. Он сидел на корточках и дергал затянувшийся узелок. Шерстяная макушка вздрагивала и, кажется, даже чертыхалась. Она наклонилась и поцеловала Его в сердитую макушку. Макушка повернулась, Он поднял лицо и, улыбаясь, потянулся к Ней. Она схватила его за уши и прижала к груди.

— Пойдем скорей, я тебя накормлю, — сказала Она. — Вареники будешь?

— М-м-м-м, — замычал Он, целуя ей грудь.

— Васька умял целую тарелку. Он тебя ждет, хочет что-то показать. Зайди к нему сейчас, а то он не уснет.

— М-м-м-м, — ответил Он и потерся об Нее носом.

В субботу Он ушел играть в преферанс. А Васька-большой принес мешок моркови. Пора было делать запасы на зиму.

Вовочка и Ксаночка были пара.

Не парой, а именно — пара. Парой можно сходить в кино или в кафе. Парой можно прийти на вечеринку, а после разойтись в разные стороны. Быть парой — это значит быть вдвоем, при этом сохраняя свою личную отдельность и отдаленность от партнера. Парой ходят за руку и рядом. Но при этом каждый — сам по себе. Пара — это совсем другое. Пара — это единый организм. Монолит. Четыре ноги, четыре руки, одна дыхалка. У Вовочки с Ксаночкой была одна дыхалка. Они существовали без зазора. Между ними было невозможно просунуть даже лист папиросной бумаги. Говорят, когда люди любят, они смотрят не друг на друга, а в одну сторону. Вовочка с Ксаночкой умудрялись смотреть и друг на друга, и в одну сторону. Мы считали, что они похожи на двухголового дракончика. Дракончик полыхал огнем. Вокруг Вовочки с Ксаночкой простиралась выжженная пустыня. Не то чтобы они никого не хотели. Они просто нас не замечали. Мы были им не нужны.

Сказать, что Вовочка был недотепой, — это не сказать ничего. Вовочка был великолепным обалдуем. Вы уж мне поверьте, я с ним пять лет проучилась на журфаке. На журфаке с Вовочкой случились две вещи. На экзамене по античной литературе преподаватель выбросил его зачетку в окно. Вовочка пространно ответил на все вопросы, только немножко перепутал предмет. Он думал, что отвечает историю партии. К пятому курсу у Вовочки за все истекшие годы накопилось 32 хвоста, которые он с успехом сдал за пять дней, рассказывая преподавателям байку о том, что трое прелестных малюток требуют его неусыпной заботы и поэтому он вынужден подрабатывать грузчиком в овощном магазине. В это время наша большая теплая компания, в которой Вовочка по причине внушительных габаритов занимал заметное место, окончательно раскристаллизовалась на парочки и потихоньку переженилась. Вовочка тоже не отставал. На какой-то дискотеке в главном корпусе МГУ он подхватил Ксаночку. Ксаночка училась на третьем курсе юрфака. Вовочкин диплом они отмечали мужем и женой.

Вовочка с Ксаночкой были живой иллюстрацией тезиса о том, что противоположности притягиваются. Ксаночка походила на сушеную запятую. Голова у нее была большая и круглая, а тельце — маленькое и тощенькое. Вовочка, напротив, обладал пышными, довольно размытыми формами и такими же неопределенными, мягкими чертами лица. Ходили они, тесно прижавшись друг к другу.

— Ксаночка! — говорил Вовочка, нежно глядя сверху вниз в Ксаночкины глаза и пожимая маленькую ручку.

— Вовочка! — отвечала Ксаночка, нежно глядя снизу вверх в Вовочкины глаза и отвечая на пожатие.

Дни рождения Вовочка и Ксаночка праздновали вдвоем. Уезжали в лес. Что они делали в лесу — неизвестно. Никого из нас они с собой не приглашали. Однажды мы намекнули, что неплохо было бы всем вместе с шашлычком на природе отметить Вовочкин двадцатипятилетний юбилей, однако получили вежливый, но твердый отказ. На Ксаночкин день рождения мы даже и не просились. Тем более что приходился он на середину января. Что они делали в лесу в середине января — об этом нам даже не хотелось думать. По вечерам они играли в баскетбол. Повесили на дверь корзину и, сидя рядышком на диване, бросали в нее мячи. Потом, когда подросла их дочка Мариночка, стали играть втроем.