Сергей Ленин - О людях, любви и о войне

получатель Щепиной Надежде Савватеевне

г. Харьков 22 ХВПУ «М»

получатель Гайворонков Андрею Григ.

Цензор 03838»

Где-то при переписке в написании фамилии произошла неточность. Так я никогда не узнаю, Гайворонов или Гайровонков был этот, видимо, вскоре погибший боец Андрей Григорьевич.

На всю жизнь мне запомнились моменты, когда я заставал бабушку Веру Щепину (в девичестве она носила фамилию Коткова) за чтением писем — фронтовых треугольников: это всё, что у неё осталось от сына Павла, погибшего в возрасте двадцати двух лет в 1944 году во время Великой Отечественной войны.

Моя сильная, весёлая, боевая бабушка отрешенно сидела у окна, перед ней были разложены эти письма-треугольнички, в которых Павел рассказывал о своей фронтовой жизни.

Она молча плакала, плакала горько. Казалось, она в своём сознании переносилась в то военное время.

Вот она бежит по полю. Тут и там рвутся снаряды, со свистом разлетаются осколки. А она бежит вперёд, за советским танком, который наступает на позиции врага. Ей хочется догнать его, убедиться, что там её сыночек Пашенька, её кровиночка, её первенец, её старший сын. Она рядом, она сможет спасти и защитить своего сыночка, не попробовавшего вкуса взрослой жизни. Не женившегося и не порадовавшего маму внучонком и красавицей-внученькой.

«Всё будет хорошо, беда минует этот танк и этих ребят, воюющих вместе с Павлом против чёрной чумы», — думает мать.

Танк догоняет немецкую машину, забуксовавшую в липкой непроходимой грязи. Затем он наезжает и давит эту легковую машину вместе с сидящими в ней офицерами вермахта. Мама Вера всё видит. Видит, как они сначала корчатся от боли, потом гусеницы танка перемалывают тела фашистов. Всюду кровь и ужас.

Фашисты-убийцы позируют на фоне своих жертв — мирных жителей

Не успели, гады, уйти от возмездия. Мы вас не звали в гости и топтать своими погаными сапогами нашу землю не позволим. Получите то, что заслужили.

Вдруг в танк попадает снаряд.

«Сыночек, где же ты?» — кричит мама.

От сумасшедшего удара в ушах поднимается гул. Он всё нарастает и нарастает, превращаясь в душераздирающий стон и вой, металл рвется как бумага. Всё вокруг горит.

Горящий танк Т-34

«Сыночек, Пашенька, родной мой», — продолжает звать мама.

Павел из последних сил выбирается из горящего танка и отползает в сторону. Скоро взорвутся загоревшиеся боеприпасы и снаряды, предназначенные для смерти ненавистным фашистам. Он теряет сознание.

«Павлик, мой родной», — мама подбегает к своему раненному сыну. Павел лежит на траве, зазеленевшей, только что проклюнувшейся сквозь прогревшуюся весенним солнцем землю. Силы оставили молодого бойца. Мама обнимает, целует своего сыночка, она не могла прижать его к своей груди уже несколько лет, с тех пор, как он ушёл на войну. Она гладит его повзрослевшее, уже не мальчишеское лицо. Поправляет пряди его шелковистых волос. Она с ним, с её дорогим сыночком, значит, всё будет хорошо.

И вдруг, как коршуны, как зловещие демоны, появляются фашисты. Старший чёрный демон раздает своим подчинённым лающим, отрывистым голосом короткие команды.

Фашистские солдаты передергивают затворы своих автоматов и приближаются к нашим бойцам, лежащим на земле без сознания. К тем, кто успел покинуть подбитый и горящий танк. Мама Вера бросается им навстречу, чтобы загородить дорогу к своему сыну Павлику и его солдатам.

Но фашисты продолжают настойчиво надвигаться.

Она бежит к сыну и закрывает его тело собой. Она делает всё, чтобы защитить своего сыночка от неминуемой гибели. Она плачет, кричит, молит Бога забрать их вместе с сыном в наше время, где нет войны. Она готова сделать все, только бы жил её сыночек, её Павел.

Фашистские автоматчики

Фашистский солдат в упор стреляет. Пуля пробивает её материнское тело, она вздрагивает, но боли не чувствует. Она находится в другом измерении времени, поэтому на поле боя ей никто не может принести вреда. И не может она принять весь удар на себя, не может она спасти своего сына, время не повернуть назад.

Пуля настигает её Пашку, её кровиночку. На траве появляются тёплые лужицы крови. Земля впитывает их.

А Павел видит свою маму Веру, отца Савватея в родном Иркутске. Видит младшего братишку Сашу, сестрёнку Мэри, они весело играют во дворе их дома. Видит, как красавица-сестрёнка Наденька пишет ему письмо на фронт. Он всегда с нетерпением ждал её писем. Он видит, как его девушка, отношения с которой только начали завязываться, машет ему рукой, когда вагон, в котором он находился, отъезжает от железнодорожного вокзала Иркутска. Перед глазами пролетают картины, где его так и не родившиеся сыночек и дочка идут в школу. В его школу на улице Российской рядом с набережной Ангары. Он видит небо и солнце.

Вдруг всё это обрывается, и наступает темнота, вечная темнота. Фашист обшаривает карманы только что убитого им молодого бойца. Выбрасывает тут же рядом с телом самые сокровенные для русского офицера письма из дома и фотографии любимых. Они фашисту не нужны, не представляют военной и материальной ценности.

Сердце матери разрывается на части.

Павел остаётся лежать, его открытые глаза смотрят в синее безоблачное небо. А в небе щебечут птички, им неведомо людское горе. Они не могли осознавать, что идет кровавая война. У них свои птичьи радости и заботы.

Мать плачет, её слезы поливают землю, как дождём. А сознание, которое бессильно, которое не может изменить время и события, давно произошедшие, возвращает Веру Ивановну в действительность.

Рядом сидит её внук Серёжа, тоже её кровиночка. Живой её росточек, которому ещё предстоит пробиваться к солнцу, к высотам жизни. Жизнь шла своим чередом.

Приближался День Победы.

К бабушкиному окну подлетел сизокрылый голубь, он ворковал, радуясь весеннему солнцу. Важно, переваливаясь с боку на бок, он ходил по подоконнику маленького окошечка, покосившегося иркутского домика. Потом клювом начал постукивать в стекло, видимо, просит — дайте покушать, «бирлять» сильно хочется. Мы с бабушкой вышли на улицу, я крошил для голубя хлебушек. Он жадно клевал, торопился, подпрыгивал и забавно бежал за новым кусочком хлеба. Нужно было успеть, ведь воробьи уже начали слетаться на этот пир. Природа жила своей жизнью.

Вера Ивановна Щепина, моя бабушка

Бабушка немножко просветлела лицом и начала улыбаться. Нежно обняла меня, и мы сидели долго, пока я не начал зябнуть на свежем весеннем ветерке.

«Баба, а почему ты плакала?» — деликатно спросил я.

Глаза бабушки опять налились слезами. Мне и так всё было понятно, и не стал я больше тревожить бабушкину душу. Завтра был День Победы, после войны прошло лет пятнадцать, и боль потерь была ещё не приглушенной временем. Много ветеранов войны, находившихся в расцвете сил, продолжали трудиться в народном хозяйстве. Грандиозного и масштабного празднования Победы тогда не устраивали. Но для меня общение с моей бабушкой было наилучшим уроком военно-патриотического воспитания, уроком добра.