Александр Замараев - Собачий кайф

Иллюстратор А. К. Замараев

© А. К. Замараев, 2018

© А. К. Замараев, иллюстрации, 2018

ISBN 978-5-4485-3024-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Шёл четвёртый день болезни Андрея. Преодолевая ломоту в теле, он выпил жаропонижающие и пошёл в душ.

Юноша снимал квартиру-студию в четырёхэтажном оранжевом сталинском здании. Сама квартира была небольшая, двухэтажная (по семь квадратов на каждый этаж), располагалась она в довольно широких пустотах между стенами квартир. На первом этаже, у входа, стояли вешалка да полка для обуви; далее, располагался миниатюрный советский холодильник «Бирюса», кухонный стол с раковиной, небольшая газовая печь, душевая кабина и туалет напротив «кухни»; в центре комнаты был расположен небольшой стол, над которым висела миниатюрная люстра с лампой, а в углу разместилась спиралевидная лестница, по которой Андрей после душа поднялся на второй этаж. Второй этаж был обустроен под спальню: по бокам комнаты стояли кресло-кровать и раскладной небольшой диван, на бежевых стенах висели две небольшие картины с изображениями смеющегося Боба Марли в растаманской шапке и цветка в золотистых тонах; под картинами были привинчены длинные полки с книгами, на одной из которых восседала красная лава-лампа, на громадном подоконнике у юноши лежал большой красный матрац с клетчатым пледом, на котором обычно грелась его пушистая кошка Муся. Единственным изъяном в квартире, по мнению Андрея, было отсутствие батарей. Но и тут он изловчился: купил себе обогреватель на распродаже, тепла которого как раз хватало на то, чтобы прогреть его спальную комнату в холода.

Андрей включил обогреватель и бухнулся на подоконник. По окну тарабанил дождь. Перепрыгивая через морщинистые лужи на мокром асфальте, прохожие с зонтиками спешили по своим делам. «А мне никуда не надо, — подумал он, — я болею». И, обняв кошку, задремал.

Пока юноша спал, дождь на улице прекратился, оставив после себя сырые кладки зданий и влажный блестящий асфальт. Вдруг его разбудил звонок друга.

— Алло, Анд-дрей, как себя чувствуешь? Про-прогуляться не хочешь? — Говорил заикающийся голос из трубки.

— Да, Дим… мне вроде полегчало, пойдём.

Их путь лежал через площадь. Навстречу двум друзьям проплывали толпы людей — нищие, просящие денег, подростки с буклетами. После, площадь сменилась проулком с небольшими палатками, где лица восточной национальности торговали фруктами и овощами. Они свернули на более оживлённую улицу, и в глаза им резко ударил свет витрин магазинов и вывесок. Вся картина сопровождалась запахом сырости и дребезжанием машин и троллейбусов.

Шум на время прекратился, когда Дима с Андреем нырнули в подземный переход. Но ближе к выходу из подземки, барабанные перепонки товарищей окутала ласкающая нежная мелодия. Она то игралась с тёплыми воспоминаниями, то будоражила сердце жгучей страстью первой любви. А после, неожиданно меняя свой мотив, навеивала грусть и тоску по чему-то чистому, девственному, далёкому и невозвратному.

— Ты слышишь? Что это за мелодия?.. — завороженно спросил Андрей.

— Не з-знаю. Шопен какой-нибудь. — бросил Дима.

На выходе они увидели хрупкую девушку, уверенно играющую на старом покоцанном пианино. У неё было овальное лицо, голубые глаза, курносый нос и русые, заплетённые в косу, волосы; на шее у девушки парни заметили татуировку в виде скрипичного ключа. Постояв и послушав музыку, они пошли дальше — в сторону художественного училища.

— Д-думаешь, мы не слишком стары для рисования? — спросил Дима у Андрея.

— Вряд ли. Всего года два-три прошло с тех пор, как мы окончили художку. Не думаю, что мы много чего позабыли. Пойдём посмотрим хоть, что там за вступительные экзамены… Так… Композиция, рисунок, живопись — легко! Литература… ну, сдам, думаю. Математика… с ней у меня сложновато.

— Н-не бойся, прорвёшься, — улыбаясь, поддержал Дима и похлопал себя по карманам. — Да, надеюсь. До экзаменов ещё недели две-три есть… — растерянно пробормотал Андрей, — хорошо тебе — возьмут вне конкурса…

— По-твоему, врождённый п-порок почек — это хорошо? — и, спустя минуту молчания, спросил, — слушай, а закурить у тебя не найдётся? — и, услышав отрицательный ответ, предложил пройтись до ближайшей пивнушки.

Над головами друзей зависло звёздное небо, которое вдалеке перекрывалось прорезями уходящих туч. В нескольких метрах от них мигающие диоды разрезали темноту буквами «B», «E», «E» и «R», оставляя на влажном асфальте красные разводы.

Только сейчас Андрей понял, как быстро минул день.

В пивном магазине за столом сидели двое поддатых мужчин.

— …Вот знаешь, Гриш. Жена у меня была золотая женщина… — лепетал мужчина в зелёной куртке. — Я пил каждый божий день, а она всегда прощала меня! Всегда! Бывало, приду поздно вечером, а она ждёт меня вместе с Машенькой… И не истерик, ни ругани. Обнимет меня, тихонько поцелует. Ни слова не скажет… ик!.. А мне совестно, до сих пор! Сволочь я, тля, понимаешь? Таких душенек угробил… А дочка, дочка-то какая хорошая была, послушная, добрая. Я когда задерживался на работе — всегда гостинцы приносил ей, вот радости-то у неё были, ух-х… — глаза мужчины заблестели от слёз.

— Но-но, Серёг! Не всё ж так плохо! Мне б твою свободу… Моя жена деспот просто. Встречает каждый вечер со скалкой и упрёками, и слова доброго от неё не услышишь!.. И не дети у меня — спиногрызы одни!

— Эх-х, Гришаня… Не понимаешь ты меня… Дурак ты…

— Вы что-нибудь будете брать? — спросил продавец.

— Д-да, «Винстон» красный, п-пожалуйста.

— Эй, гарсон! Ещё литрушку давай… ик!.. — Воскликнул Гриша.

В это время друзья покинули пивной магазин. Они завернули в ближайший проулок, распаковали пачку и закурили.

Бледное задумчивое лицо Димы еле освещалось красно-оранжевым цветом сигаретного огонька. Он то и дело поправлял свою длинную рыжую чёлку, изредка выпуская из вздёрнутого носа клубы дыма. Края его острых губ зашевелились, и он что-то буркнул себе под нос.

Андрей не обратил на это никакого внимания — он тоже был погружён в свои мысли. На мгновение ему вспомнилось доброе и беззаботное детство. Ему вспомнилось, как он, ещё ребёнком как-то присел на крыльцо у входа в частный домишко и принялся разглядывать травинки на земле. Он обернулся — электрическим светом горело стеклянное окно, в котором мелькала тёмная женская фигура. «Бабушка…», — промелькнуло у него в мыслях. Затем ребёнок взглянул на тёмно-бархатное, усыпанное звёздами небо — где-то вдали неслись на него тучи, что были темнее ночи. Изредка они злостно сверкали молниями, что очень пугало маленького Андрея. Вдруг, так же, как и тогда, на него напал приступ страха перед чем-то неизбежным и необъяснимым. Незаметно для себя, юноша стал затягивать дым в лёгкие чаще, глаза его метались из стороны в сторону. Это заметил Дима.