Кит Стюарт - Дни чудес

Открою вам маленький секрет. Формально это не были феи. Внимательно прислушавшись, вы догадались бы, что звучавшая музыка не какая-то очаровательная колыбельная или мистическая баллада, а песня группы «Спайс герлз» под названием «When Two Become One», проигранная на магнитофоне. А дело в том, что одним из преимуществ руководителя театра является постоянный доступ к увлеченным актерам-любителям, которые положительно отзываются на просьбу воскресным вечером прийти и станцевать перед домом в сверкающих костюмах. А еще у нас есть склад реквизита, так что, в отличие от тех, кто рассчитывает только на магазин «Товары для дома и сада», нам не составило труда быстро раздобыть викторианские фонари.

Так или иначе, я выдумал этот глупый способ разогнать темноту, и он сработал. В конце концов Ханна бросилась от окна к лестнице, полная решимости увидеть представление вблизи. Но когда она добежала до задней двери, феи уже давно исчезли (как мы и договорились), скрывшись в переулке между домами. Я до сих пор не знаю, поверила Ханна в то, что они настоящие, или поняла, что это был просто спектакль. Она стояла у открытой двери, и ветерок шевелил волосы вокруг ее плеч. Ханна подняла на меня глаза, потом схватила за руку:

– Опять… Опять…

Пожалуй, с этого момента стало ясно, что у Ханны есть склонность к эскапизму, к театральным чудесам. В конце концов, это было в ее генах. Что до меня, то я нашел способ, пусть тривиальный и преходящий, который помог бы ей справиться со случившимся и с тем, что еще предстояло. Я знал: фантазия очень важна в жизни ребенка.

Так что каждый год я устраивал в ее день рождения нечто подобное. Чуточку игры, чуточку сюрпризов. Это превратилось в некий обряд, отгораживающий от реальности с ее медицинскими обследованиями и анализами, которые надвигались на нас каждую осень.

Годы пролетели невероятно быстро, и когда Ханне исполнилось тринадцать, она решила, что хочет просто встретить день рождения с друзьями. Прогулка в город, пицца, видео. Так должно было случиться, ведь вся фантазия на свете не в силах остановить ход времени.

За три месяца до ее шестнадцатилетия я начал сомневаться, успею ли поставить для нее еще одно шоу. Это казалось мне важным, словно от этого зависела какая-то часть будущего. Меня не покидало ощущение, что надвигается нечто ужасное и это – единственный способ подготовиться к нему. Понимаете, я бесконечно верил в магию театра. Ведь я уже говорил об этом?

Не умирай на сцене. Даже не думай об этом. Я не шучу, блин!

Эти зажигательные ободряющие слова проносятся у меня в голове, когда я впервые выхожу под ослепительный свет театральных софитов – впервые в качестве актрисы.

Конечно, я и раньше бывала здесь сотни раз. Когда твой папа руководит театром, ты в буквальном смысле вырастаешь на сцене. И это звучит невероятно помпезно, если не знать, что данная конкретная сцена находится в рыночном городке графства Сомерсет, а не в Нью-Йорке, скажем. К тому же я дебютирую в составе местной театральной труппы, а не «Королевской шекспировской компании», и, чтобы быть до конца честной, скажу, что играем мы не «Гамлета», и не «Кукольный дом», и не любую другую драму из программы к выпускным экзаменам. Эта пьеса – вульгарный фарс, написанный в семидесятые каким-то чуваком, о котором я даже не слышала. Папа называет ее «Давай валяй, сексистский придурок», но это не фактическое название. Во всяком случае, такие пьесы нравятся публике, и мы в ней увязли. Хорошо хоть Салли, художественный руководитель драмкружка, адаптировала сценарий к нашему времени, удалив расистские шутки. Правда, сексистские шутки остались, поскольку они хороши, если преподнести их с иронией. Поступив в прошлом году в драмкружок, я узнала многое о том, что именно взрослые считают приемлемым. Я редко выхожу из дому, поэтому при любой возможности стараюсь усвоить жизненные уроки.

К моменту моего появления на сцене пьеса уже идет полным ходом. Декорации представляют собой гостиную загородного дома 1970-х – лимонно-зеленый диван, ковер с толстым ворсом и кофейный столик из бамбука. Тед просто великолепен в главной роли суетливого бухгалтера-неврастеника, которому грозит выход на пенсию и, как следствие, перспектива оказаться лицом к лицу с агонизирующей семейной жизнью. Салли сделала гениальный кастинг, поскольку и в жизни Тед – суетливый бухгалтер-неврастеник, которому грозит выход на пенсию с соответствующими перспективами. Наташа играет его жену, хотя она на двадцать лет моложе героини и чересчур крутая, чтобы быть замужем за Тедом. Не так давно она занималась рекламой в одной из картинных галерей Лондона, но после рождения дочери Эшли они с мужем решили выйти из крысиной гонки. Она организовала «микроагентство» для галерей и художников на юго-западе Англии, но сейчас родила второго ребенка и сидит в декрете, поэтому немного психует. Наташа сказала мне, что жить в Сомерсете – нечто среднее между тем, чтобы оказаться в ловушке времени, как это было в «Дне сурка», или попасть в засаду, как в «Избавлении». Я прочитала в «Гугле» про «Избавление», – пожалуй, это не похоже на комплимент нашему графству. Дора, заведующая реквизитом, нашла для Наташи седой парик, и Маргарет, старейший член драмкружка – ей восемьдесят один, – говорит, что в нем Наташа похожа на французскую шлюху. Никогда не встречала таких грубых и циничных людей, как Маргарет, но она одна из моих близких подруг. Ведь я уже говорила, что не часто выхожу из дому? Так или иначе, мне пришлось погуглить еще и слово «шлюха», теперь оно мое любимое.

Итак, вот эпизод, в котором я должна появиться: супружеская пара неврастеников из британского среднего класса 1970-х готовится к приему гостей, новых соседей, с виду невероятно аристократических и респектабельных. Но тут с вечеринки возвращается подвыпившая дочь-подросток – это я, – и родителям приходится спрятать ее в кладовке под лестницей. На мне очень яркое платье из полиэстера, которое топорщится от статического электричества. Пока я пытаюсь пригладить юбку, Салли кивает мне из полутемной кулисы. Сейчас мой выход.

Глубокий вдох.

Чувствую, как у меня глухо колотится сердце, но не хочу даже думать об этом. Имитация дверного звонка – и я выхожу из-за черного занавеса у края сцены. Передо мной ряды кресел со зрителями, заплатившими деньги за то, чтобы их развлекали.

Ох, черт, мне пора!

Первое, что я замечаю, – странное потрескивание в воздухе, что-то вроде разлитого в воздухе напряжения, покалывающего кожу, – то ли энергия ожидающей толпы, то ли электричество от пожароопасного полиэстера, в который я одета. Я стараюсь не обращать на это внимания, сосредоточившись на том, что делаю: хихикаю и сконфуженно пожимаю плечами, когда родители спрашивают, какого черта со мной не так. Потом я, пошатываясь, прохожу мимо Наташи, чей парик лихо съехал на правый глаз, и с нарочитой неуклюжестью приземляюсь на сервировочный столик. С облегчением слышу смешки из зрительного зала, ведь у меня нулевой опыт с алкоголем. В драмкружке нам рассказывали о театральном деятеле Константине Станиславском, который говорил, что хорошая актерская игра основана на «эмоциональных воспоминаниях» актера – нужно вспомнить то, что испытал в жизни. Однако единственное мое эмоциональное воспоминание об алкоголе связано с тем, что я видела, как папа в свой день рождения, когда ему исполнилось тридцать семь, свалился со скамейки в пабе и разбил свою дурацкую голову. Так что я без конца пересматривала сериал «Холлиокс» и разглядывала в Интернете картинки по запросу «пьяные девочки-подростки». Никогда больше не сделаю такой ошибки!