Кит Стюарт - Дни чудес

– Так, ничего. Он просто козел. Как ты себя чувствуешь?

– Не блестяще. Но я не хочу об этом говорить, ладно?

– Конечно. Согласен. Во всяком случае, я рассказал тебе о своем плане. А теперь расскажи о своем.

– Моем плане на этот день?

– Угу, что же еще?

Он выбрал меня .

Солнце немилосердно печет. Вдалеке, на краю парковки, мерцает свет. Все вокруг в золотистом сиянии. Наверное, на побережье или на холме, с которого открывается вид на сельские пейзажи, было бы намного красивее, чем среди этого скопища «вольво» напротив супермаркета «Аргос». Но и здесь тоже ничего. От этого мне даже становится лучше.

– У меня есть план, – отвечаю я.

Беру темные очки, свисающие с ворота его рубашки, и надеваю их.

Он выбрал меня – но, с другой стороны, кто бы не выбрал?

– Пойдем.

Примерно двадцать пять минут спустя мы приходим в магазин комиксов. Кэллум исследует полки, а я сажусь, чтобы отдышаться. Маленький кофейный столик передо мной завален новыми вещами, которые мы еще не читали, и старыми, любимыми. За прилавком Дэв, на ней фиолетовое бархатное платье и сапоги на огромных платформах, зашнурованные до колена. Длинные, как когти, ногти покрыты блестящим фиолетовым лаком. Я люблю Дэв, потому что она такая, какой хочет быть, и выглядит так, как хочет выглядеть. И за это я восхищаюсь ею. Когда Кэллум отходит подальше, она устремляется ко мне и слегка толкает локтем:

– Вы с ним?… – Она энергичным жестом указывает на Кэллума, потом на меня.

– Мы с ним – что?

– Ну, ты знаешь!

– Правда не знаю.

– Вместе? – (Я молча смотрю на нее.) – Он такой мускулистый, – шепчет она.

Я решаю не отвечать, но ловлю себя на том, что киваю. Меня выдало движение собственной головы.

Подходит Кэллум, садится напротив меня, и мы просто вместе читаем и балдеем. Он рассказывает, как вырос на комиксах издательства «2000 AD» и как, не зная отца, воспринял мужские наставления от Судьи Дредда, Бродячего Воина и Пса-Мутанта, что само по себе не очень здорово. Я рассказываю ему, что моими мамами из комиксов были Чудо-женщина, Черная Вдова и Шторм из «Невероятных Людей-Икс». Они научили меня, что важно быть сильной, независимой и иметь огромную копну волос. Кэллум не говорит много о семейной жизни, а только то, что его мама непрерывно меняет бесполезных бойфрендов, хотя последний кажется вроде нормальным. Я рассказываю ему о своем детстве в театре, о том, как бoльшую часть времени проводила на репетициях, как фанатела от Оскара Уайльда вместо Джастина Тимберлейка. Я рассказываю ему даже о пьесах ко дню рождения.

– Правильно ли я понял, – начинает он, – что каждый год драмкружок ставил пьесы только для тебя и твоих друзей?

– Да.

– Пьесы, написанные вами?

– Типа того. Все они были основаны на сказках, на которых я была просто помешана. Говорила ли я об этом? И на самом деле мы никогда не писали сценарии. Мы с папой намечали их, а актеры импровизировали.

– Ух ты! Значит, у тебя был для игры настоящий собственный театр марионеток? Хотелось бы мне на него посмотреть.

– Наверное, где-то есть фотографии. Жаль, мы никогда не записывали пьесы, но мы с папой немного безалаберные. Должно быть, это выглядит довольно странно.

– Нет! Впрочем, да, – говорит он. – Но действительно здорово, что отец делал это для тебя. И прикольно, что ты увлекаешься комиксами и при этом театром. Довольно редкое сочетание.

– А-а, ладно. Ты читал «Последовательное изобразительное искусство» Уилла Айснера? – Я понимаю, что превращаюсь в занудного лектора, но это мой любимый предмет, и я не могу остановиться. – Он пишет о том, что комикс и театр сходным образом обрамляют действие. Они оба сокращают каждый эпизод до самых важных элементов, и тебе приходится как бы заполнять пустоты своим воображением. В них часто используется одинаковая техника – то, как создается пространство и освещение, и… прости, пожалуй, я слишком много об этом думаю.

– Не извиняйся. Не извиняйся за то, что ты умная.

– Я не умная. Вот то эссе, которое ты написал о «Джейн Эйр», оно умное.

Он пожимает плечами и отводит взгляд:

– Ханна, послушай… Я… я должен кое-что тебе сказать.

Приехали, думаю я. У него есть подружка. Или друг. Или он переезжает в Шотландию. Или все вместе.

– У меня, типа, проблема. Медицинская проблема. Вроде того. То есть не такая серьезная, как у тебя, но… у меня депрессия. Я принимаю лекарства и раз в две недели хожу к психотерапевту. Вот такие дела.

– Блин! Мне жаль.

– Просто иногда бывает плохо. Иногда все хорошо, но часто не очень. Изредка мне… ну, просто надо побыть одному. Я не могу видеть людей. Мне захотелось, чтобы ты знала. На всякий случай. Ну, не знаю… Блин, не важно! Некоторые мои друзья в курсе, но просто не говори всем в школе.

– Не скажу.

– Я знаю.

– Твой приятель это имел в виду, когда сказал, что ты иногда исчезаешь?

Кэллум кивает:

– Так что я пойму, если…

– Что?

– Если ты не захочешь тусоваться.

– И почему я не захочу тусоваться?

– Много разных дел.

– И заболевание сердца.

– Верно. Ну и парочка! Хочешь об этом поговорить?

– О чем, о заболевании сердца?

– Да, расскажи мне факты. Факты относительно твоей болезни.

– Гм… Я принимаю по десять таблеток дважды в день, и одна из них диуретик, так что я много писаю. Такого рода факты тебя интересуют?

– Да, это именно то, что я хотел знать, спасибо.

Я могла бы рассказать ему о чем угодно. О сердечно-легочном тесте под нагрузкой, об УЗИ брюшной полости и буквально обо всем, касающемся кардиомиопатии. Вместе этого я начала с мочеиспускания. Почему, господи, почему?

Во всяком случае, ничего не поделаешь. Вот такой серьезный разговор у нас состоялся. Мы возвращаемся к чтению, но про себя я думаю, как это – быть в депрессии и что в точности это означает. Он часто грустит? И есть ли у него склонность к самоубийству? Какая-то ужасно эгоистичная часть меня думает: а мне это надо? Что я делаю здесь с этим парнем? Меня случайно занесло в эту историю, а теперь оказывается, что все так сложно. Но потом Дэв ставит диск Ника Кейва, и я думаю: вот я сижу здесь, читаю комиксы, и парень такой милый, и все вполне терпимо. Дверь магазина открывается, и вваливается Рики. Наверное, Дэв написала ему или что-то еще, но он направляется ко мне с двумя банками колы и пакетом донатов.

– Для наших гостей, – говорит он и ставит угощение на столик.

Я едва не плачу от такой доброты.

Так что, когда время подходит к шести часам и магазин закрывается, уходить совсем не хочется. Другие фанаты комиксов выходят, шаркая ногами и сжимая в руках пластиковые пакеты с книгами. Мы с Кэллумом кладем на полки все книги, которые не можем купить. Дэв обнимает меня на прощание. Рики поднимает руку в вулканском салюте.