Александр Гуров - Короткая зима

— А кто он всё-таки такой? — спросила всё ещё находящаяся под впечатлением Дина.

— Он… — Феникс окинул взглядом фигуру старика, мерящего ботинками Петровку, — он долгожитель, умнейший человек, глыба, за ним постоянно шляется целый полк вопрошающих, я не знаю, как ему удаётся от них отрываться, и, конечно, первостатейный проводник по горам и весям разной категории сложности, и ещё Бог знает кто. Мы сошлись на том, что я не задаю ему лишних вопросов и он отдыхает душой.

— И сколько же ему лет? Просто так, интересно.

— За пятьдесят, я перестал считать. Много ему, много.

Старик закончил свой разговор и вернулся к ним с противоположной стороны улицы, куда его незаметно привела нить телефонной беседы.

— Я к Итальянцу? Едем? Он что-то закис в своём микрорайоне. Сюда, в Москву, ехать не хочет, говорит, чтобы мы поискали других дураков.

— Дин, ты как? Едем? — поинтересовался Феникс.

— Едем! Я за все ваши начинания, в одного из вас я стремительно влюбляюсь, другой — загадочный тип, значит, и третий не должен подкачать.

Итальянец стоял на втором этаже у открытого настежь окна над прорубленной в сердцевине длинного девятиэтажного дома аркой. Арка сокращала жильцам путь в магазины шаговой доступности, хотя, по большому счёту, их всех нужно было отправлять в обход, чтобы они стали поджарыми и трезвомыслящими. Доступность сильно развращала жильцов. Прямо под окном Итальянца синими пластмассовыми буквами гордо красовалась вывеска «Фотограф рЕмонт обувИ». Собственно, это были две вывески двух соседствующих заведений, выполненные в одном стиле, а «Фотография» давно потеряла окончание «ия».

«Весь этот микрорайон плох, очень плох, — думал Итальянец. — В нём только измученный строительством былой ландшафт, вокруг ни закоулочка, ни потайной двери, ни флигелёчка, ничего, сплошные прямоугольники да ячейки, и я живу именно здесь». С этими мыслями он взял со стола сырое куриное яйцо, рисованию которого в школе акварели Андрияки в Гороховском переулке могли бы посвятить годы обучения, и беззастенчиво бросил его вниз прямо под ноги случайному прохожему, направляющемуся в магазин, никаких других вариантов движения у него здесь всё равно не было. Яйцо ожидаемо скучно разбилось об асфальт, но вот желток, желток, совершив в воздухе невероятную траекторию, каким-то чудом попал точно в рот говорящему по телефону мужчине, и он его проглотил. Восхищённый Итальянец не стал прятаться, как когда-то в детстве, тогда он проделывал те же самые пакости, но, к сожалению, не мог в полной мере насладиться результатом и ограничивался матом и проклятиями за окном. Так вот он не двинулся с места и принял удивлённый вид, хотя перещеголять в этом прохожего ему всё-таки не удалось. «Это мальчишки с крыши бросают, — сочувственно произнёс он. — Балуются, мне однажды прямо на голову попало, когда высунулся покурить. Черти! Когда-нибудь я доберусь до них. А может быть, вместе сейчас добежим и застанем их на крыше? Давайте, а? — с надеждой в голосе предложил Итальянец, и прохожий согласился. — Код 192, я вам открою, вызывайте лифт, встретимся на последнем этаже!» И он исчез из окна. «Какой триумф! — бросая своё тренированное тело через ступеньку, думал он. — Всё-таки район как район и здесь бывает интересно. Всё дело в людях. Погоня!» Они встретились на последнем этаже, чердак был открыт, и напарники вывалились наверх. Никого. Побежали по длинной крыше, заглядывая за углы. Никого. Наконец, заглянув в последний из девяти выходов, где дверь и люк в подъезд были тоже открыты, они остановились. «Ушли. Уф! А неплохо мы пробежались. Но они быстрей, молодость, и плюс у них была фора, да?» Прохожий за всё это время не произнёс ни слова. Пакостный желток внутри видимо всё ещё не давал ему покоя, он даже не ругался. Они ещё покурили на залитой битумом прожаренной крыше. Посмеялись, а через полчаса происшествие превратилось в законченный анекдот, который ещё несколько лет гулял по району. «Идёт мужик в магазин мимо третьего дома, разговаривает по телефону…» В общем, здорово было!

Итальянец, а звали его Вася, достал из кармана телефон и набрал Кольке, Николаю Ивановичу, и позвал его в гости, ссылаясь на тоску и лёгкую депрессию, а узнав, что и Феникс, и какая-то молодая красотка ошиваются рядом с ним на Петровке, усилил давление и настоял. Здесь важно было не пережать, тяжёлую депрессию Колька раскалывал как орех, тоску же принимал на веру. Всё, жду!

В ожидании гостей Вася устроился у окна и обозревал небесный свод, в комнате из хороших колонок звучал «The Beatles», под окном вывеска «Фотограф рЕмонт обувИ» отливала синим.

С трудом найдя место и припарковав машину на тротуаре, а надо сказать, район был спроектирован и построен тогда, когда ещё никто из архитекторов не предполагал, что машина — это обычное дело, Николай Иванович освободил влюблённых с заднего сиденья. Размяв кости, все посмотрели вверх. Одной рукой подперев щёку, другой рукой им приветственно махал из окна тот самый, легендарный фотограф РЕмонт ОбувИ. Дине он тут же понравился.

— Он мне нравится. Хорошенький такой, грустный. Мы ведь сможем ему помочь?

— Подожди, ты ещё не знаешь, что это за жук. Вот и вывеской на итальянский манер обзавёлся, смущает умы, — достаточно громко сообщил Феникс, чтобы и Вася, сидящий в своём окне, его наверняка услышал.

— Так вот почему он Итальянец, всё дело в вывеске! — восторженно воскликнула Дина. — Вот это вы дураки!

— По счастливому совпадению, он действительно фотограф, — ухмыльнулся Николай Иванович. Это может его оправдать.

Первое же, что бросалось в глаза в квартире, это синяя буква «и», прикрученная к стене и дополненная красочным многоточием. С противоположной стороны на всех смотрела такая же синяя буква «я». В углу стоял свёрнутый полосатый матрас. На полу валялись персидские подушки, а к стенам жались стулья и табуретки.

— Посмотри на них, — сказал Итальянец, обращаясь к Дине, и обвёл рукой кухню, куда проскользнули и уже хозяйничали Феникс с Колькой, — это мифологические существа, неужели ты не видишь? Я ещё бегал по двору с пластмассовой сабелькой, когда Кольку уже звали Николаем Ивановичем. А Феникс? Он даже ничего не скрывает.

— Что не скрывает? — спросила она, наблюдая за ловкими движениями Феникса, который буквально порхал по кухне.

— То, что он птица, конечно.

— Хм, ты шутишь.

— Шучу, шучу.

— Сегодня хочу вас всех запечатлеть на бумаге, отказа не принимаю, — тут же во всеуслышание объявил Вася. — Теперь у меня есть вишенка на торте.

— Ну вот и открылось, зачем ты нас зазвал, творческий зуд вперемешку с ленью, — поставил свой диагноз Николай Иванович.

— А зачем у тебя столько стульев? Прямо концертный зал, — спросила Дина.